Пятнадцать ножевых (СИ) - Линник Сергей - Страница 16

— Вызывали, Лев Аронович? — поинтересовался я, открывая дверь.

— Ты, Панов, кем себя возомнил?! — понесся привычной дорогой воспитания молодых специалистов заведующий. — Почему ты в нарушение всех инструкций полез в очаг? Или тебе непонятно, что ты должен был ассистировать врачу в организации оказания помощи?

О как завернул! Прямо в отчетную документацию вставляй...

— На месте аварии оказались: наша бригада, водитель поливалки и пожилой мужчина, — я медленно загнул три пальца, перечисляя участников. — Пожилой мужчина в холодную воду полезть не мог из-за состояния здоровья. Врач Томилина занималась организацией оказания помощи, в чем ей ассистировал водитель Харченко. Молодой человек из поливалки прыгнул в воду вместе со мной и доставал пострадавших из затонувшего автобуса. Среди которых оказалась и малолетняя девочка. Или ее надо было оставить тонуть, чтобы инструкций не нарушать? — признаюсь, с сарказмом я слегка переборщил. Что прощалось деду, всю жизнь прокатавшемуся на скорой, не простится студенту. Угадал.

Лев Аронович внезапно повел носом, потом наклонился ко мне, принюхался. Ну да, коньячок, он имеет свойство пахнуть, причем долго и интенсивно.

— Ты пьян! — торжествуя, объявил он. — Ты находился на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения! Сейчас мы проведем освидетельствование!

Ага, испугался. Срочно дайте мне спрятаться от этого страшного дяди. У меня вдруг появилось чувство, называемое «кураж». Когда всё легко и никакие неприятности не могут тебе помешать, хотя ты всерьез понимаешь их опасность.

— Да пошел ты на хер, — спокойно сказал я и встал со стула. — У меня рабочее время час как кончилось.

— Ч-ч-что? — наверное, такое Льву Ароновичу говорили только начальники повыше. Или жена, к примеру.

— На хер, — повторил я. — Так обычно говорят, когда хотят смягчить другое трехбуквенное слово.

— Ну ты наглец! — прошипел Лебензон. — Тебе здесь не работать, запомни мои слова!

— И что? Подстанций много, фельдшера везде нужны, — философски заметил я. Нет, определенно надо было искать игроков в покер, Там всё же спокойнее. Хотя кого я обманываю?

— Вон пошел из моего кабинета! — длинный палец начальника указывал мне на дверь в лучших традициях стародавних театральных постановок. Столь же наигранным был и тон, которым он произнес напутствие.

Я мог бы наговорить еще много неприятных слов, но зачем? Смысла нет совсем никакого. Во вторник разберемся. У меня как раз стоит дежурство суточное.

***

НУ всё, домой. Сложил мокрые вещи в пакет. Отжал их кое-как, конечно, но надо стирать. Как раз вспомню правила обращения с советской машинкой. Вряд ли что-нибудь сверхсложное, но разобраться ведь надо. Или дождаться Лизу и озадачить ее? Нет, пожалуй, не буду.

За мыслями о главном в этой жизни, я и не заметил Томилину. Елена ждала меня не на территории подстанции, а чуть поодаль, наверное, светиться не хотела.

— Андрей, — позвала она. — Нам надо поговорить.

Неожиданность — неплохой повод, чтобы подпрыгнуть на месте. Еле удержался.

— Польщен, конечно, но можно было бы предупредить, — ответил я. — Договорились бы: кафе, кино, прогулки под луной. А не так вот сразу.

— Хватит ерничать, — сильно покраснев и, как это было у классиков, опустив глаза долу, пробормотала докторша. — Мне Лебензон приказал на тебя докладную написать, что ты был пьяный на работе.

— Он тебя что, еще раз вызывал?

— Ага, — кивнула она. — Кричал ужасно. Мне даже страшно стало.

— А я был пьяный? — поинтересовался я.

— Нет, — ответила она. — Наверное, ты выпил после того, как из воды вылез. Когда начальство какое-то к тебе приходило.

— Я бы на этом моменте внимание не заострял. Тогда Лев Аронович пойдет дальше и обвинит тебя в том, что не сразу доложила о моем проступке. С работы не выгонит, но у него появится рычаг давления. Понимаешь? Вроде как он тебя простит, а ты ему должна.

Лена удивленно на меня посмотрела.

