Последняя битва - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/61
- Следующая
Подскочил брат Альдо — с мягкой тканью и небольшими стеклянными флаконами; от них тянуло резким свежим ароматом.
— Подержи Гимпа, сын мой! Я разотру ему виски, а потом заставлю проглотить вот это зелье… Надеюсь, оно подействует.
— Нет, — пробормотал Иеро сквозь зубы. — Это не болезнь, это ментальная атака, и тут лекарства не помогут. — Челюсти его свело от страшного мысленного усилия, но он заставил себя говорить. — Нечистый овладевает Гимпом. Я постараюсь рассечь канал, и если это удастся, ты прикроешь нас щитом. Плотным и прочным, как броня снапера!
Эливенер кивнул и, присев, положил голову капитана к себе на колени и обхватил его за плечи. Тело несчастного сотрясали конвульсии, но лицо было уже спокойным. Чужое лицо, лишь отдаленно напоминавшее мастера Гимпа.
— Эта тварь, что хочет вселиться в него, способна менять облик своих жертв, — с полным самообладанием произнес брат Альдо. — Психическая трансформация сопровождается телесной… Никогда бы не подумал, что такое возможно! — Он наклонился, заглянул в темные мрачные глаза существа, завладевшего чужим разумом, и пробормотал: — Держись, сынок! Мы тебя не отдадим!
Пружина мысленного арбалета все туже скручивалась в сознании Иеро. Виток гнева, виток презрения, виток ненависти… Он воззвал к Богу и приготовился метнуть незримую стрелу.
Рот Гимпа раскрылся, и странный хриплый звук сорвался с губ.
— Хрр… Твой приятель упрям, но я… хрр… заставлю его подчиниться… Слушай… хрр… Ты должен…
— Я знаю, что я должен и чего не должен, — с холодным бешенством произнес священник.
Стрела сорвалась, рассекла ментальную нить и тут же обернулась пламенем, яростным целительным пожаром, что выжигало следы чужого присутствия в разуме Гимпа. Одновременно путников накрыл ментальный щит, отгородившей их от злобной воли, что бушевала за его пределами. Барьер за барьером воздвигались братом Альдо с той же легкостью, с какой эливенер повелевал животными; невидимый колпак был прочен, но Иеро добавил к нему еще одну стену, ибо ни он, ни Альдо не представляли, какая сила им противостоит.
Затем он выскользнул из сознания капитана, сел и вытер пот со лба. Гимп снова был Гимпом; щеки его еще багровели от прилившей крови, однако знакомые черты и шумное, но не хриплое дыхание доказывали, что Нечистый побежден и изгнан. Горм, застывший на земле во время недолгой схватки, коснулся разума Иеро.
«Пожалуй, этой ночью мне лучше бодрствовать, — сообщил он, поднявшись и ковыляя в темноту. — Поброжу здесь и там, понюхаю, чем пахнет воздух, послушаю, что принесет ветер. Не беспокойся обо мне, друг Иеро, я буду осторожен».
Брат Альдо поил Гимпа каким-то снадобьем, осторожно вливая жидкость капитану в рот.
— Дам ему успокоительное… Он должен выспаться после такой встряски. Я знаю, вино ему больше по вкусу, но наш запас исчерпан, и к тому после моих бальзамов не болит голова. Завтра он будет таким же крепким и подвижным, как обычно. Но нам придется охранять его от Нечистого!
— Эта тварь настигла самого слабого из нас, — произнес Иеро, слушая, как дыхание капитана становится размеренным и спокойным. — Мы, трое, телепаты, и наши разумы защищены, поэтому он выбрал Гимпа. Кажется, он пожелал что-то мне сказать. То ли поиздеваться, то ли намекнуть, какая дорога ведет к его логову.
— Мы отбили его атаку, — заметил брат Альдо, собирая свои флаконы, — ментальную атаку, мальчик мой, но он может придумать что-то еще. Поставленный нами барьер охраняет от злобных мыслей, но не от копий и мечей.
Иеро кивнул и, придвинув поближе метатель, склонился над сумкой, пересчитывая заряды. Потом он поднял голову и встретил взгляд брата Альдо. Соединив свои души и сердца, они долго смотрели друг на друга, черпая поддержку в борьбе со страхом и тревогой.
Сигнал от Горма пришел в самое темное время, часа в два пополуночи.
«Вставай, друг Иеро! Они идут!»
