Подари мне семью (СИ) - Гранд Алекса - Страница 8

Яркий свет, оставленный Дарьей в коридоре, слепит. Безжалостная апатия наваливается, придавливая грудь бетонной плитой. И я бы куда охотнее предпочел сейчас запереться в ванной и принять контрастный душ, чем интересоваться у супруги, как прошло ее лечение в оздоровительном комплексе на берегу моря, влетевшее мне в копеечку.

Но я наступаю себе на горло. Отодвигаю ненадолго мечты о благостной тишине и перемещаюсь в гостиную, где в углу кожаного дивана сидит Даша.

Длинные каштановые волосы, завитые крупными локонами. Выразительные карие глаза, оттененные умелой рукой визажиста. Маленький кукольный подбородок. Пухлые губы, тронутые вишневым блеском. Красивая она, очень красивая. Только такая чужая.

Закончив с разглядыванием собственной жены, я опускаюсь на ковер напротив нее. Стягиваю пиджак, в нагрудном кармане которого лежит осточертевший галстук. Приваливаюсь спиной к креслу. Широко расставляю ноги, упирая ладони в колени, и без особо энтузиазма спрашиваю.

– Как поездка?

– Прекрасно. Трехразовое питание по системе «шведский стол». Открытый и закрытый бассейны. Горный воздух. Гидромассаж. Кислородные коктейли. Вежливый персонал.

Захлебываясь, рассказывает Дарья, а у меня от ее трескотни в черепушке пухнут мозги и грозят полезть наружу через уши. А, может, это своеобразный откат после насыщенного рабочего дня с чередой увольнений и подписанным-таки контрактом с Гординым?

Кто знает.

Неуклюже веду плечом. Борюсь с подступающей мигренью. Бесцветно произношу.

– Хорошо. Что говорят врачи?

– Я абсолютно здорова. Никаких патологий, никаких отклонений. Мне кажется, я готова попробовать снова, Никит.

Выдержав паузу, восторженно восклицает Даша, а мое воображение стремительно заполняют яркие реалистичные картинки. Вечные анализы, постоянный прием каких-то витаминов, бесконечные тесты на беременность. Измерение температуры, изучение фазы луны, диеты. Секс по графику, сон по графику, жизнь по графику и прочая дичь, от которой у меня начинается непереносимый зуд.

Так что я глубоко выдыхаю и сжимаю кулаки, высекая жесткое.

– Я не готов.

Между нами простирается не то что тишина. Расстилается кромешное ничто, перебиваемое звуками Дашиного тяжелого дыхания. Натягиваются и рвутся последние нити, едва нас связывающие. Кажется, даже слышится хруст разбивающегося стекла.

Внутри тоже крошево. Не у меня, у Дарьи. Я же успел перегореть, чтобы сейчас испытывать хоть сколько-нибудь сильные эмоции.

У каждого человека есть предел. Мой наступил вчера.

– Сейчас не лучшее время, Даш.

Смягчаю реальность, конечно. Самую малость сглаживаю углы. Наверное, напрасно.

И завтра будет не лучшее. И послезавтра. И через год.

Я не хочу иметь детей от Дарьи. И вряд ли когда-то хотел… Я даже не понял, как она забеременела семь лет назад, ведь мы с ней всегда предохранялись.

– А когда будет лучшее, Никита?! Когда?! Когда мне исполнится шестьдесят, и я физически не смогу зачать?!

Переварив мое откровение, взрывается Даша. Вскакивает с дивана, курсирует взад-вперед, заламывает руки. Уже не походит на светскую львицу, сидевшую в гостиной какие-то пять минут назад.

Намотав несколько кругов, останавливается. Размышляет недолго и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние. Опускается на корточки рядом со мной. Поправляет край сползшего джемпера. Сминает трясущимися пальцами невесомую ткань.

– Скажи, что ты просто устал на работе и завтра передумаешь! И мы попробуем снова! И будем стараться до тех пор, пока у нас не получится! Скажи!

Дарья кричит так громко, что у меня начинает звенеть в ушах. Как будто там поселились дикие обезьяны с африканскими барабанами и в эту секунду исполняют свой популярный обезьяний хит. Нещадно долбит в висках.

Мигрень все-таки берет свое. Надавливает липкими щупальцами на затылок. Перекрывает кровоток. Приколачивает язык к нёбу. Но я с усилием возвращаю себе дар речи, твердо чеканя.

