Много шума из-за невесты - Джеймс Элоиза - Страница 11

• Предыдущая
• 11/69
• Следующая

— Я чрезвычайно рад тебя видеть, — ответил Рейф. Не было ни малейшего сомнения в том, что он говорит это искренне: естественно, утопающий всегда надеется, что друг бросит ему веревку. Или, как в данном случае, желаемое спасение могло бы обеспечить обручальное кольцо, надетое на пальчик одной из его подопечных.

Рейф обратился к молодой женщине, сидевшей слева от него:

— Мисс Эссекс, позвольте представить вам моего старого друга мистера Фелтона.

Мисс Эссекс предположительно была старшей из четырех подопечных Рейфа. Лусиус сначала ее не заметил. Она была совсем не такой, как великолепная чувственная блондинка на другом конце стола, и не такой, как страстная брюнетка. Она, конечно, тоже была красавицей: волосы цвета бренди, высокие скулы, чуть приподнятые у висков глаза — серьезные, умные, загадочные и нежные…

Она ему улыбнулась, а он застыл на месте как болван и некоторое время молчал. Потом наконец поклонился.

— Очень рада познакомиться с вами, — сказала она, протягивая руку. Оборка на рукаве была заштопана возле запястья. Судя по всему, сведения Деруэнта относительно отсутствия у девушек приданого были правильными, хотя оценка их шансов на ярмарке невест была абсолютно неверна.

— Я искренне сожалею о смерти вашего батюшки, — сказал Лусиус. — Я встречался с лордом Брайдоном пару раз и считал его галантным и жизнерадостным джентльменом.

К его ужасу, у мисс Эссекс, кажется, увлажнились глаза.

— Лусиус, садись, пожалуйста. Бринкли приготовил для тебя место рядом с мисс Эссекс, — сказал Рейф. — После ужина я представлю тебя всем остальным.

— Я обижусь, если вы лично не поприветствуете меня, прежде чем садиться за стол, — раздался пронзительный голос леди Клэрис с другого конца стола. — Дорогой мистер Фелтон, как вы поживаете? — Она протянула руку с самодовольной ухмылкой.

Лусиус, скрипнув зубами, обошел вокруг стола и поцеловал протянутую руку.

Можно было не сомневаться в том, что леди Клэрис, не переводя дыхания, заведет разговор на свою излюбленную тему.

— На днях я встретила вашу драгоценную матушку, — произнесла она, наблюдая за его реакцией из-под опущенных ресниц, словно ястреб за добычей. — Как постарела бедняжка миссис Фелтон, как похудела. Она была так грустна, так бледна. Вы давно ее не навещали? — Она задала этот вопрос, отлично зная, что он переступит порог отчего дома разве что тогда, когда в аду мороз ударит.

Лусиус снова поклонился, но не сказал ни слова. Если его мать была бледна, то исключительно из-за дурного настроения.

Но проклятая леди Клэрис еще не закончила. Схватив его за руку, она продолжала:

— Мне говорили, что миссис Фелтон почти не встает с постели. Трудно передать горе матери, дитя которой покинуло ее и сбилось с пути! Эти мучения ни с чем не сравнимы!

Лусиус резко высвободил свою руку и, чтобы загладить грубость, снова поклонился. Выпрямившись, он поймал на себе удивленный взгляд мисс Эссекс. Хотя Лусиус давно перестал заботиться о своей репутации среди представителей высшего света, он почувствовал приступ ярости. Черт бы побрал эту старую ведьму, вздумавшую излагать перед всеми присутствующими за столом свои смехотворные мысли об отношениях в его семье!

— Лусиус давно вышел из того возраста, когда держался за мамину юбку, — насмешливо произнес Рейф. Он презирал леди Клэрис не меньше, чем Лусиус, поскольку в последний год она прилагала немалые усилия, чтобы стать следующей герцогиней Холбрук.

— Держаться за мамину юбку — это, конечно, слишком. Мой собственный дорогой сынок — взрослый мужчина и не потерпел бы моего вмешательства в его жизнь. Однако, — она снова потянулась за рукой Лусиуса, но он решительно пресек эту попытку, — любой матери нужно время от времени видеть своего сына хотя бы для того, чтобы подпитать родники ее души!

Лусиус открыл было рот, чтобы сказать какую-то банальность, но Рейф опередил его.

