Сам себе цикл. Дилогия (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 31

— Все встанет на свои места, если допустить, что Громов и Ломтев — это разные люди, и подмена произошла как раз в "Золотой осени", — сказал Влад. — Но это….

— Невозможно? — уточнил Михайлов. — А смена вектора силы возможна?

— Были прецеденты, — сказал Влад.

— Были, — согласился Михайлов. — Но, как правило, у наблюдаемого объекта с самого детства наблюдался дар двух стихий, и потом, со временем, одна вытесняла другую, даже если раньше она была более слабой. Но этого никогда не случалось в таком возрасте. Кроме того, Громов изначально был сыном Зевса, причем внекатегорийным, и никаких других склонностей никогда не демонстрировал.

— Это не значит, что их не было, — заметил Влад.

— Две равные силы уживались в одном человеке на протяжении такого времени?

— То, что мы никогда раньше о таком не слышали, не означает, что это невозможно в принципе, — сказал Влад. — Кроме того, мне сложно поверить, что какой-то человек с даром такого уровня уклонился от испытания силы и прожил столько лет, так и не попав в поле зрения СИБ, которая такие случаи отслеживает весьма скрупулезно.

— Возможно, он не из империи.

— Допустим, они смогли подправить ему внешность так, что он умудрился ввести в заблуждение собственного сына, — сказал Влад. — Но его друзья, старые связи…

— Которые он даже не попытался возобновить, — сказал Михайлов. — После испытания силы и раскола в клане Громовых, Ломтев не вышел на связь ни с одним из своих многочисленных знакомых. Он живет затворником.

— Это можно понять, учитывая его возраст и положение.

— Не стоит списывать все странности на возраст, — сказал Михайлов. — Тот же Меншиков моложе всего на двенадцать лет.

Старики.

Старики у власти — это ее полбеды, подумал Влад. Беда, когда у этих стариков есть сила, сравнимая с мощью целой армии, пусть даже эта армия принадлежит какой-нибудь небольшой стране. Что ты будешь делать с этими стариками?

Только ждать, когда они умрут.

Но тот же Романов не умирает уже больше сотни лет. Так можно и самому состариться в ожидании.

— Я считаю, Крестовский никогда не стал бы так разговаривать с настоящим Громовым, — сказал Михайлов. — А если бы такое произошло, Громов убил бы его в самом начале разговора. И даже не этого разговора, а одного из тех, что были у них раньше.

— Если только он не выжил из ума.

— Если бы он выжил из ума, туда все же приехала бы спецгруппа СИБ, а не целый великий князь, — заметил Михайлов.

А дом Меншиковых издавна тесно связан с домом Романовых, и по одной из теорий наследования, после смерти Петра Шестого великий князь является третьим в очереди наследования.

По другой теории — шестым.

Возможно, это ничего и не значило, и, скорее всего, так оно и было, но в голове Влада почему-то всплыл именно этот факт.

Заговор, подумал Влад. Непонятно, чей, непонятно, против кого он направлен, но это и неудивительно. Они, возможно, годами плели паутины, а мы случайно наткнулись на одну ниточку, и совершенно естественно, что мы не видим всей картины целиком.

Но другого объяснения он найти не мог. Крестовский работал на СИБ, но если бы он посещал Ломтева по служебным делами, после его пропажи фамильный особняк был бы уже трижды оцеплен эсбэшниками, а зондеркоманда ариков уже готовилась бы к штурму.

Другое дело, если он был там с частным визитом.

И граф мог бы давить на князя, пусть даже и не совсем настоящего, хотя в некоторых аспектах уже и настоящего, только если за спиной графа стоит кто-то еще.

Кто-то больший.

Например, великий князь.

Тем самым объяснялся и шантаж дочерью, и многое другое.

— Бритва Оккама, — сказал Михайлов. — Нужно отбросить все лишнее.

Влад, так и не сумев найти комфортного положения, сел ровнее и закинул ногу на ногу.

— А какая вам, собственно, разница, Громов он или Ломтев, князь ли он по праву рождения или праву силы? — спросил он. — Важно другое. Он — колебатель тверди, и мы можем до него добраться. Пока еще можем, но если мы будем медлить, стараясь во всем этом разобраться, путилинцы достроят систему охраны, а он обзаведется личной гвардией, и он станет недоступен для нас, как и любой другой князь.

