Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена - Страница 85

Неведомо когда уехал он и увёз Елицу — удастся ли нагнать? Коли затемно, так слишком много их теперь вёрст разделяет. Леден старался о том не думать, только подгонял коня, а тот нёс его быстро по дороге, что шла на север, к Ореховице. Приходилось иногда всё ж давать лошадям отдых. Да не короткий. Растягивалась вереница воинов по тропе далеко, змеилась меж деревьев. Бежало в чащу зверьё вспугнутое и птицы — далеко от страшного грохота копыт.

Скоро показались в чуть влажной земле и следы. Обоза небольшого — телеги две — и подков. Не так и много воинов ушло с Грозданом — но и достаточно. Видно, самые ближние. Может, и Камян там окажется: ведь вряд ли пёс этот княжича оставит. Казалось уж, слишком далеко от Велеборска уехали. Кабы не посчитали собственные воины, что княжичи их оставили. Да воеводы знают, что это не так. Лишь бы дал Перун справедливый им выжить всем — редко таких мужей отважных и преданных столу княжескому встретишь. Но в том разбираться по возвращении придётся.

— Загоним лошадей, — сетовали кмети то и дело.

Но и понимали сами, что торопиться надо. Сократить вёрсты те, что разделяли их сейчас с зуличанами. Леден с Чаяном ничего не отвечали: что скажешь тут? Чуть отдохнув, снова в сёдла громоздились — и ехали, когда рысью, когда галопом вовсе — до ломоты в ногах, до онемения сжатых на поводьях пальцев. Сумерки уж начали опускаться на бор сосновый, который вырос по обе стороны дороги после светлой полосы березняка. Спустилось Око к окоёму, путасясь в ветвях ломатых и в облаках, что вытянулись по небу в стороны тонкими обрывками.

Мелькнули среди стволов ровных, тёмных, тряпичные стены шатров — трёх, кажется. И огонь меж ними сиял, почти сокрытый спинами людей, что собрались вокруг него. Некогда было наблюдать и выгадывать — налетели на лагерь с наскока. Прямо из тени лесной. Никто того не ожидал. Встрепенулись воины, только как донеслось эхо топота до их слуха.

— Елицу ищи! — проорал Чан Ледену и первым метнулся в самую гущу кметей и ватажников, что повыхватывали уже оружие.

Смели ближники всех, кто навстречу им вывалился. Леден и хотел прорваться дальше, да не так уж мало оказалось воинов в отряде княжича — пожалуй, поболее, чем у Светоярычей. Остановили скач бешеный, сбили наступление. Вышел из шатра своего и сам Гроздан. Сверкнул его меч отблеском костра. И бросился он сразу к Чаяну, уже спешенному силой, не раздумывая. Леден хотел прорваться к укрытию его, где, верно, Елица сейчас была. Да увяз. Цеплялись руки за повод коня, стаскивали с седла, не давая развернуться. Одного жеребец всё ж ударил копытом, как тот подобрался к нему сзади неострожно. Но скоро животину усмирили. А Леден к тому времени уж на земле оказался. Махнул мечом широко, отогнал ближних противников. Подоспели кмети свои, растащили в стороны зуличан, увлекая в схватки отдельные. Леден пробился вперёд. Одного ударил по шее, разрубив жилы. Другого достал по руке, а после по животу — вскользь. Вдругорядь посмотрел на шатёр полосатый Гроздана, желая хоть на шаг приблизиться. Да всё кто-то на пути вставал.

Он видел ещё голову брата, что хорошо возвышалась надо всеми чуть в стороне. Там и зуличского княжича рассмотрел. Сцепились они крепко. Гоняли друг друга вокруг костра, почти уже затоптанного.

Падали воины наземь, убитые — и видно становилось гораздо лучше теперь, как наступает брат на Гроздана, как теснит его уже к колючей стене молодого сосняка. Да с ним мало кто тягаться может. Уж один раз одолел зуличанина — и второй сумеет. Леден почти пробился к шатру, как заметил мельком, что загородила спину брата тень второго противника. Метнулся к нему — помочь, пока никто на пути не стоял. Озарились светом торжества глаза Гроздана, как почуял он подмогу. Да только брат её пока не видел, увлекшись схваткой с ним.

— Чаян! — давясь собственным криком, гаркнул Леден.

Сбился на бег. Оттолкнул кого-то. Да налетели на него плечом, задержали. На миг только обернулся ватажник, что наступал на брата подло — со спины. Сверкнули белками глаза его волчьи, холодные. И Леден узнал его тут же. Не глядя полоснул он мужика, что преградил ему дорогу, по груди. Развернулся, добил в шею сзади. Шаг к брату. Ещё один. Согрел волной бок костёр, снова разгоревшийся.

