Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена - Страница 51

— Да до Макуши уж десять раз можно было сбегать, — проворчал, в очередной раз во двор выглядывая.

Но отрока всё не было. Леден уж собрался Брашко за товарищем вслед отправлять — а то и разузнать, куда того нелёгкая, каким ветром унесла, да не пришлось. Вернулся Радай — и как ни прятал лицо, а даже издалека было заметно, что чья-то тяжёлая рука подбила ему правый глаз. Пока он только припух чуть, набрякла под ним кожа, но уже и краснота расплывалась. Боянка охнула и потащила парня назад, во двор — холодную, намоченную в колодезной воде тряпку приложить. Да Чаян остановил:

— Ты сказывай наперёд, что случилось, — обратился к расстроенному и злому отроку. — Или упал нечаянно на дороге — прямо на камень?

— Скорее уж девицу какую бойкую в углу прижал. Или жених у неё оказался бойкий, — усмехнулся Леден.

Даже Радим хмыкнул: кажется, лишь к отрокам княжьим он нарочной неприязни в душе не таил. Да поддёвки мужицкие Радая вовсе не ободрили и не развеселили.

— Староста сказал, придёт нынче к вам, — бросил он уже от двери самой. — Говорить будет. О дочери своей.

И ушёл вместе с Боянкой — а Чаян едва похлёбкой крапивной не поперхнулся. Сглотнул, точно яблоко целое, и переглянулся с Леденом. Но по лицу того только насмешка пробежала: предупреждал, мол, тебя беспутного. Смятение старшего длилось и вовсе недолго: не успел ещё отрок вернуться, как он уже продолжил трапезу, неловко прерванную, как ни в чём не бывало. Лишь глаза всё от Елицы прятал, хоть она больше не собиралась ни в чём его упрекать. Это он должен думать о том, как вести себя, в чем усмирять — а она только решать, как к тому относиться.

Оказалось, что глаз Радаю подбил, крепко изловчившись, старший брат Озары. Удержать его от ссоры с отроком не смог даже отец — вот и сцепились ненадолго, помяли друг другу бока и траву во дворе под причитания девушки, которая носилась вокруг них, словно квочка, пытаясь вразумить.

— Ладно, он, лапоть, а ты чего ввязался? — покривил Чаян губами на его сказ.

— Дык он псом блудливым тебя назвал, — Радай потрогал припухлость на скуле, которая, несмотря на все усилия Боянки, становилась только больше.

— Так то он меня назвал, а не тебя, — княжич махнул рукой. — Пусть мне в лицо о том скажет, сопляк.

Елица после все ж подозвала к себе Радая и нашептала над ним заговор несложный. Синяк всё равно будет, да пройдёт быстрее. После обедни Радим ушёл по своим делам — к знакомцу своему, договариваться насчёт того хозяйства, что осталось подле избы. И стало немного как будто легче. Разум вяло принимал мысль о том, что он снова рядом. Но на место недоумения и испуга, коим обернулась новая встреча с ним, приходило уже спокойное осознание и поиск постоянный решения, что теперь делать.

Да не вернулся он ещё обратно к дружинным избам, как пожаловал Макуша с сыном своим и мужами двумя крепкими — на вид то ли братья его, то ли ещё какие родичи. Елица, услышав шаги, выглянула во двор — и только успела заметить, как прошли они мимо — да прямиком к избе, где мужчины расположились на отдых и ночлег.

Она метнулась обратно, захватила повой и, на ходу закрепив его лентой вкруг чела, заторопилась следом за ними. Видно, намерения у Макуши были дюже серьёзные — и не волновало его совсем, что с княжичами говорить придётся, а не с обычными селянами.

Не успела ещё Елица добежать до соседней избы, как едва не наперерез ей выскочила бегущая сломя голову Озара. Они почти столкнулись — девушка всхлипнула тихо, успев отшатнуться.

— Стой, не ходи туда, — остановила её Елица, схватив за локоть.

Озара вырваться попыталась, протащив её несколько шагов за собой — уж какая сила её гнала. Но после остановилась, приложив ладонь к губам, как услышала резкие голоса, грянувшие из сеней.

— Так ведь разругаются, — с подвыванием тихим возразила она. — Вон, отроку вашему уже досталось.

Елица развернула её к себе лицом. Посмотрела в глаза, слезами налитые — того и гляди разрыдается.

