Не отступать и не сдаваться. Том 4 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 7

Вот и сейчас, едва постучав в дверь, я дождался, пока Маша откроет.

— Витя? — удивилась девушка. — Что-то ты рано сегодня. Мы же договаривались вечером.

Несмотря на то, что она еще не наводила марафет, выглядела девушка просто замечательно.

— Я очень хотел тебя увидеть и сбежал с тренировки, — сказал я, а затем вошел и обнял ее. Жадно поцеловал, поднял на руки и понес в спальню.

— Ух ты, какой напористый, — сказала Маша и обвила руками мою шею. — Хоть тренировки нельзя пропускать, но на этот раз, так уж и быть, прощаю.

Я проснулся оттого, что Маша легонько потрясла меня за плечо.

— Витя, вставай. Тебе разве не надо в техникум?

«М-м-м?» — сонно спросил я и перевернулся на другой бок. Вставать не хотелось. Наоборот, хотелось лежать в теплой постели. Не выходить в дождь, слякоть и пасмурную погоду.

Но Маша не отступила. Снова потрясла за плечо, теперь уже сильнее. Наклонилась, поцеловала.

— Вставай, милый. Мне тоже надо идти.

Ох, как же хорошо я спал. И совсем не выспался. Вставать после этого — сущее изуверство. Я бы с удовольствием валялся до вечера.

— Ох, нет, — простонал я. — Который час?

Маша уже отошла. Судя по голосу, прихорашивалась у зеркала. Мы находились в ее спальне. Небольшой, уютной, миленькой, как и ее владелица. Маша жила здесь до смерти деда.

Потом не стала переезжать, продолжила жить дальше. Одна в этом большом многокомнатном доме. Бр-р, я бы не смог. Сразу убежал бы в однушку.

Хотя, сначала с девушкой жили дальние родственники Егора Дмитриевича. Поделили скудное наследство, оставшееся от старика, сразу разъехались. Маша осталась в доме. Она была единственной внучкой Касдаманова и жилище осталось ей.

— Уже первый час, — сказала Маша, надевая серьги. — Я приготовила тебе обед. Покушай и езжай в техникум.

Я закинул правую руку за голову. Зевнул. Лежа наблюдал, как девушка наводит последние штрихи во внешности. Это перед тем, как выйти на улицу.

Даже не скажешь, что эта красотка в платье и короткополой курточке совсем недавно стонала подо мной в постели. Как же девушки умеют быстро преображаться. И зачем наводить всю эту штукатурку, разве дождь ее не смоет?

— Не хочу туда ехать, — капризно заявил я. — Я лучше останусь здесь, у тебя. Вечером сразу поеду домой. А может, и не поеду.

Маша коротко глянула на меня. Нахмурилась. Иногда она неуловимо напоминала мне Егора Дмитриевича. Каким-то движениями, посадкой головы. Фразами.

— Ты чего это? — спросила она тоном примерной отличницы. — У тебя же учеба. Нельзя пропускать.

Да, я помнил это. Так же, как и то, что обещал себе сдать все предметы на отлично. Но большую часть я уже закрыл, курсовые все сдал. В техникуме сегодня всего пара занятий, на которых даже не будут проверять присутствующих. Чего, спрашивается, туда переться в такую погоду?

— Обойдутся без меня, — махнул я рукой. — Невелика потеря.

Маша осмотрела туалетный столик, не забыла ли чего. Снова покрасовалась в зеркале, висящем над трюмо. Если бы жила полвека спустя, наверняка схватила бы смартфон и ключи от машины. Но сейчас она взяла только сумочку и папку с бумагами, для учебы. Поглядела на меня и опять нахмурилась.

— Как так? Но пропускать занятия все равно нельзя. Вставай, давай.

Я перевернулся на другой бок. Встану через полчаса, пообедаю и потренируюсь до вечера. А может, и посплю. Погода такая, что из дома носа не хочется высовывать.

— Да ладно, Маш, что ты прям. Я не поеду туда, лучше потренируюсь в спортзале.

Маша продолжала стоять и сверлить меня взглядом. Для нее было немыслимо, чтобы кто-то пропустил занятия.

— Витя! Это учеба! Нельзя филонить, ты забыл? Сегодня занятия прогуляешь, завтра тренировки… Вставай, собирайся. Быстро давай. А то я тебя водой оболью.

Ох, ну что ты ко мне прицепилась. Хуже, чем клинчующий боец в весе мухи. Я же сказал, что лучше потренируюсь. Уж тренировки я никогда не пропущу.

