Темное дело (сборник) - Ямалеев Рамиль Кимович - Страница 34

А вот здесь что-то сорвалось, какая-то крохотная, но весьма неприятная мелочь вдруг отравила весь мужской праздник, к которому, надо заметить, Петр Петрович себя заранее подготавливал — обильно ел сметану, пил настоящие фруктовые соки, занимался в последние четыре дня гимнастикой и прочее, прочее.

После возлияния все — мужчины и женщины — отправились в сауну, а затем разошлись по кабинетам. Петру Петровичу досталась смуглая, очень шустрая Рита, вся такая упругая, титястая и задастая. Все в ней было замечательно, а в некоторых интимных местах — даже с избытком, что особенно понравилось Петуху. Он любил приговаривать в подобных случаях:

— У меня чтобы так: берешь, так маешь вещь!

Но с «вещью» вдруг обломилось. Шустрая Рита неожиданно начала настаивать на какой-то совершенно дикой, скорее всего новомолодежной позиции, а Петру Петровичу это не понравилось. Нет, не позиция. С позицией-то как раз все было в порядке. Не понравилось другое — что эта девушка, эта соплячка, это дерьмо на палочке, вдруг перечит ему, самому Петуху Петру Петровичу…

И словно какой-то винтик сорвался, что-то перевернулось в мозгу у зиц-председателя, а когда он очнулся, пришел в себя, то увидел, что вокруг собрались перепуганные голые сослуживцы и сослуживицы, держат крепко его за руки, которые почему-то у него в крови, а под ногами Петра Петровича лежит избитая Рита и громко, по-собачьи воет. За что он ее так? Когда успел? Почему так жестоко? Может быть, он сошел с ума?..

Петр Петрович испугался. Он вдруг понял, что теперь до конца своих дней не сможет удержаться, если женщина станет ему возражать. Где бы это ни было: дома, на людях, в транспорте…

Инцидент удалось замять. Рите заплатили сполна, причем денег дали столько, что она утерла слезы и даже расцеловала Петра Петровича, всенародно объявив, что считает его настоящим мужчиной, но вот только, к сожалению, она, дура молодая, пока еще не мазохистка.

— Но буду! — пообещала Рита, едва удерживая в руках смятые долларовые купюры. — Если так будут платить, то обязательно буду. Зуб даю! — Она попыталась показать, как «дают зуб», но тут деньги рассыпались, все бросились ей помогать, забыв на время о Петре Петровиче…

И Петух постарался как можно быстрее забыть о случившемся, тем более, что в его жизни начался новый этап.

Вернее, не в его жизни, а в жизни всей фирмы.

Очередные перемены в правительстве привели к тому, что некогда могущественный «Икс Ойл» вдруг начал стремительно хиреть и со временем точно бы загнулся, если бы его не взяла под свое крыло корпорация «Нефтьсибирьинвест».

Новая хозяйская метла чисто вымела почти всех бывших сотрудников «Икс Ойла», однако Петр Петрович был оставлен, что вызвало у изгнанных небольшой, но вполне искренний шок. Старомодный Петух со своим тихим, почти чопорным видом, со своим упрямым нежеланием воспринимать новое, человек, который ненавидел компьютер, потому что просто не понимал его, человек, которого, в свою очередь, не переносили на дух телефоны, постоянно ломаясь, как только Петр Петрович оказывался на расстоянии менее одного метра от аппарата, так вот, этот самый Петух никак не мог понравиться новым хозяевам из «Нефтьсибирьинвеста».

Но ведь понравился, черт его побери!

Вопреки всякому здравому смыслу, вопреки любой разумной логике. На работе был оставлен именно тихий Петр Петрович, а не молодой, бойкий на язык — русский, английский, японский и еще черт знает какой! — стремительно передвигающийся, непьющий с утра, трезвомыслящий атлет. Вот это да!

Слава вам, слава, Петры Петровичи прошлого, настоящего и будущего! Великая слава во все времена всем директорам кинотеатров «Родина»!..

Итак, Петух был оставлен, затем — повышен в своей кукольной должности зиц-председателя, а со временем и вовсе стал начальником над себе подобными. Одним из доверительных шагов, гарантирующих лояльность и уважение к его персоне, было назначение Петра Петровича на должность специального эксперта по проекту «Заря».

