И тогда я ее убила - Барелли Натали - Страница 14

В тот вечер я вернулась домой, завалилась в постель рядом с мужем, который давно уже оставил попытки меня дождаться, и стала грезить — грезить о том, что могло бы быть.

Мы договорились встретиться в кафе «Вершина» неподалеку от моей работы. Там отлично готовили, атмосфера тоже была что надо, а раз уж мне приходилось весь день проводить в магазине, приятно было не ехать на Манхэттен.

Я, как обычно, взяла эспрессо и некоторое время поболтала с хозяином кафе. Беатрис неизменно опаздывала, я уже привыкла к такому положению вещей. Но неизменно приятно было видеть, как она входит в дверь с широкой доброй улыбкой, протянув ко мне руки.

— Эмма, милочка, ну и денек выдался! Я носилась повсюду как сумасшедшая! Как же славно тебя видеть! — Она схватила мое лицо и расцеловала меня в обе щеки.

— Мы же только вчера виделись! — умудрилась проговорить я, хотя рот у меня перекосило. Пришлось удержать ее за запястья, чтобы она не вдавила мне щеки в голову.

— Давай поедим, — Беатрис выпустила меня, уселась и схватила меню, — а то я проголодалась. Что посоветуешь взять?

Мы сделали заказ, поболтали. Я сидела как на иголках и надеялась, что Беатрис не пришла в полный ужас от моих писулек. Оказалось, для меня важно, чтобы ей хоть немного понравилось прочитанное, — важнее, чем мне представлялось раньше.

— Должна сказать, Эмма, я немного нервничаю насчет того, о чем хочу тебя попросить.

— Попросить меня? Правда? Ну надо же!

— Я только что поняла, что вопросы жизни и смерти нельзя обсуждать за обедом. Надо было нам встретиться где-нибудь за коктейлем.

— Жизни и смерти?

— Ну, может, я преувеличиваю. Но дело важное. Очень-очень важное.

— Тогда я рада, что мы не выпиваем. Мне уже как-то тревожно, Беатрис, так что будь добра рассказать все прямо сейчас. Пожалуйста. Мне бояться?

Она ответила не сразу.

— Я шучу, — пояснила я и наклонила голову, чтобы поймать ее взгляд.

Беатрис подняла глаза.

— Знаю. — Она улыбнулась и выпрямилась на стуле. — Ты в курсе, что я работаю над новой книгой?

— Вроде бы да. Ты не особенно о ней распространялась, сказала только, что она особенная. На самом деле загадочное заявление.

— Так вот, сейчас я собираюсь рассказать тебе о ней все.

— Хорошо, рассказывай, — согласилась я, а про себя подумала: «Сколько же времени это займет? Должно быть, моя рукопись просто чудовищна, раз уж Беатрис приходится вот так готовить меня к разговору. Видимо, она собирается рассказать, насколько плох был ее первый черновик и как пришлось начать все сначала, что-то в этом духе».

Мы переждали, пока официант закончит сервировать нам еду, а потом Беатрис предупредила:

— Только пообещай, что ничего не расскажешь. Ни Джиму, ни кому-то другому, вообще никому на свете. Ни единой живой душе. Сможешь?

Я уже собралась рассмеяться, ведь Беатрис наверняка шутила, но когда наши глаза встретились, взгляд у нее был серьезнее некуда.

— Ну как тут обещать, Беатрис. Я же понятия не имею, о чем пойдет речь.

— Ничего незаконного, криминального и так далее. Просто кое-что очень личное, сокровенное, и я не хочу, чтобы кто-то еще об этом узнал. Пока что. Может, позже, но не сейчас.

Я переварила сказанное.

— О’кей, принято, обещаю. — Я подождала, но Беатрис продолжала молчать. — Все в порядке?

— Я хочу, чтобы ты стала автором моей книги. — Она так быстро выпалила это, что я подумала, будто ослышалась.

— Что?

Она положила вилку, вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Я хочу, чтобы ты стала автором моей следующей книги. — Теперь каждое слово было произнесено четко и неторопливо. Должно быть, лицо у меня вытянулось, потому что Беатрис вскинула руку и попросила: — Сначала выслушай меня.

— Не беспокойся. Я нема как рыба.

Так начался самый странный в моей жизни разговор.

