Будьте моей вдовой (СИ) - Комарова Марина - Страница 21

Я быстро соображала. Ехать куда-то, да ещё и в Тлен-Авив, я не собиралась. Но в то же время мы с Алоном договорились – роль вдовы надо играть до конца. Пусть это шло вразрез с моими планами, траур по супругу никто не отменял.

– Во сколько? – только и уточнила я.

– В девять утра за тобой прибудут, – царственно кивнула Юдит.

Потом шевельнула пальцами, изящные туфельки подплыли к ней. Свекровь всунула в них ноги, поднялась и улыбнулась.

– Провожать не стоит. Надеюсь, завтра мне не придется за тебя краснеть, дорогая… невестка. Провожать не надо.

После чего развернулась и быстро вышла из квартиры.

Пару секунд я стояла и смотрела в пол.

Потом подошла к двери и резко захлопнула дверь. Молниеносно наложила красные светящиеся нити, которые тут же засияли рубиновым светом.

– Никто не войдёт, – произнесла я чётко и громко. – Без моего на то разрешения. Никто и никогда.

Кровавая вспышка, еле слышное шипение:

– Да, госпож-ж-ж-жа.

Духи получили приказ. Духи его поняли. Духи его выполнят.

Теперь ни Юдит, ни сам джапонский император сюда не войдут, если я не дам добро. А я не дам. Не люблю незваных гостей.

За спиной встал Тэ.

– Честное слово, Марджари, – вдруг тихо произнёс он. – Думал, она меня сожрёт с костями одним только взглядом.

Я обернулась. Ого-го, кто-то смущается. Правда, ещё при этом крайне ошарашен. Что ж, парня можно понять, он совершенно не собирался, прячась о своих врагов, столкнуться с моими.

Тут я позабыла как дышать. Стоп. Моими? Откуда это дурацкая мысль?

Интуиция сделала вид, что ничего такого не подсказывала и вообще её тут нет.

Я нахмурилась. Кажется, кто-то дура, Мардж. И этот кто-то – ты сама.

Если Алон хотел таким «необычным» способом получить наследство и исчезнуть с радаров родительской любви, то вряд ли там были тёплые отношения. И меня теперь могут рассматривать как инструмент, при помощи которого сын получил желаемое.

Тут бы усомниться да расчувствоваться, да только Юдит не выглядит убитой горем. Или ей плевать на сына, или она подозревает, что Алон Ноах ни разу не мёртв. В том, что он сейчас где-то лежит в постели, пьет вино и всячески наслаждается жизнью, я даже не сомневалась.

Алон не собирался умирать.

– Ничего, – вздохнула я. – Сюда она больше не войдёт. А если что, дам тебе большую палку – будешь отмахиваться от поклонниц.

– Я не про поклонниц, Марджари, – спокойно сказал Тэ. – Она смотрела на меня не как на объект для плотских утех.

Я вскинула голову и внимательно посмотрела на него.

– А как?

– Как на жертву.

***

Ночь была такой густой и тёмной, словно её выплеснули из чаши на землю, и вязкие капли стекли вниз, затопив всё вокруг.

Ночь сине-чёрная, свежая, холодным ветром пробирающая до костей, несущая запахи с моря.

Он окутал своим змееобразным телом крышу пагоды и прикрыл глаза. На теневых губах мелькнула улыбка. Жрецы в оранжевых одеяниях подняли головы, почуяв приближение бога-тени, бога-лжеца.

Во всех храмах было спокойно.

Кагеноками прислушался. Порядок. Везде порядок. Ещё чуть-чуть – жрецы пойдут на ночную молитву, а прихожане отправятся по домам. Ибо есть время для беседы с богом, а есть – для его отдыха.

Он взмахнул руками-крыльями и взмыл в небо, оставив след пурпурно-синих искорок. Отдых отдыхом, но есть ещё и дельце, которое сегодня стоит провернуть. Сегодняшняя посетительница оказалась на удивление занятной барышней. Даже не могло подуматься, что однажды в его храм забредёт ши-хотори. Именно эта ши-хотори.

Ночной ветер струился вдоль тела, только раззадоривая. Ну-ну, попробуй теперь мне только отказать-то… А то всё люди да люди.

Кагеноками вспорхнул на изящный мост, соединявший два обрыва. Внизу утопала в клубах тумана бездна. Многие считают, что Облачные острова – прекрасное место. Но это ровно до тех пор, пока не попадут сюда. Конечно, тут посветлее и пожизнерадостнее, чем в пещерах Подземных рек, но тоже есть свои особенности.