«Кто и откуда?» — отозвался священник, стремительно поднимаясь. Метатель застыл в его руках, над левым плечом темнела рукоять клинка, над правым — ложе арбалета.
«Кто — не могу разобрать, они прикрыты щитами. Идут от ближнего кургана. Быстрей, чем ходит человек, но медленнее, чем скачут лошади».
Значит, будут здесь минут через восемь-десять, подумал Иеро и приказал:
«Прячься! Что бы ни случилось с нами, ты должен быть свободен».
От медведя пришла не мысль, оформленная словами, а чувство тревоги за друзей, смешанное с уверенностью, что его не найдут. Вряд ли Нечистый мог подслушать эти ментальные переговоры — они пользовались слишком необычной частотой, неведомой птицам и животным, рыбам, змеям, ящерам — и, разумеется, человеку. За всеми этими сигналами живых существ лежала область фона, который создавался излучениями насекомых; когда-то, в день пленения на Мануне, Иеро открыл, как пользоваться этой областью для передачи связных сообщений. Это была его военная тайна, но кроме нее он не имел никакий преимуществ: создания, что приближались к лагерю, были надежно защищены. Чем-то похожим на приборы адептов Нечистого, которые он видел прежде; ему казалось, что скрывающий их ментальный колпак носит скорее искусственный, а не природный характер. Но этот щит работал превосходно, и священник даже не мог сказать, сколько врагов явится из ночного мрака. Не один и не сотня, это было понятно, но между десятком и четырьмя дюжинами была большая разница.
Брат Альдо тоже поднялся и стоял сейчас около храпящего Гимпа, напряженно всматриваясь в темноту.
— Можешь его разбудить? — спросил Иеро.
— Могу, но это займет время, — отозвался эливенер.
— Времени у нас нет. Постарайся оттащить его от костра.
Иеро бросил пару сухих веток на тлеющие угли и отступил в сторону, в тень. Подумав, он положил заряженный метатель на землю и снял с плеча арбалет. Метатель, самое мощное его оружие, останется напоследок; удачный выстрел мог уложить сразу нескольких врагов.
Он ждал. Над засыпанной песком пустыней шелестели порывы ветра, и вскоре к ним начали примешиваться шорох и странные скрипы, напоминавшие звук трущихся друг о друга рассохшихся деревяшек. Ментальный щит над лагерем исчез, и Иеро почувствовал, как мысль брата Альдо ринулась к северу, к степям, заросшим сочной травой, где паслись могучие быки и быстрые кони. Стадо быков было б сейчас кстати, мелькнула мысль; да и пара огромных кошек тоже пригодилась бы.
— Очень далеко, — вымолвил за его спиной брат Альдо. — Ни одно из животных, способных сражаться, не услышит моего призыва. На берегу спят чайки, не очень много, с десяток. Позвать их?
— Не стоит.
— Я тоже так думаю, — со вздохом откликнулся эливенер. — К чему губить невинных птиц?
Высокая тень мелькнула за костром, Иеро вскинул арбалет, выстрелил и тут же перезарядил оружие. Тень исчезла, но он был уверен, что не промахнулся: стрела ударила во что-то прочное — может быть, в доспех — и пробила его с ясно различимым треском. Но нападавший не отозвался ни воплем, ни вскриком, будто убитый наповал.
Шорох и скрипы раздавались теперь со всех сторон, а кроме того появился запах, едкий и неприятный, как от разлитой кислоты. В горле Иеро першило.
— Слева и сзади, — спокойным голосом произнес брат Альдо.
Быстро повернувшись, священник послал стрелу в смутный расплывчатый силуэт. Снова треск и мертвое безмолвие. Кажется, эти существа, кем бы они ни были, предпочитали умирать без стонов. Немые? — мелькнула мысль. Одновременно Иеро поразил третью тень.
Но это не остановило нападавших. Скрипы и шорохи их движений слышались теперь совсем близко, и священник уже не сомневался, что имеет дело с какой-то новой породой лемутов, с тварями, не ведавшими страха, и равнодушными к жизни и смерти. Если б он мог изучить этих существ! Узнать их сильные и слабые стороны, их пристрастия и страхи! Но времени на это не оставалось.
Мысль брата Альдо достигла его сознания.
«Они слишком хорошо защищены, сынок. Я не могу уловить их ментальных излучений и почти ничего не вижу в этом мраке. Но клянусь Одиннадцатой Заповедью, это не теплокровные существа!»
- Предыдущая
- 42/61
- Следующая
