Недетские игры (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 12

— Оля, открой.

— Уходи, Олег. Просто уйди.

Меня трясет. Пространство вокруг становится узким. Его так мало. Голова кружится, мне кажется, еще немного, и я просто потеряю сознание. Сползаю на пол, падая лицом в ладони. Плачу.

Громко, так громко, что, наверное, слышат соседи.

— Пошел вон отсюда.

— Открой, давай поговорим. Ты злишься, я знаю, милая…

— Уходи, просто уйди отсюда!

Кричу. Сама не узнаю свой голос. Он холодный, в нем так много агрессии и боли…

— Тебе просто нужно успокоиться…

Олег шебуршит за дверью, но после долгих минут ожидания ретируется. Бросает напоследок, что зайдет потом.

Я не выхожу из ванной сразу, как только хлопает дверь.

Сижу там еще минут двадцать.

Мне так страшно. Страшно выйти из своего укрытия, страшно снова с ним встретиться.

Он же почти меня сломал. Своими словами, прикосновениями. Я почти ему поверила…

Открываю воду. Сначала наблюдаю, как прозрачная струя бьет о белоснежную раковину, и только потом умываюсь. Избавляюсь от слез и долго смотрю на себя в зеркало.

Красные глаза. Потухшие.

Трогаю губы. Он меня целовал. С напором, совсем как раньше.

Только вот в голове почему-то другие губы и другие прикосновения. Еле ощутимые, но пробирающие до глубины души…

На кухне темно. Ветер щекочет голые плечи. Тайка курит в открытое настежь окно.

Отрицательно качаю головой на ее предложение сделать затяжку. Я из тех, кто покончил с этой дурной привычкой, даже не начиная.

— Пепельница, — треплю ее короткие волосы.

— Тоже мне зожник, — тычет меня локтем в бок, а сама хихикает.

Отвожу взгляд в сторону. Небо сегодня чистое. Звезды видно. Жаль, луны нет, настроение как раз, чтобы повыть.

— Какие бабы все-таки дуры, — упираюсь кулаком в подоконник.

Тая улыбается. Стряхивает пепел в какую-то баночку и медленно разворачивается ко мне лицом.

— Опять твоя блаженная? — вздыхает. —  А я все думаю, чего ты ко мне посреди ночи приперся, не на сутках же даже.

— Прости, что разбудил.

— О-о-о, за это ты уже извинился, и не раз. И совсем в другой плоскости, — смеется. Тайкин мягкий смех как-то согревает, что ли. Смотрю на нее, и жить легче становится.

Все у нее просто. Никаких заморочек. Никакой грязи.

Легкая девочка с большой мечтой. Сколько мы с ней знакомы? Лет пять, шесть? Пересеклись на какой-то тусовке. Даже встречаться пробовали. Не зашло.

Остались друзьями. Нет, в кровати, конечно, периодически встречаемся, но только в момент, когда у нее нет серьезных отношений.

— Расскажешь, что случилось?

— Нет.

Вдаваться в подробности не хочется. Да и не надо оно ей.

— Ну, если созреешь, мои уши и язык всегда в твоем распоряжении. Я и выслушаю, и совет подкину, — подмигивает и, юркнув под моей рукой, идет к столу. Наливает в стакан воды. — Может, поедим, кстати?

— Выбирай, закажу, — киваю на свой телефон.

— Это я быстро, — забирает смартфон, но даже с блокировки не снимает. Зависает на пару секунд, смотрит на меня как на неведомую зверушку.

— Опять колдуешь?

— Тебя заколдуешь, пожалуй. Я просто думаю, что тебе нужно ей сказать.

— О чем?

— Признаться, — взмахивает руками, — балда. Сказать, что она тебе всегда нравилась. Что ты в нее со школы по уши влюблен. Она оценит, девочки такое любят.

— Только не эта.

— Все так плохо?

— Ну, если то, что она снова спуталась с моим братом, считается, то да.

— Жесть. Блин, да простит меня прекрасная Алла Дмитриевна, но твой брат — полное дерьмище. У твоей девочки абсолютно нет мозгов.

— Уйми свой пирсингованный язык.

— И не суй свой милый нос не в свое дело?

— Правильно мыслишь, — сажусь на стул у холодильника.

Тайка треплет свои короткие темные волосы и, высунув кончик языка с небольшой штангой, утыкается в телефон.

Я же думаю о том, какой я баран. Снова повелся. Цветы эти купил…

Нужны ей эти цветы и я сам, как собаке пятая нога.

