Долг и верность. Книга 2 (СИ) - "Малефисенна" - Страница 46

— Меня зовут Хайн, — с едва заметной ухмылкой проговорил он, интонацией отмечая отсутствие фамилии. Это была проверка? Что такого сказал Киан и почему не спустился сам? Можно ли вообще доверять этому совсем недавнему врагу?

Я попытался приложить все усилия, чтобы хоть как-то заглянуть в его воспоминания, используя этот недолгий контакт. Но ожидаемо не показались даже обрывки. И все же интуиция подсказывала ответить честно, и я произнес:

— Ариэн. Ариэн Витириис.

И, кажется, этот человек, вдруг протянувший мне руку, поверил.

— Хм… Я не склонен верить слухам и первым встречным, которые бросились на нас с оружием, спасая стража… — Только сейчас он разжал хватку, продолжая меня оценивать. Взгляд его не дольше секунды продержался на моем увечье, не скрытом никакой повязкой, и лишь тогда он продолжил своим чуть шипящим голосом, в котором почти отсутствовала буква «р»: — Киан сказал, ты лишился своего дара в Нордоне… И все-таки путь вы держите в столицу. Вчетвером… — Хайн задумчиво хмыкнул, соизволив глянуть на Эвели и Эрда. — Сложно поверить, знаешь ли… — обратился он уже к Эвели, явно сопоставляя ее с тем образом, который возник в голове благодаря словам той рыжей девчушки. — Но есть у меня одна идея.

Хайн отвернулся от нас, подходя к опешившему от всего услышанного соратнику, что до этого тихо сидел рядом с перебинтованным раненым. Тот все ворочался на своей подстилке около затопленного камина, но, кажется, нас не слышал. Хайн опустился на одно колено, правой рукой осторожно проведя по его мокрому от пота лбу. Может, этот удар мужчине нанес и не я, но все равно пожалел о том, что и мы, и они так быстро схватились за оружие, забыв про переговоры. Одной силой мир не завоюешь.

Хайн что-то тихо прошептал парню и, дождавшись, когда тот скроется за дверью, не вставая произнес с торжествующей улыбкой:

— Я покажу вам, чем на самом деле живут граждане Заррэта.

— Так, как Киан? — тихо спросил я у Эвели, чтобы никто из угрюмых сопровождающих нас не услышал.

Эвели глубоко вздохнула, недовольно поглядывая на блестящий на солнце снег, который и не думал таять, и чуть опустила шарф, чтобы я точно ее услышал:

— Как чувствовала, что ему нельзя было вставать. Пришлось опять отогревать онемевшие конечности. Он же и драться еще полез, одышка тоже свое дело сделала, — голос ее слегка подрагивал от напряжения, но все же оставался достаточно бодрым.

— Он что-нибудь сказал?

— При Келле не стал, — с едва заметной обидой ответила она, вжимая голову в плечи, так что теперь стоящий воротник закрыл ее лицо до самого носа.

Никак не комментируя сказанное, я выпрямился и в этот момент потерял равновесие в рыхлом снегу, под которым оказался то ли камень, то ли толстая ветка, навалившись на так не вовремя потянувшегося ко мне Эрда, которого я никак бы не смог увидеть раньше. Конечно, я умудрился с силой дернуть за зафиксированную на его груди руку, едва не разорвав повязанную на шею ткань. Эвели в последний момент схватила меня за одежду и, зло сопя, потянула назад. Сил ей было не занимать.

— Прости, — неловко прохрипел я, возвращая в вертикальное положение замершего от неожиданности Эрда. Но, не прошло и секунды, он тут же убаюкал потревоженное плечо и продолжил шагать вперед.

Двое идущих с нами в одну линию сопровождающих, у которых в отличие от нас было оружие, только с сомнением покосились на меня, но ничего не сказали.

— Да ничего. Что Эвели сказала? — махнул рукой Эрд, но теперь в его походке появилась заметная неуверенность.

