Подари мне семью (СИ) - Гранд Алекса - Страница 21

– Да, Лебедев. Митя – твой сын.

Получаю гребанную горькую правду.

Распластывает. Разматывает в хлам. Кажется, раздирает тело. Разбрасывает остатки внутренностей по сторонам. Заливает землю под ногами фантомной кровью, вытекающей через сквозные отверстия.

Мое тело изрешечено невидимыми пулями. Аккурат между ребер сдетонировал самодельный фугас. Лютая боль разливается от макушки до кончиков пальцев ног. Глушит. Слепит. Выводит из строя барахлящие системы. Так, что я с большим трудом могу рассмотреть Кирины серо-голубые глаза и расслышать, что она продолжает говорить.

– Только это ничего не меняет. У тебя своя жизнь. Своя семья. Жена, которая ждет дома. Ребенок, которому нужно уделять внимание. Кто, кстати, у вас родился? Мальчик? Девочка? Близнецы?

– Нет никакой семьи. И ребенка нет. Никогда не было!

Выкрикиваю. Голос срывается на хрип. В горле саднит. В носу щиплет. Те чувства, которые я успешно подавлял долгие годы, высвобождаются. Образуют необузданный водопад и погребают меня под толщей воды.

Из последних сил выплываю. Цепляюсь за Кирины омуты, сверкающие непониманием.

– Как не было?

– У Даши случился выкидыш.

Сообщаю апатично, Кира же вздрагивает, как будто по спине ей прилетает удар хлыстом. Ежится, словно температура в воздухе падает на десяток градусов, и уязвимо обхватывает себя за предплечья.

– Господи, Никита, это ужасно. Мне очень жаль.

– Так бывает.

Сиплю, прожевав стекло. Кирина жалость окончательно обезоруживает. Последние щиты роняет. Душа нараспашку. Все настежь. И дикое желание отмотать время назад и все переписать.

Не расставаться с Ильиной. Пообещать Дарье заботиться о ребенке и не возрождать бракованного феникса из пепла. Забить на профит от нашего брака, даже если это решение ударит по благосостоянию моей семьи. Пускай…

– Почему не сказала тогда?

Спрашиваю глухо, хоть и отчетливо понимаю, что вел себя как законченный идиот. Вывалил на Киру не подлежавший обжалованию вердикт и совсем не подумал о последствиях. Не догадывался даже, как потом ломать будет. Хотел быть хорошим для многих, а оказался уродом для всех.

Для своего ребенка, в первую очередь. Того, о котором мечтал бессонными ночами. Которого представлял с клюшкой в руках и в хоккейной экипировке. Которого учил в фантазиях рыбачить и варить уху на костре.

Несбывшиеся мечты в очередной раз придавливают грудь бетонной плитой, и я не могу отдышаться. Жадно глотаю кислород, а насыщения не наступает. Наблюдаю потерю ориентации в пространстве. Не замечаю даже, как успеваю притиснуться к Кире еще плотнее и положить свои ладони на ее прохладные руки.

Снова она из этого ада вытягивает. Вздергивает подбородок и разрубает меня надвое жестоким, но вполне справедливым вопросом.

– И что это могло изменить? Ты бы разрывался на части? Метался между двух огней? Сидел бы со мной в консультации? И параллельно убеждал Дашу, что это нормально? Как скоро ты бы меня возненавидел?

– Не говори так.

– А как говорить, Никита? Разве я не права? Ты ее выбрал, ее! А я выбрала здоровую беременность.

– Ты любила меня когда-то?

– А ты сам знаешь, что такое любовь?

Полосуем друг друга до крови. Взрываем снарядами. Не оставляем камня на камне. Слишком долго в себе копили эту гремучую смесь из обиды и разочарования – все наружу выплескиваем.

Не сдерживаемся в выражениях. Капитально друг друга прикладываем. Берегов абсолютно не видим. Все выкорчевываем с корнем. Заливаем ядом землю. Себя тоже затапливаем этой отравой. Теряем разумное – отдаемся инстинктам.

– Могло быть иначе! Могло! Понимаешь?!

Выкрикиваю от безысходности, что плещется под ребрами. Ничего перед собой не вижу – только полные яростного огня серо-голубые омуты. И не успеваю себя тормознуть – накрываю Кирины губы своими.

Терзаю жадно. Покусываю. Только длится это совсем не долго.

Придя в себя, Кира отшатывается. Толкает меня в грудь. Отвешивает звонкую пощечину, от которой пылает и ее ладонь, и моя щека. Приглаживает растрепанные мной волосы и отчитывает, словно несмышленого мальца.

