Сладостное забвение - Лори Даниэль - Страница 4

Не выпуская телефона, он провел большим пальцем по челюсти. Я представила, что он так делает именно в тот момент, когда решает, как лучше убить человека.

Он шагнул вперед.

Я снова попятилась, как будто мы были одинаковыми магнитными полюсами.

Николас опустил руку, в его глазах заплескалось изумление. Может, я сделала что-то забавное? Я внезапно четко осознала, что не хочу быть его забавой. И еще четче, что уже ею стала.

– А я думал, Милашка Абелли должна быть милой.

Откуда ему известно мое прозвище?

Не возьму в толк, что в меня вселилось, но неожиданно я почувствовала себя свободной от ласкательного имечка, возможно, как раз потому, что Николас никогда не встречал ту девочку. Я хотела быть кем-то другим. Особенно для него по какой-то необъяснимой причине.

– Что ж, вероятно, мы оба ошибались. Я думала, что джентльмены обычно извиняются, когда врезаются в дам.

– А кто-то опять предполагает и болтает, – протянул он.

В моей груди нарастал странный гул. Я покачала головой.

– Это не было предположением или болтовней.

Он вновь сделал шаг вперед, а я – шаг назад.

Спрятав руки в карманы, он пробежался глазами по моему телу. Взгляд был не столько пошлым, сколько изучающим. Словно я и правда относилась к иному биологическому виду, и он пытался понять, можно ли меня сожрать.

Николас прищурился, глядя на мои розовые каблуки.

– Значит, у тебя есть какие-то доказательства?

Я кивнула. Он продолжал пристально смотреть на меня, из-за чего было тяжело дышать.

– Мама сказала, ты вел себя как идеальный джентльмен сегодня в церкви.

– Я действительно вел себя как идеальный джентльмен.

– Поэтому разница в том, в настроении ли ты быть джентльменом, Николас…

Он ничего не ответил, поднимая взгляд от моих каблуков, но спокойное выражение его лица подтвердило мою догадку.

– И, вероятно, сейчас ты им быть не хочешь? – выпалила я и осознала, что стоило промолчать.

Его взгляд столкнулся с моим и обжег меня.

Николас медленно покачал головой.

«Ну ладно».

Я достаточно долго упрямилась, гораздо дольше, чем Милашка Абелли, кстати говоря. И я решила, что пора убираться.

– Ясно, ну… еще увидимся. – Более идиотской фразы я и выдумать не смогла, после чего попыталась обойти Николаса, однако ничего не успела: он схватил меня за руку.

Он вцепился в мою руку. Хватка уподобилась огненному кольцу, и огонь этот был грубым и мозолистым. Ледяной страх смешался в моих венах с чем-то другим, невыносимо горячим.

Николас стоял рядом со мной, и его рука на моей была нашей единственной связью.

– Составь список хобби твоей сестры. Что она любит, а что не любит, размер обуви, платьев… то, что посчитаешь нужным. Ага?

– Ага, – выдохнула я. Скольких людей он убил вот этой рукой, державшей меня за запястье? Кстати, хватка оказалась не столько сильной, сколько крепкой, из нее было невозможно вырваться. Она напомнила мне, насколько я меньше, насколько я нервничала и ощущала себя не в своей тарелке. Напомнила, что я не могу уйти, пока он не решит меня отпустить.

Теперь он наблюдал за мной с интересом. Сердце грозило остановиться, кожа горела. Николасу не следовало меня трогать, будущий ли муж он сестры или нет. Папа́ мог выйти из кабинета в любую секунду, но Руссо это совершенно не волновало. А вот меня еще как волновало, особенно после разговора ранее.

– Я отдам тебе список в пятницу на вечеринке в честь помолвки, – выдавила я и попыталась вырваться.

Он меня не отпустил. Большой палец пробежал по моим костяшкам, сбивая пульс.

– Я полагал, семья Абелли может позволить себе кольца дороже пятидесяти центов.

