Брутальная Падме, или Новая судьба королевы (СИ) - Войце Влад - Страница 26

И вот они стали, оставив разлагаться труп опасного «паровоза», заниматься разворачиванием предпосылок по сворачиванию и обратному переформатированию благ своей паствы. Да естественному, в их понимании, обратному закабалению своей отары.

В это время, в ржавеющем под дождем в кювете остова паровоза, один малозаметный человек, на встрече с коллегами правоохранителями произнес сакраментальную фразу, которую выдал за шутку: «внедрение в банду прошло успешно, приступаю к работе».

Все посмеялись, даже он улыбнулся своей нехитрой шутке, но вскоре многим стало не до смеха. Особенно хозяевам мира. Ведь останки «паровоза» опять начали дымить трубой, а сам он, вдруг, снова обнаружился стоящим на рельсах. Да, он всё еще не напоминал былой паровоз, ржавчина и подпалины на боках были не слишком эстетичными, но с каждым годом ржавчины и подпалин становилось меньше, а уже почти переставшие помнить страшный вопрос овцы хозяев мира, вдруг встряхнулись и стали всё громче задавать другие страшные вопросы.

— А чего это наши хозяева, оказывается именно хозяева, а не лидеры, ведущие нас в светлое будущее? И чего это они с нами такое мерзкое делать стали? Какие такие десятки полов, а отчего они лезут в наши семьи. Вопросы множились, становясь всё злее, а ответы на них или не звучали, либо выглядели всё более неадекватней. А тут еще стал вспоминаться старый вопрос, поставленный давно, еще когда такая страна, как СССР существовала. Нет, альтернатив, полноценных, пока не появилось, но вопросы неприятные опять вернулись.

Раздражать это хозяев мира, так неимоверно стало, что аж в разнос мир стал идти.

Что там дальше было я не узнаю, хоть и верю, что в этот раз паровоз задавить не удастся. Так как в этот момент я, Илья Владимирович Сухов, — в шутку, из-за инициалов и любви поговорить за глобальную политику, получивший от коллег позывной «Сталин», — старлей сил специальных операций, получивший по выходу в отставку по ранению звание капитана, да так и не успевший им побыть на службе, — попал в другой мир.

В мир, где моего славного "паровоза" не было. Более того, этот мир напоминал прошлый, как если бы в нём даже малейшего подобия моей Родины не было, в следствии чего её неприятная для меня альтернатива из моего мира стала полным доминантом без ограничений.

По факту, современная Республика была сплавом сразу нескольких государственных устоев. Рабовладение. Оно пронзало все сферы окружающего бытия, принимая разные формы. Плутократия — власть богатых, вернее запредельно богатых персон, — что правили почти всем. Воинствующими, иногда на грани, а иногда и за гранью сектанства теократииями, что нередко стояли за плутократией, либо рядом с ней. Сплавляясь аморфной конфедеративной раздробленностью с кастовой сословностью, порожденными сильной расовой и технологической разнородностью. И во всём этом правили бал огромные социальные расслоения, при практически полностью отсутствующих социальных лифтах.

Страшноватый мир, должен заметить. Уродливая, замкнутая на саму себя власть, мало чем ограниченная, разве только другой, не менее паршивой властью. Повсеместное рабство, прямое или косвенное. И многое другое, в разной степени неприятное. Прямо скажем, на благостную сказку Лукаса, как он пытался её показать для детского глаза похоже было мало. На тот образ, почему-то, алогично, сложившийся именно у некоторых почитателей саги.

Так как у меня и раньше многие вещи в мире саги вызывали неприятные вопросы. А когда попал в него, узнав этот мир получше, понял, что хоть он и имел определенные отличия от киношного варианта, но сага передала суть ДДГ довольно неплохо. Ну, если не обманываться именно образом, что странными извивами ума возник в сердцах некоторых его фанатов. Суть, которую не могла скрыть приглаженная картинка кинематографа если её смотрел человек здравомыслящий — заиграла еще более неприглядными красками, когда я погрузился в местную реальность.

Окружающее же меня нынче, вынуждало вспомнить фразу Гете: «нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков». Причем, тут ситуация была даже хуже, ведь тут и очевидных рабов хватало более чем.

