Сам себе цикл. Дилогия (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 21

— Вы же меня знаете, ваше величество, — сказал Ломтев. — Я привык делать все сам.

Он полагал, что старый князь мог бы так ответить, и не ошибся.

— Узнаю тебя, Виктор, — сказал император. — Всегда сам и ни у кого не просишь помощи. Но знаешь, что меня тревожит?

— Что? — спросил Ломтев, решил в этот раз обойтись без титулования.

Император не обратил на это никакого внимания.

— Арифметика, — сказал император. — Моя арифметика проста. Один род — один князь. Если род один, а князей — два, то обычно возникают противоречия, и очень быстро эти противоречия выливаются в стрельбу и кровь на улицах моей столицы. Моей империи. Я этого приветствовать никак не могу, и даже наша старая дружба здесь никак не поможет. А вокруг тебя уже начали умирать люди.

— Может быть, тогда вам стоит переадресовать вашу обеспокоенность моему сыну, — холодно сказал Ломтев.

— И я непременно так и поступлю, мой старый друг — сказал император. — Но сначала я хотел предупредить об этом тебя. Я не смогу присутствовать на твоем испытании силы, и я, конечно же, желаю тебе удачи, но в то же время мол об одном. Если ты не пройдешь, отступись. Я не оставлю тебя, я помогу тебе обустроить достойную старость, но, пойми меня правильно, моей империи нужен только один князь Громов. И если вдруг их будет двое, и они начнут выяснять, кто из них больше князь, и в ходе этих выяснений пострадают люди, то мне придется вмешаться. И князей Громовых не останется ни одного.

Они остановились около молодого деревца, и император вдруг снял перчатку со своей правой руки и возложил ладонь на его ствол.

В тот же миг на них с Ломтевым посыпались желтые листья, а еще через мгновение дерево, тянущееся к небесам и радующее глаз, превратилось в труху.

Император надел перчатку и отряхнул капюшон. Ломтев стоял в этом во всем по колено, завороженный демонстрацией императорского могущества.

— Это на тот случай, если кто-то здесь забыл, кто я такой, старый друг, — сказал Романов.

Ломтев подумал о том, как такое вообще можно забыть. Кто бы мог, единожды увидев, забыть такое в принципе?

Он читал об этом, но читать — это одно, а увидеть воочию — совсем другое, и Ломтев не сомневался, что не сможет забыть этого уже никогда.

Во главе Российской Империи стояла смерть.

Ломтев стоял и смотрел, как в голубом летнем небе удаляется императорский вертолет. Танеев подошел и встал рядом, охранники держались поодаль, на расстоянии, с которого уже нельзя подслушать без специальных устройств, но еще можно успеть прийти на помощь в случае чего.

Правда, с той опасностью, что улетала сейчас в сторону Москвы, они бы все равно не смогли совладать.

— Что это было? — спросил Ломтев.

— Не помню. Тополь? Какая разница, — сказал Танеев. — Скажу садовнику, пусть уберет тут… Что он сказал?

— Что ваша затея висит на волоске, — сказал Ломтев. — Что если мы начнем войну, то он сам ее закончит к общему неудовольствию сторон.

— Э… Хм…

— Вам надо позвонить, — сказал Ломтев.

— Действительно, надо, — согласился Танеев.

— Почему вы не дали мне никаких инструкций? — поинтересовался Ломтев. — Это ваша операция вообще хоть как-то продумывалась, или вы все время собираетесь импровизировать на коленке?

— Вы должны понять, что мы разрабатывали сына, — сказал Танеев. — О характере взаимоотношений старшего князя и императора нам почти ничего неизвестно. Это другое поколение…

— Вы — дилетанты, — сказал Ломтев. — И я напомню вам об этом разговоре в тот день, когда нас всех будут вешать.

— Высших аристократов в империи не вешают, — сказал Танеев.

— Вот как? А что с ними делают?

— Император оказывает им последнюю почесть, пожимая им руку, — сказал Танеев.

— Так себе почесть, — сказал Ломтев. — Возможно, я предпочел бы веревку.