— Так-так, Мейтленд, — сказал он, взглянув на сидевшего на другом конце стола сынка леди Клэрис, отъявленного повесу, — я и понятия не имел, что ты такой полезный парень. Мы-то все думали, что у тебя только скачки на уме, а ты, оказывается, еще и материнские родники подпитываешь!

То, что говорил Рейф, было невероятно грубо. Сказать такое можно было только разве в сильном подпитии. Однако это дало Лусиусу возможность ретироваться и, обойдя стол, усесться на отведенное ему место рядом с мисс Эссекс. Он подумал, что Рейф все-таки, видимо, хватил лишнего. Учитывая присутствие за столом его подопечных, это было странно, но не неожиданно.

Однако одна из отличительных черт Мейтленда заключалась в том, что его было нелегко обидеть. Эта черта, возможно, помогла ему остаться в живых, потому что он частенько так и напрашивался на оскорбления. Он лишь рассмеялся, услышав насмешливое замечание Рейфа, и продолжал забавлять соседей за столом рассказом о коне по кличке Синий Питер, которого он недавно выиграл, заключив пари.

— Коленные сухожилия у него — то, что надо, колени великолепные, с правильным разворотом. Он еще молод, так что сделает для меня не менее пятидесяти стартов и не раз выиграет! — Глаза у него блестели. Он наклонился к черноволосой сестре, которая одна из всех проявляла неподдельный интерес к его рассказу, и сказал: — Спорим на двухпенсовик, что он, хотя и всего годовичок, будет участвовать в скачках уже в этом году. Он никогда не оступается и летит, словно блоха на спине у утки.

— Что за очаровательное сравнение! — сказала белокурая сестра. Ирония в ее голосе заставила Лусиуса удивленно приподнять бровь: при всей своей обольстительной привлекательности она, очевидно, была еще и умна.

Мейтленд даже не посмотрел в ее сторону. Он не спускал глаз со страстной черноволосой сестрички.

— В прошлом году в Ньюмаркете годовичок победил трехлетку.

— При каком весе? — скептически уточнила белокурая сестричка.

— Пять стоунов[1], — ответил Мейтленд, наконец удостаивая ее вниманием.

Страстная черноволосая миссионерка кивала в подтверждение слов Мейтленда и смотрела на него с таким благоговением, словно видела нимб вокруг его головы. Понаблюдав за ней несколько секунд, Лусиус понял, что Мейтленд, видимо, является объектом поклонения этой сестрицы. Выбор показался ему по меньшей мере странным, тем более что, если дело не ограничится юношеским увлечением, это сулило Рейфу немалые проблемы.

— Очень интересно, — сказала белокурая сестричка. — Я никогда не думала, что вы способны на такие новаторские идеи, лорд Мейтленд. У меня сложилось впечатление, что участие в скачках годовичков не является общепринятой практикой.

Лусиус, подавив усмешку, повернулся к мисс Эссекс, которая разговаривала с Рейфом. На ней было такое ужасное платье, каких он еще не видывал: бесформенное черное одеяние, которое делало ее великолепную грудь одного размера с животом.

Однако у нее была стройная белая шея… и изящные плечи, очертания которых угадывались под мрачной тканью. И грудь была прелестная, а живот только казался таким из-за платья. Под этой черной хламидой она была такая…

Повернувшись, она поймала на себе его взгляд. Ее глаза вспыхнули.

— Насколько я поняла, вы очень близки с вашей матушкой? — милым голоском спросила она.

Губы Лусиуса тронула улыбка. Английская мисс никогда бы не затронула такую тему в разговоре с ним даже в порыве раздражения. Он был слишком крупной фигурой, чтобы рисовать обидеть его; молодые леди уже долгие годы только сладко улыбались ему.

— Увы, мы с моей матерью не разговаривали друг с другом в течение последних девяти лет, — сказал он. — Так что близость между нами весьма проблематична.

Мисс Эссекс допила шампанское.

— Осмелюсь сказать вам, что вы совершаете большую ошибку, — предупредила она. — Мои родители умерли, и я многое бы отдала за возможность поговорить с кем-нибудь з них хотя бы разок.

Голос ее не дрожал, но Лусиус испытал острое чувство тревоги.

• Предыдущая
• 11/69
• Следующая