— Не понимаю, почему ты не хочешь издать ее под своим именем. По мне, в скрытности нет никакого смысла.

— Я просто хочу снова стать свободной. Ты не знаешь, каково это — быть на моем месте. Критики вцепятся в книгу и спустят на меня всех собак. Я пишу криминальные романы, Эмма. Триллеры. Может, они и хорошо мне удаются, но я постоянно выступаю только в одном амплуа. А мне нужно, чтобы на новую книгу посмотрели свежим взглядом, без привязок к жанрам.

— Но всем наверняка понравится твой роман! Почему нет? Ты отлично пишешь!

— Спасибо, Эмма. Ты всегда так добра ко мне! — Беатрис открыла рот, будто собираясь что-то сказать, но не издала ни звука.

— Так в чем дело?

— Я уже как-то раз пыталась.

— Пыталась?

— Да, написала книгу о войне. Ни убийств, ни преступников, просто история двух людей.

— Ну, знаешь, истории про войну… — Я тряхнула головой. — Давай посмотрим правде в глаза: нужен ли этому миру еще один военный сюжет?

Беатрис отвернулась.

— Для меня та книга была особенной.

— Прости. — Я сообразила, что ранила чувства подруги, и накрыла ее руку своей. — Расскажи, когда это было? — Я не сомневалась, что прочла все опубликованные произведения Беатрис, но не могла припомнить ничего подобного.

— Много лет назад. — Она забрала руку, отмахнулась. — Я опубликовала тот роман под псевдонимом, сама оплатила тираж — такой маленький тщеславный проект. Говорила себе, мол, неважно, будет книга продаваться и как ее примут критики. Я сделала это для себя.

— И что было дальше?

— Ничего не было. Пришлось арендовать секцию на складе, и там на полках по сей день стоят нераспечатанные коробки с прекрасно изданным первым и единственным тиражом книги «Жизнь после нас» некой Б. И. Эверетт.

Я не знала, что сказать. Я выжидала, а она гоняла еду по тарелке.

— Мне стало ясно, что все-таки это имеет значение — что скажут люди. В самом крайнем случае пусть они хотя бы прочтут книгу — хотя бы некоторые, даже немногие, но все же. Я бы не потратила десятки тысяч долларов на печать пяти тысяч экземпляров, будь мне все равно.

— Но, Беатрис, меня же никто не знает! Чем я отличаюсь от этой, как ее, Б. И. Эверетт?

— Была одна рецензия на «Жизнь после нас» в маленькой газетке, очень хорошая. Критику книга понравилась. Он даже хотел взять у автора интервью и проявил некоторый интерес к раскрутке романа, но, конечно, об этом не могло быть и речи. Я же не могу притвориться другим человеком.

— Тогда почему ты не раскрылась?

— По причинам, которые объяснила раньше: из-за порядков в литературном мире. Никому не надо, чтобы автор криминальных повестушек вдруг обнаружила амбиции серьезного романиста, уж поверь мне. Я, знаешь ли, не первая, кто пытается вырваться за рамки амплуа. Есть очень известные авторы, которые «раздваиваются», когда пишут криминальные истории или фэнтези, а еще «серьезные», — она изобразила в воздухе кавычки, — писатели, которые завели себе псевдоним-другой.

— Как та авторша книг про Гарри Поттера.

Она подняла голову и наконец-то посмотрела на меня.

— Да. Как Джоан Роулинг, например. О ней ты слышала, но, Эмма, есть еще многие-многие другие. Представь себе, что та же Роулинг вдруг обзавелась бы альтер эго, чтобы давать интервью, выступать по радио, вообще хоть как-то проявляться публично. Никто бы ничего не узнал. И она благополучно публиковала бы все, что заблагорассудится.

— И ты хочешь, чтобы я все это делала? Давала интервью, выступала по радио? Стала лицом Б. И. Эверетт?

— Нет, конечно, незачем изображать из себя постороннюю дамочку. — Пришла ее очередь потянуться через стол к моей руке. Она не сводила с меня глаз. — Ты, конечно же, будешь Эммой Ферн: Эммой Ферн, автором моей новой книги.

Я совсем растерялась. Мне по-прежнему было непонятно, что даст размещение моего имени на обложке. Ведь никакого литературного авторитета у меня нет.

— Это Эмма Ферн написала книгу, которую я только что закончила, — медленно проговорила Беатрис.