— Не тронут княжичей. Не совсем уж неразумный твой отец. Да и не силой Чаян тебя взял. Так ведь? — Озара закивала рьяно. Елица погладила её по плечам. — Что ж ты… На что надеялась?

— Ни на что… Просто, — дочь старостова закрыла лицо руками и всё ж расплакалась тихо. — Не знаю, как случилось такое. Как будто русалья кровь в нём. Не иначе.

Елица вздохнула и подтолкнула её в спину слегка. И правда ведь...

— Нет в нём русальей крови. А тебе думать надо было лучше. Иди в избу — Боянка тебе отвара с липой даст. А туда не суйся.

Озара поплелась молча к женской избе, всё утирая слёзы с щёк, шмыгая носом громко. А Елица поспешила дальше. Застала она самый разгар совсем уж неприятного разговора. Никто не сидел спокойно на лавках — все стояли друг напротив друга, словно и правда сейчас повыхватывают кто что — кто топоры, кто мечи — и порубят друг друга насмерть. Напряжение читалось в позах мужей. По лицу Чаяна блуждала гримаса страшного, горячего гнева.

— А я говорю, женись на Озаре! — видно, в очередной раз выкрикнул Макуша, и один из спутников его шагнул вперёд с угрозой. — А то ишь какой. Княжну невестой своей нарёк перед всеми. А сам втихую девок жмёт в углах. Она-то хоть знает? И не пучь на меня свои зенки бесстыжие!

Чаян перевёл взгляд на Елицу, которая так и встала на пороге, ещё по лесенке не спустившись. Все, как один, мужи обернулись на неё — и по губам Макуши пробежала улыбка злорадная. Не удержал.

— Знала я всё.

Елица сошла всё ж в хоромину. И староста как-то притих сразу, опустили плечи напряжённые его родичи. Леден, что позади брата стоял, вцепился взглядом в неё, ожидая как будто чего-то. Следующего слова её, словно могла она именно в этот миг решение своё перед всеми высказать: станет женой Чаяна или нет. А уж то, что и без того мужняя — как будто все позабыли.

— И что ж скажешь теперь? — уже не так громко, с оттенком почтительности в голосе, поинтересовался Макуша. — Разве примешь такого мужа, который будет подолы челядинкам за спиной твоей трепать?

— Он не муж мне. И не жених, как бы ни назывался, — Елица остановилась между мужчинами, обводя их взглядом. — Коль назову его так — то известно станет. А что до Озары… Она тоже виновата, раз позволила себя взять. Никто её не неволил.

Староста прищурился, с каждым мигом теряя к ней своё расположение. Забурчали тихо родичи его, переглядываясь озадаченно. А Чаян вздохнул, как будто тоже надеялся, что удастся к чему-то её склонить — в горячке-то грядущей схватки с ярунчанами.

— Позволила… — буркнул староста. — Девица она неразумная. Охмурил он её. И рад.

— Неразумная? — Елица вскинула брови. — Кажется, не слишком-то она меня младше. Понёву вон носит, за хозяйством следит… Чего ж ты разума её лишил, будто дитё она? Но всю вину на Чаяна свешивать тоже нечестно, раз сама она уж за свои поступки в ответе.

Макуша и воздуха в грудь набрал. Округлились его глаза, пыхнули яростью сухой, словно пожар по траве. Но муж, что позади его стоял, опустил ладонь ему на плечо — и тот охолонул всё же.

— Учить меня ещё будешь, — махнул он рукой и вновь взор к Чаяну обратил. — Не знаю ничего, княжич. Бери дочь мою меньшицей, как способен станешь дитя зачать без угрозы для девки. В княгини, конечно, она не метит, — староста покосился на Елицу. — Куда ей. Но негоже так всё оставлять. А иначе, коль обидишь, то никто из Яруницы тебя ни в чём больше не поддержит. А там смотри, может, и князем не станешь никогда.

Он развернулся и прочь пошёл, махнув рукой своим. Те побросали в княжичей тяжёлые взгляды, словно камни, и за ним пошли, ничего не говоря, не угрожая попусту — староста и так всё сказал. И признать надо — справедливо рассудил.

Елица прошла дальше в хоромину и села устало на лавку у стола. Чаян подошёл, опуская наконец руку, которую на оголовье меча всё это время держал. И слов у него, видно, не находилось теперь — да и что тут скажешь? Забава мимолётная нехорошо обернулась. Да меньшицу взять себе — не самая большая беда. Другое дело, как мириться с тем станет та, кто княгиней его будет.