— Мордашку подставь, — щебечет Тайка,— оплату проведу.

Поворачиваю голову в сторону телефона, чтобы сработал фейс-айди.

— Мерси. Говорят, через тридцать пять минут привезут нашу пиццу.

— Нормально. Может, еще разок? — кошусь в сторону спальни.

— Лень, — морщит нос. — И вообще, у меня сегодня был релакс-день, который я хотела посвятить чисто себе.

— Не вовремя я приперся, да? — улыбаюсь.

— Ваще.

— В душ схожу. Дверь сама не открывай, если раньше привезут. Позови.

— Параноик.

— Язва.

Закрываю дверь в ванной. Воду намеренно делаю похолоднее. Мысли проветрить не поможет, но достаточно того, что будет дискомфортно. Это сейчас то, что нужно.

— Кир, ты здесь уже минут двадцать стоишь, губы синие. Там в дверь звонят, ты просил…

— Сейчас открою. Полотенце подай.

Тая снимает с крючка черное махровое полотенце. Отдает на вытянутой руке, так и стоит в дверях.

— Спасибо, — обматываю ткань вокруг бедер.

Дверь открываю с мокрой головой, в одном полотенце. Когда курьер уходит, оставляю ему на чай, все через то же приложение доставки.

— На свою пиццу, — вручаю Тайке коробку.

— Ты будешь? Кофе сейчас сделаю. Боже, как она пахнет.

— С морепродуктами, что ли? — поддеваю лепешку пальцем.

— Прости, я забыла, что у тебя аллергия.

— Ты самая заботливая женщина в мире.

— Ой, иди ты. У меня есть борщ, будешь?

— Валяй.

— Кир… — Тайка ошарашенно смотрит на мой телефон, который я кинул на стол. — Тут это…

— Чего? — подхожу ближе.

Телефон на бесшумном. Не издает ни звука, только на экране высвечивается короткая надпись: «Брат». Вот это входящий вызов среди ночи.

— Не бери! — верещит Тайка.  — Пошел он. Какую-нибудь гадость скажет…

— Ш-ш-ш, — прикладываю телефон к уху. — Внимательно.

— Ты дома?

— Не совсем. А что хотел?

— Матери плохо. На скорой увезли.

Твою…

— Сейчас приеду. Номер больницы говори.

— Халат, молодой человек…

Медсестра орет мне вслед. Торможу, резко развернувшись, возвращаюсь и забираю из ее рук белую тряпку. Набрасываю на плечи.

Теперь уже ускоряю шаг. Длинный коридор с белыми стенами, от которого подташнивает. Но еще больше тошнит от маячащей у палаты морды брата. Так и хочется вмазать по этой физиономии. За Ольку и маму, что весь день тусила у плиты ради этого идиота. А вот он итог…

Олег замечает меня первым. Кивает за плечо отцу, с которым о чем-то говорит.

— Что с ней? — смотрю на них в упор, сначала на одного, потом на второго.

— Давление, — отвечает отец.

— Можно? — вопросительно цепляюсь взглядом за дверь.

— Пока нет, у нее медсестра, капельницу ставят.

— Ясно, — сажусь на скамейку. Затылок упирается в стену. — Мог бы ресторан снять, — цежу сквозь зубы.

Олег раздувает ноздри, вытягивается весь.  На отца пялится. Поддержки, видимо, ищет, но папа, на удивление, молчит.

— Я ей предлагал повара нанять, — бормочет брат. — Она сама от…

— Нужно было не спрашивать, а нанимать, — закатываю глаза, сцепляя руки в замок.

Папа отходит к окну. Решает не лезть совсем. Претензий старшенькому не предъявляет, хотя, уверен, сам же со мной согласен.

— Такой умный ты у нас.

— Не тупее некоторых, — улыбаюсь.

— Хватит, матери и так плохо, еще вы тут собачитесь.

Папа прерывает нашу перепалку. Уничтожающе смотрит на брата, который быстро затыкается. Потом на меня.

Меня так просто не заткнешь, поэтому я продолжаю:

— Раз уж ты у нас такой ковбой, мог бы не только о себе думать. Кто вообще празднует тридцатиоднолетие? У тебя юбилей, что ли? В следующий раз бутылку пива за гаражами выпей, а не устраивай этот выпендреж. Мать вон целее будет.

— Кирилл, — отец давит голосом, каждая нотка — отдельное произведение искусства. — Прекращай.