Я коротко и все так же тихо пересказал. Повернулся к Эвели, которая чувствовала себя очень неуютно на тихой улице в компании незнакомых людей и вдобавок вообще без оружия. Может, это преувеличение, но мне казалось, что Эвели, как никогда, уверена в своей бесполезности для всех, кого мы могли бы встретить в этом городе. А это серьезная угроза собственной безопасности, я ведь помню, с каким выражением лица на нее смотрел Хайн. Но не стал заводить беседу по этому поводу. Определиться бы хоть со своей судьбой: не спроста же Хайн с такой уверенностью высказал свою идею. Только каких доказательств можно добиться от меня, когда силы уже нет? Последние свои силы после срыва казни в Нордоне я потратил на прошлое Эвели, которое само так и просилось быть увиденным в той пещере, и только чудом я сохранил возможность свои шрамы на щеке и запястьях.

Узкая улочка петляла по небольшому оврагу, постепенно поднимаясь к холму. Кое-где виднелись только-только протоптанные дорожки, но двери и ставни низких деревянных домов были плотно затворены, так что любоваться оставалось только белыми шапками на земляных крышах и редкими низкорослыми деревьями, красиво расписанными снегом. Постепенно издалека начал доходить слабый шум — как раз когда мы дошли до длинных рядов амбаров и хлевов. Резко пахнуло коровьим навозом и птичьим пометом, а на изрядно примятом снегу помимо человеческих ног появились следы копыт.

Нервы сами по себе начинали натягиваться, но я посильнее сжал руки в кулаки, чтобы случайно не выдать свою дрожь. Эрд как-то неосознанно замедлил шаг, уже с привычной нервозностью вертя головой. Из полуоткрытых дверей хозяйственных сооружений показались кутающиеся в меха и вязанные ткани люди. К моему удивлению, их любопытство длилось совсем не долго. Мы все еще шли дальше, огибая небольшую возвышенность.

— Нам сюда, — бесстрастно пояснил один из сопровождающих, на ходу снимая яркую лисью шапку и отколупывая с нее налипшие льдинки.

Я первым толкнул дверь и увидел обычную харчевню, в которой было удивительно людно по сравнению с мелким трактиром у самой границы. В затхлом почти горячем воздухе остро запахло жареной свининой и чем-то хорошо засоленным, так что желудок опять скрутило от желания хорошенько перекусить. К моему удивлению, потолок был высокий — я бы не смог дотянуться до него рукой, — а свет почти ничем не уступал дневному, так что все посетители, до этого в перерывах между очередной ложкой ведущие оживленные беседы, замолкли и повернулись к нам.

Двое мужчин, будто не обращая внимание на повисшую тишину, спокойно сняли верхнюю одежду, сбили снег с сапог и сцепили с пояса ножны, облокотив мечи о ближайшую стену. Я решил последовать их примеру, все равно внимание уже направлено на нас, странно только, что в нем не было той враждебности, с которой мы столкнулись на въезде в город. Как будто в этой восточной части Заррэта, которая пряталась за полями и домами от единственной широкой дороги, появлялись исключительно «свои». Возможно, я был недалек от истины: не прошло и минуты, как те несколько человек — два или три десятка — вернулись к своим делам, и длинное теплое помещение вновь наполнил привычный гул. Проходя мимо узких рядов, я невольно рассматривал суровые обветренные лица, нередко раскрасневшиеся и покрытые старыми глубокими язвами и рытвинами. Почти никто не провожал нас взглядом, только женщина, сидевшая одна в уголке за большим столом, задумчиво глянула на пустующие рядом стулья. Я мельком обернулся на Эвели, идущую сразу за мной, но она не заметила моего взгляда, с едва различимым удивлением рассматривая содержимое мисок, словно спрашивала у равнодушных окружающих: «Что мы здесь забыли?».

Мы быстро дошли до притворенной двери, за которой тоже слышался негромкий разговор, прерываемый чем-то взбудораженными голосами. Один из мужчин без предисловий мягко толкнул дверь, пропуская нас вперед. В тесной комнате, куда более темной из-за отсутствия открытых окон, поместилось еще человек двадцать. Часть из них стояла к нам спинами, не реагируя на пополнение, так что мы втроем просто втиснулись в комнату, приникнув к ближайшей от выхода стенке. Из общего гула нельзя было выловить ни одного слова.

— Что здесь происходит? — настороженно спросил Эрд. Я поднялся на цыпочки, стремясь увидеть ответ, но лишь интуитивно понимал, что в середине было пусто.

— Похоже на собрание, — предположила Эвели, и на ее лбу появилась вертикальная морщинка.