Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика (СИ) - Осипов Игорь - Страница 33

— Фу, ушёл, — протянул я, чувствуя, как меня начинает легонько потряхивать. Меня всегда лихорадило после подобных моментов, а не во время самого процесса, когда наплывает, словно повышенное напряжение, адреналин в крови, напротив, собран и спокоен. А вот сейчас затрясло.

— Водки? — вдруг спросила Гайка, и я кивнул.

— Самую капелюшечку, к тушёночке. И этим барышням, наверное, тоже.

Теперь кивнула гномиха.

— Ну и уроды, — проворчал мастер Винт, — и это только окраина фонящего леса. Что же там глубже?

— Не знаю. Но выяснять не хочу.

Диалог оборвался на громком урчании желудков, отчего я со вздохом поглядел в сторону озера и подошёл к Гнедышу.

— Тише, красавец ты мой, тише.

Мерин испуганно водил ушами, но всё же дал себя погладить.

— Тише.

Я провёл рукой по шее коня и залез рукой в седельную сумку, достав четыре банки и мешок с сухарями.

— Так будем есть, не до разносолов, — пробурчал я и вытащил на свет свёрток с полотенцем.

— Вань-Вань, — внезапно протянула Рина. Я скосился на поджавшую губы эльфийку.

— Я что-то нажала, и пульки в траву высыпались, — продолжила она, а потом протянула мне револьвер, — Вот.

Взяв оружие, откинул барабан и уставился на одинокий патрон. Остальные, так понимаю, высыпались.

— Не беда, — пожал я плечами. — Всего-то новые снарядим и зарядим. А те попробуем найти. Помнишь, где они?

Рина кивнула и показала рукой в сторону озера.

Я вздохнул и вытянул шею, выискивая чудовищ. Вроде тишина и благодать. Только летучие лягушки прыгали с ветки на ветку, ловя в полёте комаров. Почему-то вспомнилось, как я в шкуре древнего сиганул с небес. Вот если бы это был действительно я, то падал бы так же, раскорячившись, как эта лягушка.

Положив на траву полотенце и консервы, я ещё раз вздохнул, покрепче сжал ружьё и пошёл к зарослям ивняка и крапивы.

— Показывай, лампочка ты моя ясная, — пробормотал я.

Здравый смысл говорил, что не надо идти. Но мужское естество толкало вперёд вопреки страху, что называется, выпендриться. Они же беззащитные девушки, а я герой и, ваапче, телохранитель.

Благо, место оказалось всего в тридцати шагах от фургонов.

Рина, шедшая следом за мной, вскоре указала пальцем, но близость нужного места не радовала, ибо просыпавшиеся патроны валялись точняк между двумя гнилыми стволами, а там сновали муравьи. Не привычные рыжие лесные трудяги, а местные чудовища величиной с зажигалку. Крючковатые челюсти напрочь отбивали желание совать руку. И если не ошибаюсь, то вместо муравьиной кислоты, они прыскались чем-то покрепче. Во всяком случае, шрамы на коже от капелек остаются навсегда.

А ещё, муравьи-мутанты теплокровные, и если раздавить и приглядеться, у них красная кровь.

— Вот, — повторила Рина, заставим меня удручённо глядеть на патроны. Как говорится, близок локоть, а не укусишь.

К нам подтянулась и Киса, которая уже вскрыла одну из консервов и сейчас облизывала испачканные желтоватой сгущёнкой пальцы.

— Вань-Вань, а почему ты не говорил, что таскаешь с собой такую вкуснятину?

— Чтоб вы не сожрали, — пробурчал я и снова перевёл взгляд на патроны и деловито суетящихся муравьёв.

А что делать? Надо доставать.

Глава 16. Немного эльфийской магии

Снова заурчало в желудке, на этот раз у Рины.

Я оглянулся на облизывающую пальцы Кису и покачал головой.

— Это надо с хлебушком и чаем, а то плохо станет.

— Не станет, — ответила девушка и легонько повела рукой с оттопыренным мизинцем. — Как доставать будете?

— Сейчас придумаем, — пожал я плечами, а сам думал, как же эльфийку угораздило уронить патроны в самом подходящем месте. Нарочно не придумаешь.

Скривившись и почесав в затылке, я скинул с плеча ружьё и сунул ствол между коряг. Муравьи сразу же засуетились, задрали вверх распахнутые жвала и ядовитые жопки. В сторону внезапно возникшей угрозы полетели пахнущие электролитом струйки. Там, где они попадали на траву, зелень медленно чернела.