В моем былом мире был целый жанр — попаданцы. Невольным участником которого я нынче стал. Так там многие юноши мечтающие о попаданстве любили говорить, ох, я бы развернулся. Я в таком случае говорил, что чисто статистически и гипотетически если принять возможность такого попадания, вы скорее окажетесь не во власть предержащем, а в корове, которую он доит, а в перспективе зарежет на мясо. Бесправную и забитую. И попробуй вякнуть, что-то по этому поводу — не просто не поймут, чего там коровка мычит, но и забьют батогами на скотном дворе.

Самому мне, невзирая на вероятности, «повезло» попасть, как раз в элитную тушку. Почему в кавычках? А потому что обязывает. Ну, такой я человек. Попади я в фермера какого, строил бы план, как улететь подальше и осесть в глуши, где «пастухов» поменьше, закон — тайга, а прокурор — медведь. Не потому, что я люблю блатную романтику, абсолютно нет, а потому, что мир вокруг, реальный мир, мне неприятен и вызывает дискомфорт своей несправедливостью. Но изменить его находясь внизу — выше человеческих сил. Чтобы кто не думал на сей счёт. Будь тут место, где такой маленький человек имел бы социальный лифт, способный вознести его на самый верх, то я бы возможно им воспользовался. Но такого не проглядывало. Максимум, человек снизу мог стать приближенным слугой, не более.

«Служить не против, но прислуживать мне тошно».

Злая ирония моей новой жизни состояла в том, что с каждым годом жизни в этом мире, я чувствовал себя всё более, тем малозаметным ранее человеком, со своей Родины, который однажды пошутил «про внедрение в банду и начало работы». И это притом, что ранее за собой какой-то запредельной пассионарности не замечал.

Хоть и неприятно было «работать под внедрением», тем более было понимание — решение об этом приведет к жизни, получившей сразу несколько серьезных и долгосрочных изменений. Риски умереть не от старости и просто довольно долгое одиночество. И труд, тяжёлый, часто неприятный. Вынуждающий на массу разной степени жестких решений, которые придется принимать по ходу.

Конечно всё было не так беспросветно, как могло показаться и моё текущее положение позволяло разбавлять неприятную и выматывающую работу приятным отдыхом. Правда, скорее всего, придется совмещать короткий отдых с протяжённой работой, сплавляя их в единое целое. Так как слишком многое надо будет сделать, а я не сильный одаренный, чтобы жить под двести лет и уж тем более не Йода, который разменял уже шесть сотен. Даже с медициной Республики, доступ к которой у меня был полный, ввиду моего положения, в лучшем случае, больше 120 лет я не проживу. Уж слишком выматывающая жизнь меня ждет.

А массив работ меня ждал огромный. Время терять нельзя было. И шанс на то, что мне даже в малом удастся достичь успеха на этом пути, был не особо велик. Хотя в помощь мне было то, что я собирался варить эту «лягушку» постепенно, чтобы она не поняла, к чему дело идет, пока инерция изменений не станет мало обратимой.

И невзирая на мою большую неохоту ввязываться в глобальную задачу, сколь веревочке не виться, а принимать решение и все последствия с ним связанные надо было.

Хотя начиная эту дорогу, у меня вовсе не было уверенности в силах. Хватит ли их пройти её до конца?

Впрочем:

«Caesarem decet stantem mori» — Цезарю подобает умереть стоя, или положение обязывает.

Глава 10

Развеянная скука, или активный отдых, как вклад в будущее

(Сектор Чоммелль)

Лексан был выходцем из вполне себе обычного Дома Дерпт. Не входящий в первую сотню, пусть и немного, он был Домом узкоспециализированным на сельском хозяйстве. В понимании сильных мира сего, его скромная доля на рынке в пол процента, что они занимали в секторе, делала его хоть и далеко не бедняками, но далекими от сильных мира сего. К тому же сельское хозяйство, при всей критичной необходимости для разумных, прямо скажем, было не очень прибыльным делом. Значимую часть потенциального дохода теряя на перевозках от места выращивания, к месту потребления.