За все время его террористической деятельности, убивать высших аристократов Владу не доводилось. Князья жили в настоящих крепостях, для штурма которых требовалась либо воинское соединение, либо другой князь, по городу передвигались на личных броневиках в сопровождении вооруженной до зубов охраны, да и сами они были такими, что у тебя в любом случае был только один выстрел.

И если с ним что-то шло не так, шанса на второй тебе уже никто не давал.

Влад помнил историю с неудачным покушением на одного из сынов Гефеста, повелителя огня. Убийца попал, но ему удалось только ранить князя Чавчавадзе, ответным ударом тот уничтожил два жилых квартала.

Вместе со стрелком, разумеется.

По официальной версии это произошло, потому что он был ранен и потерял контроль над силой, не сумев ее вовремя сдержать. Но возможно, что он и не хотел сдерживаться.

Император по-отечески пожурил князя и велел ему выплатить компенсации родственникам погибших, и некоторые из них не получили этих компенсаций до сих пор, хотя уже почти пятнадцать лет прошло.

Потому что есть мы, и есть они. Аристократия и народ. Свои и чужие.

Своим — все. Остальным — закон, но проблема в том, что и закон этот работает только тогда, когда этого хотят свои.

Были тогда, конечно, какие-то волнения и протесты, но на этот случай в империи существовали силовики СИБ, которые прекрасно умели обходиться с любыми протестами и волнениями даже без помощи высших.

А те всегда были готовы помочь.

Громов-старший в молодости сам подавлял два восстания на границе с ДВР и в Киевской губернии, и трудно было посчитать, за сколько смертей он ответственен.

— Вы предлагаете его убить, — сказал Михайлов. — Это понятно, это ваш привычный образ действий, именно за этим вы и пришли.

— У нас есть два дня, — сказал Влад. — От силы — три. Потом он закуклится и обрастет броней, которую нашими силами будет уже не пробить. путилинские настроят охранные системы и уйдут, и вместо них придут личные гвардейцы, и их будет много. Гораздо больше, чем сейчас. И попытка ликвидации превратится в полноценную боевую операцию, которую даже вы не потянете.

— Это понятно, — сказал Михайлов. Он поставил локти на стол, переплел пальцы и смотрел на Влада поверх этого сооружения. — Ваша логика понятна, и вы мыслите верно, но дело в том, что вы мыслите тактически. А я делаю ставку на стратегию.

— И в чем же ваша стратегия? — спросил Влад.

— Смерть одного князя, безусловно, ослабит империю, — сказал Михайлов. — Но не сильно. Это новоявленный князь, который стоит во главе только что созданного дома, и самое ценное, что у него сейчас есть — это голос в княжеском совете. И если мы ошибаемся в своем предположении, и это настоящий Громов, то его голос может усилить партию войны, и тогда, конечно же, нам лучше от него избавиться.

— Но, — сказал Влад.

— Но, — сказал Михайлов, выпрямив указательный палец и тыча им куда-то в потолок. — С другой стороны, возможно, это не Громов. И тогда мы имеем дело с заговором внутри империи, заговором, который может привести к клановой войне, которая ослабит империю куда больше, чем смерть одного князя. Но риск велик, и, прежде чем что-то сделать или не сделать, мы должны знать наверняка.

— И как же вы можете узнать наверняка? — спросил Влад, хотя уже понимал, к чему Михайлов клонит.

— На данный момент я вижу только один способ, — сказал тот. — Пойти и спросить.

— И, как я понимаю, идти и спрашивать вы предлагаете мне?

— Я ограничен в людских ресурсах, — сказал Михайлов.

— А кроме того, я не ваш, и меня не жалко.

— Вы пришли ко мне ради сотрудничества, но, откровенно говоря, я не заинтересован в сотрудничестве в разовой акции, — сказал Михайлов. — Я представляю интересы небольшого — сравнительно, конечно — государства, окруженного врагами. Империя и Китай представляют для республики одинаковую угрозу, но в последние годы империя действует куда более активно, и если у меня есть возможность ввергнуть ее столицу в пучину межклановых войн, я не могу этой возможностью пренебречь.