Алоха из ада (ЛП) - Кадри Ричард - Страница 3

— Это что, Диснейленд? — говорю я. — Ты Микки Маус? Всегда хотел пожать руки гигантскому вредителю.

Ни писка. Может, он фанат Даффи Дака. С его лицом что-то не так. Я не могу различить никаких ушей, а на том месте, где должен быть нос, глубокая щель, словно он восстановился после ожогов третьей степени. Должно быть, крепкий ублюдок: пройти через такое и быть в состоянии ходить.

Мы оба останавливаемся примерно в паре метров, буравя друг друга взглядом в стиле Серджио Леоне[10].

— Не знаю, чего ты хочешь, спросить дорогу или назначить свидание, но мы только что исчерпали лимит и на то, и на другое. Прогуляйся и поглазей на кого-нибудь другого.

Он быстр для парня, который выглядит так, будто только что сбежал из фритюрницы. Неожиданно он бросается и хватает меня за бицепсы на руках. Он силён для калеки, но ничего такого, с чем бы я не справился.

Затем у меня начинают гореть руки. Буквально. Рукава моего пальто дымятся и вспыхивают там, где он меня держит. У меня в рукавах тяжёлые кевларовые вставки, но всего за пару секунд жар практически прожигает их до кожи.

Я отступаю на шаг назад, делаю предплечьями мах вверх-наружу и сильно бью его по рукам. Стандартный приём самообороны, знакомый каждому школьнику. Он не срабатывает. Это всё равно, что ударить желе. А теперь горят и мои предплечья. Бороться с этим парнем — всё равно, что вальсировать с лавой. Я пытаюсь создать в голове какое-нибудь худу, чтобы пнуть этого Мудака Смоки[11] на другую сторону улицы или хотя бы заставить его отпустить меня, но боль мешает мыслить ясно.

Я рявкаю несколько слов на адском, которые выучил, когда сражался на арене. Если выполнить это колдовство правильно, то оно сродни удару мусорным ведром под дых, сопровождающемуся вспышкой фиолетового света и, подобно буровой установке, просверливающему насквозь кого угодно и что угодно. Я делаю всё правильно. Фиолетовый взрыв, вихрь мощи. Живот Смоки схлопывается. Проходит насквозь и выходит через спину, волоча за собой длинную полоску лавовой плоти, словно пылающую ириску. Не похоже, чтобы этот хер даже обратил внимание.

Этот парень не жертва пожара. Пока мы боремся, его лицо колышется, словно густая жидкость. Тупица. Я должен был догадаться, что этот засранец — не человек.

Жар доходит до моей кожи, поджаривая руки. То, что тебя трудно убить, означает довольно многое. У меня высокий болевой порог, но не бесконечный. Не тогда, когда какое-то вулканическое дерьмо пытается сделать тебе «крапивку»[12]. Ещё: то, что тебя трудно убить, означает, что ты не загибаешься довольно долго, так что, когда тебя пытаются зарезать, застрелить или сжечь заживо, тебе приходится это терпеть в течение довольно долгого времени.

То, что тебя трудно убить — это не самое не худшее, что может с тобой случиться, но уж точно, и не самое лучшее, а прямо сейчас — это даже не забавно.

Что-то твёрдое и прозрачное пролетает рядом с моим плечом и ударяется в лицо Смоки. Он резко отдёргивает голову, словно у меня неприятный запах изо рта. Но не отпускает. Ещё один флакон пролетает мимо. И ещё один. На этот раз Смоки отпускает меня. Видок ковыляет позади меня и швыряет зелья, как машинка для подачи мячей.

Смоки пятится, прижимая руки к телу. Что-то его ранило. Хорошо. Он начинает трястись, будто кто-то сунул вибратор в миску с вишнёвым желе. Я отступаю назад и выхватываю пистолет, но прежде, чем успеваю им воспользоваться, Смоки тает, словно Злая Ведьма Запада[13], оставляя на зелёной лужайке круг чёрной выжженной земли.

Видок хватает меня за плечи и тянет обратно к машине. Он запрыгивает как зайка на здоровой ноге на пассажирское сиденье, а я проскальзываю на водительское, сую чёрный клинок, который прихватил из ада, в замок зажигания, и мы линяем.