Кагеноками коснулся длинными пальцами проплывающей мимо опаловой звёзды. Кожу слабо кольнуло, звезда завертелась вокруг своей оси, рассыпая яркие искорки.

– Шепни-ка моему братцу, что я хочу его видеть, – произнёс он одними губами.

Звезда замерла, а потом метнулась к изящному дворцу из белого камня, который сейчас без остатка поглощал ночную тьму, превращаясь в сиреневую фантасмагорию.

Спустя несколько секунд прямо в воздухе появилась изящная лестница, Кагеноками довольно улыбнулся и поднялся по ней. На миг замер возле дверей. Охраны тут нет. Кагаяку, бог света, сам себе охрана.

Дверь распахнулись.

Кагеноками вошёл.

– Я сказал бы, что рад тебя видеть, но это не так, – заявил парящий в воздухе Кагаяку.

Его пальцы были обвиты множеством светящихся нитей, из которых он плёл кумихимо. С виду обычный шнур, только может ли сплести что-то обычное бог света?

Судьба оказалась большой шутницей, когда у Миюки-Зари родились два сына: свет и тень. Ужиться мирно мальцы не могли никогда. Где это видано, чтобы противоположности любили друг друга?

У Кагаяку ненормальная любовь к белому. Белые одежды, белые стены, даже белый чай пьёт по утрам. Длинные волосы кажутся платиновыми, кожа – белее лепестков лотоса. Через мраморную кожу проходит свет, порой приходится жмуриться, ибо слепит же, зараза!

А вот глаза у Кагаяку как чистое серебро, без зрачков – одна радужка. В то время, как сам Кагеноками фиолетово-чёрный, грешный, безумный. И тонет серебряный свет одного взгляда в бесконечной тьме ответного.

– Ты в принципе ужасная зануда, – заметил Кагеноками, улыбаясь так, что увидь её кто из смертных, уже бы спасался бегством.

Но боги на то и боги, что живут другими правилами.

– И-и-и? – протянул Кагаяку.

– И-и-и… у меня для тебя новость и… сделка.

Пальцы с нитями замерли. В серебре взгляда появился интерес. Может, Кагаяку и бог света, но святым он никогда не был. Да и не будет уже. Поздновато уже меняться, когда тебе минуло пару тысячелетий.

– Ставка, Кагеноками?

– А как же призыв очистить душу и сердце от алчных порывов?

– А как же получить в лоб?

– Не думал, что ты такой агрессивный, –хмыкнул Кагеноками.

Кагаяку закатил глаза, махнул рукой, на миг вспыхнули золотом длинные ногти. Стены растаяли, оба оказались в окружении бархатной тьмы и сверкающих, будто драгоценности императорской короны, звёзд.

Кагеноками опустился на расшитые лунным серебром подушки, глянул на парящий в воздухе стол, где уже расположились чайник из закатного света и пиалки. Рядом с ними появились сладости, рисовые пирожки и карамелизированный цилинь.

Ветер принёс звуки сямисэна. Невидимые слуги Кагаяку были вымуштрованы прекрасно. Впрочем, не зря же братец такой зануда.

Чайник грациозно воспарил над столиком, разливая чай.

Кагаяку следил за ним, не отводя взора. И ждал.

Кагеноками принял подплывшую к нему пиалу, чуть склонил голову, вдохнул аромат чая. Изумительно, просто изумительно.

– Что ты думаешь про императорскую семью, мой дорогой брат? – спросил он.

Кагаяку взял карамелизированный цилинь на палочке.

– Что о них можно думать? Погрязли в своих распрях. Трон шатается под нынешним императором, сын пропал, побочные ветви так облизываются на возможность ухватить власть, что смотреть тошно.

– Очень тошно? – уточнил Кагеноками, делая глоток и жмурясь от удовольствия.

– Очень, - кивнул Кагаяку. – А что?

– Как думаешь… Что, если мы немного подкорректируем планы этих… ветвей?

Теперь в серебряных глазах был не просто интерес – жгучий интерес, как перец с дальних островов, который местные кладут в свой рис.

– У тебя есть конкретные предложения? – спросил он чуть охрипшим голосом.

– Как всегда, брат мой, как всегда, – улыбнулся Кагеноками.

И на мгновение свет отразился в беспроглядной черноте, а чернота затопила чистое серебро.