Держа все в великой тайне, фирмачи «Нефтьсибирьинвеста» отправили в круиз на Северный полюс именно Петра Петровича, интуитивно догадываясь, что это тот самый человек, который им нужен. И они не ошиблись…

Когда секретарь Петуха, молчаливый, всегда подтянутый лысый мужчина лет сорока со звонкой фамилией Геращенко, расшифровал ему радиограмму, присланную из «Нефтьсибирьинвеста», то Петр Петрович понял, что поспешил.

— Что будем делать? — привычно спросил он у Геращенко.

Тот молча пожал плечами, что, видимо, означало — а что тут поделаешь, все уже сделано. Зиц-председатель и его секретарь общались весьма необычным способом: за все время их знакомства молчаливый Геращенко не произнес и десяти слов, а когда все-таки нужно было что-то говорить, он не произносил слова, а выдавливал их, как пресс выдавливает из заготовки детали; и поэтому Петуху в основном приходилось разговаривать с самим собой.

— Ну, что мы будем делать?.. — переспросил самого себя Петух и тут же ответил: — А ничего мы не будем делать, совсем ничего… Ведь главное что?

Геращенко вопросительно посмотрел на шефа.

— Правильно! Главное — не волноваться… Там все в норме? — вдруг резко спросил он.

Секретарь кивнул: «Да!»

— Радиация в норме?

Секретарь кивнул: «Да!»

— Повреждения?

Секретарь покачал головой: «Никаких!»

— Вот это главное! — обрадовался Петух. — Я думаю… — Он замолчал, некоторое время прислушиваясь к вибрации, затем как ни в чем не бывало продолжил: — Я думаю, что настало время навестить э-э… капитана и этого э-э… Туровского, кажется…

Геращенко кивнул, подтверждая, что именно так мама назвала распорядительного директора «Сафари».

— Пора навестить эту сладкую парочку и обрадовать их! — закончил, наконец, Петух, и в его голосе прозвучали нотки торжества.

Во время всего разговора в рубке, когда Петух «навещал» и «радовал» сладкую парочку — командира «Зари», капитана второго ранга Зотова и распорядительного директора круиза Максима Туровского, Геращенко сохранят молчание, находясь, как и положено, в полушаге позади своего шефа. В папке, которую вышколенный секретарь держал под мышкой, находились бумаги, подтверждающие слова Петра Петровича. Но воспользоваться ими так и не пришлось: шок от известия был настолько силен, что у Туровского уже не оставалось сил, чтобы скрывать досаду.

О, Господи! Да какую там досаду?! Поражение, самое настоящее поражение потерпела фирма «Сафари», так глупо ввязавшись в этот проект. Сорок три процента акций! Ну надо же так глупо влипнуть!..

А как хорошо все начиналось! Как здорово все было тогда! «Сафари» и два ее компаньона имели пятьдесят один процент, и сам черт им был нестрашен. Но появились эти проклятые «новые ойловые русские», эти недоделанные вахтовики, эти варвары, эти разрушители природы! Подобно своим далеким американским «братьям», они захватили Западную Сибирь, они загнали северные народы в резервации, они начали выкачивать из щедрой и доброй земли все. Все подряд! Не думая о последствиях. Не думая о завтрашнем дне. Не страшась ни Бога, ни дьявола…

Конечно же, фирма «Нефтьсибирьинвест» не смогла пройти мимо такого дела, как эксплуатация подводных лодок. И она схватила наживку. Цапнула! Проглотила! Сначала это были шесть процентов, затем — еще четыре, и еще, и еще… Итак до тех пор, пока в руках «новых ойловых русских» не стало сорок девять процентов всех акций «Зари». Военные и не догадывались о всех тех невидимых телефонных и факсовых войнах, которые разгорелись вокруг их подводной лодки. «Нефтьсибирьинвест» во чтобы это ни стало захотела завладеть кораблем, чтобы вести разведку на морских глубинах, и завладела. Завладела, черт ее побери!

Перекупив у компаньона «Сафари» последние восемь процентов, нефтяная корпорация стала единственной фирмой, которая могла диктовать условия на «Заре». Никто ей теперь не мог помешать. Никто, кроме того, кто во время завтрака вдруг выдвинул неожиданный ультиматум: «Уважаемые дамы и господа! Считаю своим долгом предупредить вас о следующем…»