– Я серьезно, Даш. Я не передумаю. Я не готов. Мне нужно заниматься фирмой, уделять достаточно времени Маришке, ездить в больницу к сестре и к отцу, поддерживать мать. Я хочу вернуться к любительскому хоккею, хочу выучить испанский, хочу не думать каждый день о том, какой препарат мне нужно добавить в еду в восемь утра. Тебе, кстати, тоже не помешало бы найти себя прежде, чем заводить ребенка!

Вываливаю на Дарью то, что копилось и зрело очень давно, и замолкаю. Сбрасываю с плеч многотонный груз и одновременно поражаю насмерть супругу. По крайней мере, ее всю колотит мелкая дрожь, а красивое лицо безобразно перекашивает.

По ощущениям, принятие моей позиции занимает вечность. На самом деле – не больше двух или трех секунд.

Осознание. Паника. Детонация. И оглушительное.

– Ты эгоист, Лебедев! Махровый эгоист! Бессердечная самовлюбленная скотина! Это из-за тебя у меня случился выкидыш, и теперь я не могу забеременеть!

Кап. Переполнилась чаша терпения.

Дзинь. Порвалась струна.

Вжух. Смело остатки контроля.

– Хватит, Дарья! Остановись! Перестань перекладывать на меня вину, которую я испытываю восьмой год.

Наверное, в моем голосе слышится что-то по-настоящему страшное, раз Даша послушно прикусывает язык и зажимает рот ладонями. Сегодня она может проклинать меня и посылать в ад. Завтра будет ходить по пятам и извиняться.

Я привык к ее перепадам настроения. Их причина кроется в гормональном сбое, психологической травме и маниакальном желании завести ребенка. Только вот я устал смещать приоритеты и каждый раз придумывать оправдания.

– Иди отдыхай, поздно уже.

Отталкиваюсь от пола. Поднимаюсь. Эмоции атрофированы.

За грудиной больше ничего не плещется. Ни гнева, ни досады, ни разочарования. Есть только громадная иссиня-черная пустота. Которая смывает брошенные сгоряча слова, стирает воспоминания об ужасной ссоре, приносит безразличный столбняк.

Так что я отрешенно запираюсь в ванной. Заталкиваю одежду в стиралку и становлюсь под струи горячей воды, прогоняющие проморозивший меня изнутри холод.

«Нет ничего важнее семьи. Брак должен быть раз и навсегда», – всегда убеждала нас мама.

«Ты отвечаешь за свою женщину и за своего ребенка», – уверенно вторил ей отец.

Родители никогда не заговаривали о разводе и ревностно берегли друг друга. Вот и я старался создать ячейку по их примеру. Не получилось.

Когда я возвращаюсь в спальню к Маришке, она уже крепко спит, свернувшись в крохотный беззащитный клубочек. Ни о какой сказке не идет речи, и я осторожно огибаю кровать и тихо укладываюсь рядом, чтобы не потревожить детский сон. А наутро просыпаюсь от того, что меня за талию обнимают маленькие теплые ладошки.

И от этого простого племяшкиного жеста меня захлестывает волной щемящей нежности, которая прокатывается от макушки до пят и поднимается прямиком к сердцу.

– Доброе утро, принцесса.

– Доброе.

Риша сладко потягивается, а я первым скатываюсь с постели и топаю в душ. У нас не так много времени, чтобы поесть и собраться.

– Теперь ты. Марш умываться.

Целую Марину в макушку и направляюсь в кухню, чтобы сварить кашу и достать из холодильника вчерашний мамин пирог и разогреть его в микроволновке. Успеваю выложить на отдельные блюдца малину и голубику и завариваю чай к тому моменту, как посвежевшая племяшка появляется на пороге комнаты.

Улыбается, словно маленькое солнышко, обнимает меня за ноги и звонко взвизгивает, когда я отрываю ее от пола. Наполняет унылую квартиру веселым смехом, которого здесь не было слышно уже давно.

Подождав, пока я усажу ее на высокий стул, Мариша с аппетитом накидывается на пирог. За обе щеки уплетает овсянку и сметает половину ягод с тарелки. А я радуюсь, ведь в день, когда Катю увезли в больницу, мы так и не смогли уговорить Ришу попить даже куриного бульона.

– Наелась?

– Да, спасибо.

– Готова ехать?

– Конечно!

Восторженно вскрикивает Маришка и неуклюже сползает со стула – грациозно спрыгивать ей пока не позволяет маленький рост. Уносится в спальню за рюкзаком и любимой пандой по имени Люси и нетерпеливо переминается с ноги на ногу, пока я зашнуровываю кроссовки в коридоре.