– Никогда больше так не делай, Лебедев! Слышишь? Никогда!

Если судить по гневно трепыхающейся на шее венке – сильно злится. А, может, волнуется. В любом случае, я не решаюсь усугублять конфликт. Разворачиваюсь. Двигаюсь пружинистым шагом к багажнику. Замираю.

Сбоку от меня слышится мерное урчание чужого автомобиля. Это приехал идеальный мужчина, образец для подражания – Павел. Он держит два букета из белых роз и огромного плюшевого медведя. В салоне у него наверняка лежит кремовый торт, плитка шоколада и бутылка шампанского.

Так что теперь, на фоне этого лощеного эталона я ощущаю себя последним дебилом с хоккейной клюшкой в руке и с перекошенным лицом. Мне определенно лучше свалить. Кире и ее ухажеру станет гораздо лучше от моего исчезновения. Только у Мити на этот счет другое мнение.

Воспользовавшись всеобщим секундным замешательством, мальчонка выскакивает из калитки, ловко огибает Ильину и подбегает ко мне. Улыбается широко, жмет протянутую ладонь и робко интересуется, не пряча искрящегося восторга.

– Здравствуйте, дядя Никита! Это мне, да?

– Привет, герой! Конечно, тебе. Держи. Как здоровье?

– В полном порядке.

Улыбается Митя, прижимая к груди клюшку, а я не могу оторвать глаз от эмблемы на его футболке. Оказывается, он играет за тот же клуб, за который играл я.

Моргаю растерянно. А водоворот воспоминаний уже засасывает в свою воронку.

* * * * *

Больше семи лет назад.

– За атаку игрока, не владеющего шайбой, малым штрафом наказан Никита Лебедев…

Тряхнув башкой, я откатываюсь за борт и плюхаюсь на скамейку. Снимаю шлем и не глядя принимаю у кого-то бутылку с водой. Хлебаю жадно. В ушах так звенит, что не сразу разбираю, что орет Степаныч, наш тренер.

– Лебедев, что за хрень с тобой сегодня творится?! На черта ты к нему полез?

Пожимаю плечами. У меня нет ответа на его вопрос. Есть только жгучее разочарование, разливающееся по венам.

Получив подзатыльник, не слежу за происходящим на площадке. Еще раз оглядываю трибуны и не нахожу среди болельщиков Киру. Неприятно ноет за грудиной. Предчувствие чего-то нехорошего захлестывает.

Она обещала прийти и не пришла. Единственное, о чем могу думать, когда истекают секунды штрафа и я возвращаюсь на лед. Мыслями не здесь нахожусь и снова косячу.

– За атаку игрока сзади малым штрафом и десятиминутным дисциплинарным штрафом наказан Никита Лебедев…

Понурив голову, занимаю место на скамье. Снова получаю выговор и подзатыльник. Морщусь.

– Лебедев, твою мать! Такую игру засрал!

Закипает Степаныч. Оттягивает ворот олимпийки и приклеивается взглядом ко льду. На меня даже не смотрит, но я кожей чувствую его досаду. Хлещет, как пучком крапивы по голым ногам.

Матч вытаскиваем на соплях. Кое-как выгрызаем победу по буллитам и получаем знатную выволочку. Кто-то из пацанов даже краснеет от непечатных эпитетов тренера, я же покладисто принимаю поток брани. Киваю. Виноват.

– Умрете на следующей тренировке на земле!

Угрюмо заключает Степаныч и вылетает из раздевалки, громко хлопая дверью. Мы разбредаемся по разным углам. Со мной рядом пыхтит Дашкин двоюродный брат Сема. Стирает с шеи пот полотенцем и криво ухмыляется, разворачиваясь вполоборота.

– Ник, а ты че сегодня не в ногах? Пассию новую потерял? Так она не придет больше.

– Че ты несешь?

Вспыхиваю в мгновение ока. Хватаю Семена за грудки и придавливаю к стенке так жестко, что он начинает хрипеть. Пытается сбросить мои руки, но я лишь усиливаю давление, намереваясь выбить из него все и даже больше.

Встряхиваю пару раз. Держу жестко. Пацаны еле оттаскивают.

– С хрена ли она не придет? Говори.

– А я встретил ее до матча в фойе. Поделился условиями нашего спора. Она девочка умная, сообразила, – мстительно сплевывает на пол Сема и отступает на несколько шагов назад. На всякий случай прикрывает горло ладонью.