Я бросила взгляд на кольцо на своем среднем пальце. Оно выпало из торгового автомата и было украшено круглым фиолетовым камешком. Мысль о безделушке меня отрезвила.

– Иногда самые дешевые вещи оказываются самыми ценными.

Взгляд Николаса вернулся к моему лицу, и еще секунду мы молча смотрели друг на друга. Его рука скользнула к моей ладони. Мозолистые кончики пальцев коснулись моих, более мягких, и сердце пропустило удар.

– Увидимся на обеде, Елена.

Он удалился, исчезнув в кабинете моего отца.

Cazzo…[9]

Я облокотилась о стену, чувствуя, как отяжелело кольцо. Я могла бы снять его, положить куда-нибудь, где оно, образно говоря, не будет висеть над душой, но знала, что не стану так поступать. Еще рано.

Хватка Николаса горела на коже, как клеймо, даже когда я зашагала по коридору.

И ведь Николас опять произнес мое имя самым неприличным образом.

Из старого радио у бассейна раздавалась негромкая песня Билли Холидей[11]. По хрустальным бокалам стекали капли конденсата, а серебряные столовые приборы сверкали в солнечных лучах. Был жаркий июльский вечер, и легкий ветерок оказался идеальным антрактом.

Огоньки гирлянды соперничали с солнцем и вились по крыше деревянной террасы, розовые кусты, высаженные матерью, цвели буйным цветом, стулья были удобными, а еда вкусной, но обед, на который приглашена толпа незнакомых людей, по определению не мог быть по-настоящему комфортным.

«Реклама семидесятых», сидящая напротив меня, впрочем, это мнение явно не разделяла.

– Тогда коп меня отпустил и даже не конфисковал кокаин…

– Джианна, – прозвучало тихое предупреждение Николаса.

Она закатила глаза и сделала внушительный глоток вина из бокала, но замолчала.

Мне стало интересно, почему Николас ее одернул и в каких они вообще отношениях. Может, Джианна его сестра? Они явно друг друга раздражали, но я почти не сомневалась: я где-то слышала, что Николас был единственным ребенком. Пожилой дедушка, он же муж Джианны, не сказал ни слова, только хмыкал в самые неподходящие моменты. Я начинала подозревать, что у него проблемы со слухом.

Джианна и правда являлась моей полной противоположностью. Я тихая, а она болтала безо всякого стеснения и громко смеялась. Я сдержанная, а она… прилепила жвачку к льняной салфетке, прежде чем принялась за спагетти, которые поедала, не накручивая на вилку. Я даже позавидовала ее беззаботному отношению к жизни.

Тони сидел с другой стороны от Джианны. Он расстегнул пиджак и откинулся на спинку стула, выражая отчаянную скуку, но я знала его слишком хорошо. Я заметила, с каким самодовольным видом брат почесывал щетину на щеке, словно был одновременно взбешен и заинтересован происходящим. А эта смесь никогда не предвещала ничего хорошего. Он красив, но не будь я его сестрой – обходила бы парня за километр. Его безрассудность опасна для окружающих, а особенно – для него самого.

Тони заметил мой пристальный взгляд и подмигнул.

Сад наполнился разговорами и звоном столовых приборов о тарелки, но повисшее в воздухе напряжение не собиралось рассеиваться, оставляя ощущение дискомфорта, которое ветер никак не мог унести с собой. Впрочем, все вели друг с другом непринужденные беседы, поэтому, возможно, дискомфорт чувствовала только я одна. В итоге я постаралась не думать о плохом.

Долго молчание Джианны не продлилось, хотя она и не стала возвращаться к вопросу о запасах белого порошка. На сей раз она начала обсуждать лошадиные скачки: вполне приемлемая тема, к которой многие присоединились. Не то чтобы окружающие были против наркотиков – более того, здесь ежедневно появлялись люди, в чьих карманах они точно имелись, – но при публичном обсуждении этикет Коза ностра призывал делать вид, что мы являемся классическим примером типичной традиционной семьи, живущей в доме за белой дощатой оградой. Даже если в действительности наши особняки окружали железные заборы с охраной.