Я перевернулся на спину, протер глаза. Как же не хочется вставать. Всем хороша Маша, да только иногда бывает ужасно надоедливой.

Докучливой. И невероятно правильной. Это не так, то нельзя. И уже, смотри-ка, пытается меня строить по струнке.

— Ладно, ладно, — сказал я, зевая. — Встаю. Обед и в техникум. Можешь не беспокоиться. Из-за тебя я пропущу тренировку после обеда.

Маша подошла ближе, присела на краешек кровати. Наклонилась, поцеловала меня в губы.

— Ну, что ты, милый? Вставай. Ты же знаешь, как важна учеба. Я знаю, что ты устал, но учиться надо, никуда не денешься.

От нее пахло сладко и притягательно. Губы мягкие и теплые. Я схватил девушку, прижал к себе и повалил на кровать. Поцеловал крепче, размазывая ее помаду по своим губам.

— Ой, Витя, отпусти, — улыбнулась девушка, стараясь высвободиться. — Вся моя прическа сломалась. Платье помялось.

— А мне пофиг, — пробурчал я, целуя ее в шею и задирая платье. — Сейчас ты тоже останешься со мной. До вечера. И никуда не пойдешь.

Маша засмеялась, потому что ей было щекотно. Одновременно покраснела. Я видел, как порозовело ее лицо. Мы барахтались еще с минуту, а потом девушка сумела выскользнуть из моей хватки.

— Ну вот, всю одежду помял. И прическу заново надо делать, — пожаловалась она, приводя себя в порядок. — Ах ты, питекантроп. Ну все, я пошла, а ты вставай и марш в техникум. Но сначала пообедай.

Девушка, расчесывающая волосы. Картина маслом. Мне всегда нравилось это зрелище.

— Ладно, иди уже, — сказал я, приняв сидячее положение. — Зонтик не забудь взять.

Маша быстренько поправила одежду, навела марафет, чмокнула меня в губы и ушла. Я почесал голову, снова зевнул и отправился обедать.

Время действительно самое неудобное для сна. Я бы лучше действительно поспал до вечера. А так ни туда, ни сюда.

Не выспался. Не отдохнул. Голова слегка гудит. Сейчас надо вставать и тащиться в техникум. А там еще дождь намечается. Все тридцать три удовольствия.

Из дома я вышел через полчаса. Ключ спрятал под ковриком. О, благословенные советские времена. Никто и не думал грабить дома. Полвека спустя пришлось бы спустить с цепи злого пса, чтобы бегал по двору. И уходя, включить сигнализацию.

Снова накрапывал мелкий дождик. Из тех, что вроде бы не сильный, но со временем пропитывает всю одежду. Незаметно и коварно. Я поднял воротник куртки, отправился на остановку. Жаль, не взял зонтик.

Временами делал стремительную пробежку, лавируя между лужами. Добрался до остановки, подождал автобус и поехал в техникум.

В моей альма-матер произошли небольшие изменения. Ольга, моя бывшая пассия, временно не работала. Вышла замуж, ушла в декрет.

С тех пор я вздохнул с облегчением. Ольга не простила, когда мы расстались не очень хорошо, всячески старалась выжить меня из техникума. Как я выяснил, это все-таки с ее подачи меня чуть не отчислили весной.

Летом сделали ремонт, пристроили еще одно крыло. Здание оштукатурили и покрасили в желтый цвет. Надо понимать, что учащихся стало больше.

Когда я вошел, как раз прозвенел звонок на перемену. Учеников в коридорах полным-полно, груше негде упасть. Я сунулся к методистам, заглянул на кафедру. Подписал, все что от меня требовалось.

Мое новое заявление на академический отпуск еще не согласовали. Нужна какая-то справка из Федерации бокса. Пустяковая, о моем участии в чемпионате СССР. Без нее никак.

Кипя от злости, потому что я закинул заявление еще месяц назад, я понял, что надо бежать в Федерацию. Да, Маша была права. Хорошо, что я приехал. Такие вопросы надо решать быстро.

Но потом методистка, толстая тетка преклонных лет, спросила меня:

— Ты почему занятия пропускаешь, Рубцов? И не надо мне ничего про бокс тут заливать. Учеба для всех едина!

Последнюю фразу она произнесла громко и отчетливо, каждое слово с большой буквы. Указательный палец подняла кверху и подрагивала им при каждом слове.