— Ты, Андрей, о работе рассуждаешь, можно подумать, сто лет уже проработал. Вчера на отеке этом вел себя, будто уже миллион раз видел такое. И что же мне делать с докладной?

— Насчет сотни лет и миллиона раз, ты, Лена, погорячилась, конечно, — улыбнулся я. — Просто я очень умный и талантливый. Я не могу сказать тебе, что делать. Но я бы написал, что фельдшер Панов ни в чем таком замечен не был, чему подтверждением могут быть и показания наших пациентов и их родственников. Как-то так.

Я опять почувствовал себя в привычной роли старого зубра, которого в сексуальном плане уже никто не воспринимает, а потому ему позволяется флиртовать с молодыми барышнями. Но на пару секунд, не больше. Таким взглядом на динозавров не смотрят. Я понял, что если бы захотел, то взял бы эту девочку за руку и она бы пошла за мной куда угодно. Блин, тут и вздохнуть только мысленно можно, а то неправильно поймет. Я бы и сам не против, она симпатичная, не глупая, есть в ней что-то такое... сексапильное, наверное. Да она просто молода, блин! Но ведь золотое правило мужика говорит, что не стоит делать это у себя на работе, потому что любовь проходит, а проблемы остаются.

— Спасибо тебе, — как и все рыжие слишком легко она краснеет, надо ей с собой что-то делать.

— И не вздумай на работе появляться до вторника, — посоветовал я. — Даже если Лебензон будет звонить. Да хоть сам Каверин, главный врач. Никого не слушай. А во вторник выясним, что делать.

— Ну, я пойду? — Томилина всерьез решила проковырять носком левой туфли дыру в асфальте. А смотрела при этом куда-то в район моего пупка. Или чуть выше?

— Давай, до вторника. Если что, звони мне, — и продиктовал ей свой номер. И зачем я это сделал?

***

Пока ехал домой, купил несколько газет по дороге — вникнуть в жизнь страны и в международную обстановку. Про Афган ни «Правда», ни «Труд», естественно, не писали, зато бряцали оружием по поводу окончания военных учений «Юг». На них советская армия отрабатывала развертывание на ближневосточном ТВД. Учения были признаны успешными, все союзники по Варшавскому договору тоже отработали на пять с плюсом. Это я уже домыслил, продираясь через газетный официоз. Из международных новостей сообщалось, что поляки на своем пленуме освободили Эдварда Герека от обязанностей Первого секретаря ЦК и члена политбюро. Первым секретарём избран какой-то Станислав Каня.

Перед самым подъездом меня уже ждала Лиза. Сегодня «зеленоглазка» обрядилась в черное платье с поясом, кожаную курточку. Стянула свою белоснежную гриву волос в хвост. Машины рядом не наблюдалось.

— Привет! Что так долго? И чего ты такой взъерошенный? Будто из бассейна.

Я поцеловал подругу, открыл дверь подъезда.

— Да уж... пришлось побутлыхаться

— Тяжелая смена?

Мы поднялись на четвертый этаж, вошли в квартиру.

— Тяжелая — мягкое слово для всей этой фигни.

Даже не дав раздеться, я попытался прижать девушку к стене. Она ловко вывернулась.

— Андрей! Убери руки.

Моя ладонь и правда попыталась проникнуть под платье.

— А что не так то?

— У меня... ну... — Лиза покраснела прямо как Томилина. Мигом. -... дела...

Я выматерился про себя. Вот непруха! Раскатал губу на четыре презика.

— Может, можно как-то иначе? — я помог снять куртку, мы прошли на кухню

— Как иначе? — Шишкина с любопытством на меня уставилась.

И что делать? Проводить нецелованным советским девушкам сексуальный ликбез?

— Ну знаешь, есть способы... — я смешался.

— Панов! Ты на что намекаешь? — Лиза засмеялась, румянец снова резко усилился. Она воткнула электрический чайник в сеть, потянулась к шкафу за пачкой с чаем. Платье натянулось на попке, я вскочил, прижался сзади. В джинсах, да еще на голое тело, стало совсем тесно.

Мои руки легли на грудь девушки и тут ахнув Шишкина опрокинула на нас пачку. Чай оказался в волосах, попал за пазуху. Мы засмеялись, начали отряхиваться.

— По дороге к родителям купим торт и заедем на рынок — может удастся достать розы. Подаришь моей маме.