Копьё царя Соломона (СИ) - Тегюль Мари - Страница 28

— Да, видно, что Александр Михайлович любит Кавказ. На меня он произвел очень приятное впечатление, хотя я и не так хорошо был с ним знаком, как с его братом, Георгием Михайловичем, — задумчиво сказал Аполлинарий, по дороге раскланившись с какой-то молодой дамой. — Я часто вспоминаю великих князей, после всей этой истории с манускриптом и поездкой в Абастумани.

— Елизавета Алексеевна говорила, что здоровье Георгия Александровича оставляет желать лучшего, — сказал Ник. — Очень жаль его. Блестящий молодой человек. Много мог бы сделать для России.

Незаметно, в разговоре, они дошли до Грибоедовской.

Их встретила сама Елена Дмитриевна, высокая и грузная дама, с красивыми чертами лица, немного расплывшимися с возрастом и весьма заметными усиками. После поцелуев, объятий и восклицаний, Аполлинарий представил Ника. На шум в гостиную заглянули молодой офицер и еще более молодой гимназист, которые оказались внуками Елены Дмитриевны. Восклицания и взаимные расспросы продолжались около получаса, после чего Аполлинарию удалось ввернуть, что Нику очень интересна история семейства Цициановых, а в частности, Дмитрия Павловича..

Елена Дмитриевна сразу же стала серьезной.

— Вы знаете, я давно собираю рассказы, документы, дневники, записки, картины, рисунки, в общем все, что касается Цициановых. Все это у меня в кабинете. Давайте-те, пройдем туда.

И она величественно направилась в кабинет вместе со своими гостями и внуками. Кабинет Елены Дмитриевны оказался весьма обширной комнатой с антресолями, на которых была расположена библиотека. В самом же кабинете уютно стояли кресла, низкий стол, тахта. Вдоль стен были книжные шкафы темного орехового дерева. С потолка свисала бронзовая лампа с зеленоватым стеклянным колпаком-абажуром. Темнозеленые шторы, портреты в тяжелых рамах на стенах, приглушенное освещение придавали всему происходящему какое-то особое настроение, присущее именно этой комнате, где, казалось, витали тени предков.

Елена Дмитриевна усадила гостей в кресла возле круглого стола, сама села между ними. Внуки заняли позицию у нее за спиной, как верные пажи, готовые выполнять любые ее указания.

— Достань-ка, дружок, из правого шкапа… — произнесла Елена Дмитриевна и гимназист, все поняв с полуслова, тут же вытащил большого размера объемистую кожаную папку с накладным серебряным гербом и осторожно положил ее на стол.

— Тут вся история Цициановых, — торжественно произнесла, надевая очки, Елена Дмитриевна. — Род наш старинный, происходит от древнейших карталинских и кахетинских князей, находившихся в родстве по женской линии с грузинскими царями. Первоначально они звались Панаскертели и были коренными жителями Тао-Кларджети в Южной Грузии, владели замком Панаскертели на берегу реки Бана-Панаскерти. Вся эта история восходит к царице Тамаре, она пожаловала замок в награду за воинскую доблесть воеводе Закариа, от которого, очевидно, пошел род таосских эриставов Панаскертели, ну, так далеко мы не будем забираться. Скажу только, что один из последних Панаскертели был знаменитый врачеватель Заза, оставивший потомкам рукопись о врачевании, которая до сих пор популярна по всей Грузии.

Но вас интересуют, как я понимаю, те Цициановы, которые были в России. Они уже носят эту фамилию по имени главнокомандующего грузинскими войсками Цици Панаскертели, дети которого стали по его имени Цици-швили и в русском виде — Цициановыми. Князь Паата или Папуна Евсеев Цицианов выехал в Россию в 1725 г., в свите Вахтанга, царя карталинского и кахетинского, принял российское подданство и получил поместья.

Вот тут у меня хранится рукопись Александры Осиповны Смирновой-Россет, бабушка которой была урожденная княжна Цицианова. Очень занятная рукопись! Так вот, эта бабушка, а звали ее Екатерина Евсеевна Цицианова, по мужу Лорер, жила со свои мужем где-то около Хаджибея, который тогда Россия отвоевали у татар. Батюшка ее, князь Евсевий, или Иессе, Цицианов был капитаном Грузинского гусарского полка. Евсевий Цицианов с женой поселились в местечке Санжары, выдали дочерей замуж. При них оставалась только младшая дочь, эта самая Екатерина. Однажды вечером в Санжары приехал военный и спросил, у кого можно остановиться. Ну вот, у Цициановых и остановился, а потом сделал предложение их дочери. О ней говорили, что в молодости была ослепительно красива.

У князя Евсевия был единственный сын, князь Дмитрий. Он сделался известен своим хлебосольством и расточительностью, да еще привычкой лгать вроде Мюнхаузена. Он женился на побочной дочери царевича Александра Георгиевича.

Дмитрий Евсеевич был флигель-адъютантом Потемкина и женился на Варваре Егоровне Грузинской, за которой взял 8000 душ и дом, занимавший полквартала. Вот так, — многозначительно сказала Елена Дмитриевна и выразительно посмотрела на внуков.