— Блин, — выругался я и убрал ружьё. — До ночи, что ли, ждать, чтоб спать улеглись?

Ствол тщательно вытер о палые листья. Надо будет его для верности содой обработать, а то окислится, или на кожу кислота попадёт. Не электролит, но всё же.

— Сейчас бы длинными щипцами, — вытянув шею, произнесла Рина. Забавно выглядит. Несуразности добавляли длинные уши, сквозь которые просвечивали падавшие на них сквозь листву солнечные зайчики. Тогда уши становились красные с тёмными прожилками. Блин, если всё же доведётся затащить в постель эльфийку, заставлю на голову тонкую вязаную шапку надеть или какой-нибудь тканевый ободок, а то, что это за секс, если на смех пробивает? Я её того, а у неё уши трясутся. Или подожмёт их, словно крольчиха, в самый интересный момент.

Представив такое, едва сдержался, чтоб не заржать, как конь. Нервы, сжатые адреналином в недавней стычке, высвободились из тисков и творили безобразие, толкая в глупое веселье. Ослика, конечно, жалко, но зато все остальные живы и здоровы.

— Чего смешного? — спросила Рина, перехватив мой взгляд и дотронувшись до кончика уха.

Я отвернулся и закусил кулак. Знала бы она, о чём я на самом деле думаю.

— Забавные жетончики, — выдал я, когда немного успокоился, переводя тему разговора.

— Справа или слева, — опустив руку на косы, спросила девушка.

— Слева, — буркнул я наугад, лишь бы хоть что-то ответить.

Рина опустила глаза на украшения и принялась пояснять:

— Это знаки возраста. Ты, наверное, уже знаешь, эльфы гордятся возрастом. Чем старше, тем больше привилегий при равной белой чаше. Очень старые эльфы даже с плохой чашей пользуются уважением, просто потому, что тьма их опыта — тоже урок всем.

Девушка подхватила пальцем одну из бляшек, сделанную из желтоватого металла и с небольшим голубоватым самоцветом, инкрустированным в изделие, как в серьгу или перстень. На бляшке вычеканен и вытравлен чёрный символ.

— Это хир ноц. Пол ноца. На ваш переводится как половина от шестидесяти. Тридцать. Она сделана из золота, разведённого один к одному серебром.

Я улыбнулся и указал пальцем на один из четырёх серебряных кругляшков, похожих на монетку с отверстием и одной жирной чёрточкой.

— А это, наверное, одна шестидесятая ноц. Единичка.

— У нас так не говорят. Один, это всегда один. У нас все числа до десяти имеют свои собственные имена, — покачала головой девушка и продолжила: — Если сложить числа на керьяца, то есть жетонах для волос, то получится мой возраст. Мне тридцать четыре.

Я улыбнулся.

— Это древняя эльфийка в возрасте пяти веков будет украшена с ног до головы, как новогодняя ёлка? Ты же знаешь, что такое новогодняя ёлка?

— Знаю, — пробурчала Рина. — Этот обычай мы переняли у людей. Нет, конечно, можно украсить себя пятью сотнями жетонов, но, во-первых, так не принято. Это нарушение этикета, а во-вторых, эльфы редко доживают до трёхсот. В конце наш род ждёт стремительная старость, иссушающая тело и душу.

Рина замолчал, поджала губы и добавила:

— А полукровкам и того не дано. Эльфийская кровь сильна́, но не всеси́льна. К шестидесяти мои волосы станут седы, а к восьмидесяти я тоже начну стареть и вряд ли отмечу свой сто двадцатый день рождения. И всё из-за матери, — совсем понизив голос, закончила Рина, а потом вдруг спохватилась, мол, человеку это знать не нужно. Она повернулась к своей сестре и зло произнесла: — Учила бы магию, уже достала бы патроны.

Я тоже перевёл взгляд на Кису. Да, оказывается, Рина завидовала чистокровной сестре. Долгая молодость, триста лет жизни и огромные перспективы, которых сама лишена.

Младшенькая тут же надулась и поглядела на брёвна, под которыми сновали жгучие муравьи.

— Значит, до ночи, — пробурчал я. — Ну что ж, тогда займёмся тушёнкой.

— Я попробую, — тихо протянула Киса, подойдя к месту потери.

— Тушёнку?

— Нет. Попробую вытащить пульки.