— Что это была за чёртова охранная сигнализация? Почему богачи не могут завести ротвейлеров, как все остальные?

— Не думаю, что это была сигнализация. Это был демон.

Я смотрю на него. Теперь мои руки пульсируют, и между каждой пульсацией по-прежнему такое ощущение, что они горят. Я чую какой-то запах, но не знаю, это пальто или я.

— Никогда прежде не встречал подобного демона.

— Как и я, но то зелье, что ранило эту тварь, было редким видом яда. Токсин, созданный для воздействия только на демонов.

Я веду машину со средней скоростью. Останавливаюсь на знаках «Стоп» и подчиняюсь всем сигналам светофоров.

— Думаешь, ему нужны были мы?

Видок пожимает плечами.

— Возможно. Но кому было известно, что сегодня вечером мы будем здесь? И зачем кому-то сейчас нападать на тебя? Ты уже несколько недель был паинькой.

Я опускаю окна, чтобы выпустить запах. Я провонял весь «Лексус», но плевать. Ненавижу эти элитные гольф-кары. Безвкусные символы статуса с индивидуальностью, не большей, чем у сэндвича из клея ПВА с белым хлебом.

— Может, кто-то сводил старые счёты. Чёрт, может, он приходил за тобой, — говорю я.

— Кто бы послал за мной демона? — смеётся Видок.

— Не знаю. Те несколько тысяч человек, которых ты ограбил за последние две сотни лет?

— Скорее, сто пятьдесят. Не пытайся выставить меня старым.

— Конечно, отправлять демона из-за чего-то подобного — это уже перебор. Особенно из-за чего-то настолько редкого, что никто из нас не может понять, что это.

— Я…

— Нытик. Твоя подружка — лучший худу доктор в городе. Она наложит тебе компресс со льдом и наколдует какие-нибудь лапки кенгуру. Затем ты сможешь самостоятельно обносить дома через окна второго этажа.

Видок похлопывает меня по плечу.

— Будет, будет… — словно гладит пятилетнего ребёнка с ободранной коленкой. — Я думал, ты будешь счастлив. Тебе пришлось подраться. Пустить немного крови. Разве это не то, чего тебе хотелось?

Я задумываюсь.

— Наверное. И его прикончил ты, а не я, так что мой рекорд без-убийства-тварей всё ещё цел.

— В отличие от твоих рук.

— Немного бактина[14], и к утру они будут в порядке.

— Судя по тому, как выглядят, всё это время они будут болеть. Возьми. Это поможет тебе заснуть.

Он лезет в пальто и протягивает мне зелье.

— Нет, спасибо. Сегодня вечером будет доктор Джек Дэниэлс[15]. У него есть все лекарства, что мне нужны.

Он суёт пузырёк мне в карман.

— Всё равно возьми. Он может припоздниться.

— Да, мам.

— И не забудь почистить зубы и прочесть молитву.

— Иди на хуй, мам.

Мы едем через весь город туда, что отцы города зовут Историческим Округом — ироничное название для городского района, у которого нет истории, но который повидал больше дерьма, чем многие страны. Ничего страшного позабыть обо всех этих Мэнсонах[16], знаменитостях с передозом, высасывающих мозг религиях, НЛО-религиях, дешёвых сатанистах, связанных с рок-н-роллом самоубийствах, захватах земель, серийных убийцах, безжалостных бандах и ещё более безжалостных копах, выживальщиках с ящиками патронов, сигарет и замороженных сублимированных бобов в своих поселениях в пустыне, пока мы не забываем привезти семью в Даунтаун, чтобы выпить латте и полюбоваться поддельными футболками с Микки Маусом.

Мы бросаем машину на парковке отеля «Билтмор» и начинаем прогулку через четыре квартала к Брэдбери-билдинг. Это откровенно глупо, но Видок настаивал, что сможет идти, что бы там ни случилось с его ногой при падении. Я повидал множество травм. И знаю, что не сможет, но позволяю ему ковылять, пока он не хватается за мою руку, пыхтя и отдуваясь, прежде чем завалиться на уличную стойку для газет, заполненную местной рекламой секс-услуг. Я и не знал, что она ещё встречается.