***

Итак, у Ломтева оставалось чуть менее недели до испытания силы, а сила больше никак себя не проявляла. Ломтев валялся в кровати, читал местный интернет и пытался найти решение, но для его случая такового не существовало.

Испытание силы было чем-то вроде вступительного экзамена в ряды аристократов. Каждый отпрыск благородного рода должен был пройти его в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет (можно и позже, но это уже считалось неприличным), чтобы подтвердить свое право на принадлежность к семье.

И поскольку речь шла о семейной магии, обычно старшие родственники помогали им с инициацией силы, учили, как делать первые шаги. Ломтеву такой услуги оказать никто не мог.

Если же юный дворянчик оказывался напрочь лишен способностей и заваливал свое испытание, его лишали титула, лишали фамилии, выплачивали минимальное, зависящее от общего состояния семьи, пособие, и отправляли в вольное плавание. Кое-кого, конечно, оставляли при клане, но приживалы особым уважением не пользовались.

Если же сила вдруг пробуждалась у простолюдина, он тоже был вправе заявить о своем испытании силы, и, после его успешного прохождения, ему выдавали мелкий дворянский титул, и простолюдином он быть переставал.

Некоторые простолюдины пытались уклониться от испытания, в основном, по принципиальным соображениям, но если они начинали использовать силу и об этом узнавала СИБ, финал таких историй был довольно предсказуем и, как правило, трагичен.

Этим император руки не жал. Оперативники просто стреляли им в голову. Где находили, там и стреляли.

Если же магия простолюдина превышала возможности отряда оперативного реагирования СИБ, в дело вступала знать. Но такие случаи можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Поняв, что с пробуждением силы ему никто не поможет, Ломтев решил больше узнать о мире, который, с одной стороны, был похож на его собственный, а с другой стороны, самым кардинальным образом от него отличался. Начал Ломтев с геополитики.

В отсутствие США на мировой политической арене было три основных игрока, и все они были империями. Российская, Британская, и, как ни странно, Великий Китай, которому удалось вырваться из-под колониального гнета британцев и устроить им веселую жизнь.

Ломтев как раз начал читать статьи о разделе американских континентов, как рядом с окном возник призрак старого князя. Ломтев отложил планшет.

— Видимо, ты хочешь мне что-то сказать? — поинтересовался он.

— Познакомился? — спросил старый князь, и было понятно, про какое знакомство он спрашивает. — Впечатлен?

— Брутальный мужчина, — согласился Ломтев.

— А ты думал, тут одни сплошные игрушечки?

— Не понимаю, что тебя так радует, — сказал Ломтев. — В императорах у вас ходит смерть.

— Это же логично, — сказал старый князь. — Смерть — это высшая мера, смерть — это конечная точка, смерть — это непреодолимая сила. Смерть венчает все.

— Я не знаю, как тут с логикой, а вот с символизмом явно не задалось, — сказал Ломтев. — Что за империю вы строите со смертью во главе?

— Уже построили, — сказал старый князь.

— Но люди, как я понимаю, не слишком-то довольны, — сказал Ломтев. — Дальневосточная республика поднимала восстание дважды, и во второй раз оно оказалось успешным, и, если вот эта штука, — Ломтев постучал пальцем по планшету. — Мне не врет, то случилось это уже в годы правления вашего славного императора.

— Люди довольны, — возразил старый князь. — Люди живут по укладу.

— А кто тогда поднимает восстания?

— Бунтовщики.

— Ясно, — сказал Ломтев. — А бунтовщики, значит, не люди?

— Нет. Они народ. А народ сер, глуп, необразован и сам не знает, чего хочет, — отрезал старый князь. — Им слишком легко манипулировать, что и продемонстрировали на Дальнем Востоке британские агенты влияния. Но мы еще вернем мятежную провинцию в лоно империи. Император обещал это в одной из своих программных речей.

Вот значит, как, подумал Ломтев. Великая и неделимая империя, территориальная целостность и прочее, прочее, прочее. А я думал, они умнее и пытаются использовать ДВР в качестве буферной зоны между своими границами и Великим Китаем.