Камян поймал Чаяна предплечьем поперёк горла и всадил нож широкий над воротом кольчуги между плечом и шеей. Вынул и ударил ещё раз. Леден споткнулся, хоть под ноги ничего не попало. Показалось, и ему под рёбра клинок всадили. Провернули, размалывая кишки в кашу. Кровью залило взор — так, что и не разглядеть почти ничего — лишь фигуры тёмные противников, которые ещё в живых остались, но не могли его достать, завязнув в схватке с ближниками княжичей.

Он налетел на Камяна, когда тот уже отпустил тело брата, дав ему рухнуть в пыль. Ударил — тот отскочил проворно. Бросился снова — и тут сбоку напал Гроздан. Теперь только вертеться остаётся. И хорошо бы на затылке глаза появились — да куда там. Но кровь бешеная так по телу неслась, что всё вокруг как будто замедлилось. Не так резво замахивался Камян, не так скоро наступал княжич. И отступить Леден не мог, и надеяться оставалось, что кольчуга всё ж спасёт от некоторых ударов, потому как теперь не до того, чтобы себя беречь. Он поворачивался во все стороны, успевая отбивать оба меча, что опасно мелькали то у висков, то у шеи. Трогали порой и бока — да слабо слишком, чтобы рубаху стальную пробить.

Леден не чувствовал почти ничего. Только дыхание берёг и старался не суетиться слишком — чтобы не устать. То и дело взор падал на Чаяна, который, кажется, ещё шевелился. И даже подняться пытался, хватаясь за рану, через которую кровь так и лилась ему на плечо.

— Отступись, княжич, — тяжко дыша, прохрипел Гроздан, когда разошлись они в стороны, давая себе мгновение отдыха.

Позади уже стихал лязг, а кто верх одерживал — недосуг было высматривать.

— Не отдам тебе Елицу, — качнул головой Леден. — Сдохнешь тут. Как тебе, собаке, и положено.

И сделал шаг к нему. Камян бросился наперерез — и тут он развернулся, встречая его взмахом меча по ногам. Полоснул по коленям, ушёл из-под удара ответного в сторону. И Гроздан тоже промахнулся, не ожидав такого выверта. Леден, ведомый собственным весом, прошёл чуть вперёд, наслаждаясь вздохом тяжким, что издал ватажник. Снова к нему повернулся, со всей силы ударил подступившего княжича плечом, отшвырнул подальше. Снял с пояса нож и левой рукой всадил его в загривок Камяна, который уже валился вперёд. Опрокинул его, вдавив в землю. Встал с колена и Гроздана встретил. Нагнулся, кинулся вперёд. Сшиб его с ног, обхватив поперёк пояса так, словно раздавить хотел.

Он и хотел — чтобы нутро всё в труху. Чтобы собственной кровью давился, тварь. Чтобы кости хрустели и в кишки ему впивались обломками. Жаль только силы ему такой Перун не дал.

Со всей мощи — толчок. Они проехались по земле. Гроздан — спиной. Леден, вжимая его плечи в камни гладкие и сосновые корни. Меч отлетел в сторону от удара. Хрустнуло в запястьи. Другой рукой он поймал руку княжича, что взметнулась в замахе. Опустил резко, ударил ею о булыжник ближайший — один раз и другой, пока пальцы его не разжались. Схватил клинок и в шею ему направил лезвием самым — поперёк. Гроздан подставил ладонь — да где ж ему удержать булатную сталь, которая и перо на лету рассечёт. Полилась кровь собственная ему на лицо — в глаза и в рот. Леден схватился рукой подбитой за остриё, подавился воздухом, что метнулся тугим комком по горлу от боли страшной. Навалился всем весом — и меч, упав вдруг резко, раскроил Гроздану шею. Застыли глаза княжича. Булькнуло где-то в груди у него — и стихло всё вместе с дыханием.

Леден упал рядом с ним, прижимая к груди окровавленную ладонь, на которой, верно, разрезал немало жил. Даже кольчуга собственная казалась теперь горячей. Вокруг стало и вовсе тихо. Коль не слушать шум крон кудрявых сосновых над головой. Почти уже совсем стемнело. И небо потускневшее не слепило ставших вдруг слишком чувствительными глаз. Кровь Гроздана, густая, липкая, не успевая впитаться в землю каменистую, дотекла уже до его плеча. Говорили о чём-то кмети уставшие: сколько их в живых осталось? Потом видно станет. Леден отсчитал десяток вдохов и выдохов. Качнулся — сесть. И боль перетекла вся в руку, как он поднялся.