— А вот теперь и Павел Дмитриевич Цицианов. Его отец, Дмитрий, в двухлетнем возрасте был увезен в Москву своим отцом, Паатой Зазаевичем. В России он стал зваться Павлом Захарьевичем. Был он в свите царевича Вахтанга. Павел Захарьевич стал капитаном Грузинского гренадерского полка, а погиб в 1740 году во время войны со шведами в Финляндии под Вильманстрандом. Дмитрий Павлович был определен в шляхетский корпус и получил блестящее не только по тем временам, а и по всем временам, образование. Немецкий, французский, латынь, естественные науки, экспериментальная физика, география, риторика. Вот ведь как учили! У него было шесть сыновей и один из них тот Цицианов, который вас интересует — Павел Дмитриевич. Он, — продолжала она, — стал генералом от инфантерии и первым главноначальствующим на Кавказе. При нем дворец строился в начале нынешнего Головинского и дворцовый сад приводился в порядок. Боевой был генерал. Суворов его храбрость ставил в пример. Сам Михаил Семенович Воронцов был в молодости под его началом. Родился Павел Дмитриевич в 1754 году в Москве. Еще с малолетства был зачислен на военную службу бомбардиром Преображенского полка. Несмотря на явные успехи в литературе и искусствах, выбрал себе военную карьеру. В 1786 году Павел переехал в Петербург, получив назначение командиром Санктпетербургского гренадерского полка. А через десять лет отправился в Закавказье под начальство генерала графа Валериана Зубова, брата того самого Платона Зубова, фаворита Екатерины II. В 1797 году Цицианов вышел в отставку и удалился в свое имение на Украине. Ну, тут времена такие были, на троне сидел Павел, который люто ненавидел всех, кто был в фаворе у его матушки, все были под подозрением. А дальше, как вы прекрасно знаете, 11 марта 1801 года Павел был убит заговорщиками. Братья Зубовы там одни из первых были. Они и говорили, что матушка Екатерина прочила на престол своего внука, Александра, и не хотела видеть на троне Павла. Вот так все случилось. Ну, тут вот и Павел Дмитриевич стал снова нужен. В сентябре 1802 года он был назначен на Кавказ инспектором пехоты и главноуправляющим с пребыванием в Тифлисе, а также астраханским военным губернатором и был на этом посту три года и пять месяцев. Много хорошего сделал. Восстановил типографию, основанную царем Ираклием, которую разорил Ага-Мохаммед-хан. Частью дипломатическим путем, частью оружием он сумел склонить на сторону России разных владетелей Каспийского побережья, Дагестана и Закавказья, несмотря на то, что деятельность его осложнилась войной с Персией и затруднялась крайне ограниченным числом войск, которыми он мог располагать: вследствие войны с Наполеоном в Грузию невозможно было посылать подкрепления. Видите, мои дорогие, какие тут все хитросплетения. Ну, вот, теперь мы уже ближе подошли к тем делам, которые вас интересуют.

Когда в 1805 году армия князя Цицианова была в Армении, один из его генералов, по фамилии Несветаев, с небольшим отрядом, в результате быстрой и умелой операции освободил Эчмиадзин, резиденцию армянских патриархов-католикосов, построенный, по преданию, на там самом месте, где Ной впервые вышел из ковчега.

Несветаев нашел монастырь пустым: все драгоценные иконы, утварь и мощи угодников были из него вывезены. Только перед иконой Спасителя теплилась большая, украшенная драгоценными камнями лампада, возбуждавшая благоговейные чувства даже в мусульманах. Это был памятник пребывания здесь Надир-шаха, принесшего ее в дар христианскому Богу после чудесного своего исцеления от тяжкой болезни. Легенда говорит, что во время страданий он слышал во сне неведомый голос, повелевавший ему идти в Эчмиадзин и там перед иконой Спасителя помолиться о своем исцелении. Миссионер-католик, состоявший в то время при нем в качестве врача, конечно, горячо советовал ему это исполнить, и шах отправился в монастырь. Рассказывают, что шах, никогда прежде не бывавший в Эчмиадзине, узнал в иконе Спасителя ту самую, которую он видел во сне. Пораженный, он пал перед ней в молитве и выздоровел. Благодарный шах подарил тогда монастырю двенадцать деревень и прислал лампаду с повелением, чтобы она и день и ночь горела перед иконой. Шахские грамоты и самый фирман, свидетельствовавший о чуде, помещались в серебряном ковчеге, который хранился под мраморной плитой, у подножья чудотворного образа. Несветаев оставил этот исторический памятник в храме, но взял с собой разысканные им под грудой мусора: кусок дерева, по преданию, от Ноева ковчега, святое копье, которым был прободен Спаситель, и десницу святого Григория, просветителя Армении. Все эти святыни доставлены были им в Тифлис, где уже хранилась часть сокровищ этого первопрестольного армянского монастыря, вывезенных отсюда самим Цициановым при возвращении из-под Эривани.