Медвежья кровь (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)" - Страница 18

Гладила по волосам, убирала непослушную челку со лба. Любовалась им и мечтала о том, что настанет день, когда папа вернется и все у нас будет хорошо. Мы снова заживем счастливой семьей, которой нипочем любые трудности. На зависть и пересуды всех в округе.

Проплюхавшись в бане несколько часов, Эдя все-таки вышел и спокойно направился к себе играть дальше в любимые игрушки, но прямо на пороге меня ждал сюрприз.

Большой, волосатый, грязный.

И все такой же голый.

— Не хочешь мне помочь вымыться?

Медведь встал так, что я не смогла выйти из бани.

— Нет.

Он вскинул свои черные брови, чуть прищуриваясь, но глядя по-прежнему в одну точку:

— Так категорично?

— Да.

Медведь хмыкнул, но не спешил отойти в сторону и освободить мне дорогу.

Сразу было ясно, что выпускать меня из бани он не собирался.

И это было не слишком хорошей затеей, на которую я не собиралась поддаваться.

— Я болею вообще-то, если ты не заметила.

— Если смог сам дойти до бани, то уж не так сильно и болеешь, — парировала я, пытаясь понять, как можно пройти мимо этой горы из мышц, который для пущей убедительности своего болеющего вида тяжело прислонился к косяку двери. Правда, для этого ему пришлось пригнуться, ибо рост впечатлял, как и все остальное. — Себя вымыть точно сможешь.

— А если я ошпарюсь? Ведь это тебе придется лечить, помимо остального, еще и ожог. И тогда я точно еще долго не покину стен твоего дома.

Я только сдержанно выдохнула, в душе чувствуя, что сдаюсь.

Но не потому, что хотелось оставаться с ним, а потому, что на самом деле рассчитывала, что медведь уйдет в лес восвояси до того, как мама вернется со своей смены. Через неделю.

— Тебе ведь очень нужно, чтобы я ушел как можно быстрее?

— Да.

— Тогда прошу, — хмыкнул нагло медведь, делая приглашающий жест рукой в сторону парилки.

— Эдя останется в доме один!

— Если он выйдет за пределы своей комнаты, я скажу тебе.

Черт!

— Ладно, — буркнула я, стараясь собрать в кулак всю собственную смелость, а еще напомнить себе, что в этой ситуации я была сугубо медсестрой, которая оказывала сугубо лечебную поддержку сильно больному. И явно очень хитрому.

И все-таки я не верила, что поддалась ему и просто вошла в баню.

Вслед за огромным мужчиной.

Обнаженным мужчиной, черт меня дери!

— Кажется, ты не настолько дикий, как может показаться сразу, — пробормотала я, когда дверь за мной закрылась, погружая в удушливый пар бани, ароматы распаренного веника и геля для душа, который не вызывал раздражения у Эди и был едва ощутим.

Мне нужно было говорить. Не важно о чем.

Просто рядом с ним я чувствовала себя очень скованной…и смущенной.

Отводила глаза от его большого обнаженного тела и пока не могла представить, как буду прикасаться к нему.

— С чего ты взяла?

Медведь сел на скамью, втянув свои ножищи, из-за которых места больше просто не осталось.

— Тебя не пугает баня.

— Отчего она должна меня пугать?— хмыкнул он в ответ, а я только пожала плечами, даже если понимала, что он этого жеста не увидит. Но знала, что обязательно почувствует. Все, что нужно…и что не нужно тоже.

— Где моются такие же медведи, как ты?

Я снова не надеялась на то, что он ответит.

Просто все, что касалось его и подобных, всегда оставалось в тени, а все мои даже самые скромные вопросы оставались без ответов.

Но сегодня, кажется, на самом деле что-то изменилось, потому что он ответил. Снова.

Криво усмехнулся, чуть выгибая брови:

— В воде. Так же как и люди.

— У вас есть дома и бани?

— У нас есть реки и озера. Этого достаточно.

— А зимой?

— Нужно разбить лед — и вода в нашем распоряжении.

Я поежилась, даже передернув плечами от одной только мысли о том, как же будет холодно вот так купаться.

Медведь это, конечно же, почувствовал, тихо рассмеявшись и запрокидывая голову, чтобы добавить:

— Мы не замерзаем.

— Никогда?

— Никогда. У нас такая температура тела, что холод и мороз мы не ощущаем.

Я едва не споткнулась о его ноги, когда потянулась, чтобы смешать горячую воду с холодной и взять гель для душа и мочалку, ахнув:

— Так, значит, температура у тебя не от ран? Ты просто сам по себе горячий?

Улыбочка медведя была широкой и наглой, когда он проурчал в ответ:

— Я всегда горячий, девочка. И я рад, что ты наконец это заметила.

Я только поджала недовольно губы, не собираясь вступать в эту дискуссию, потому что и без того чувствовала себя жутко неловко и с каждой проведенной минутой в обществе наглого медведя думала о том, что он прекрасно справится и без меня.

Но на всякий случай окатила его ледяной водой из ведра.

Чтобы проверить, правду ли он говорил про свою температуру.

Медведь только рассмеялся в ответ, вытирая воду с лица и волос и заставляя меня поежиться от его прекрасного настроения.

— Ну как? Полегчало?

— Не слишком, — честно призналась я, потому что мне не нравились все эти разговоры, сжав в руке мочалку, куда вылила небольшое количество геля для душа, кивая медведю: — Разворачивайся спиной.

— А спереди ты меня мыть не будешь?

Все.

Это было последней каплей.

Я кинула ему под ноги мочалку, резко развернувшись к двери и кидая через плечо:

— Дальше сам!

Но не смогла сделать и пары шагов, которые могли бы стать моим спасением от этого развеселившегося создания, чей искрометный юмор я совсем не разделяла, потому что ощутила его пальцы на собственном запястье.

В горле тут же застыла ядовитая желчь, а сердце ухнуло и болезненно забилось под ребрами, когда я хрипло выдохнула:

— Руку убери!

Он сделал это осторожно и медленно, вдруг поднимая развернутые ладони, словно сдавался, а я прижалась спиной к двери, ощущая, как, несмотря на влагу и жар, царившие здесь, по спине потекла капелька холодного пота.

— Расскажи мне об этом, Иля. О том дне, когда тебя так сильно обидели, что ты стала панически бояться мужчин. Ведь ты ни с кем не смогла поделиться этим, а потому теперь тебя преследуют кошмары и те странные припадки, с которыми ты не в силах совладать.

Медведь не спрашивал.

Он утверждал.

И был прав. Как всегда. В каждом слове. В том, как смотрел в мою сторону, словно видел своими сиреневыми глазами, став серьезным и собранным.

А еще таким, каким мне не доводилось его видеть…понимающим.

— …Я не лезу в твою душу с расспросами о твоей жизни. Вот и ты не лезь в мою, — тихо и хрипло отозвалась я, потому что не представляла, как смогу поделиться той грязью и удушливым ужасом, который не уходил, сколько бы времени ни прошло.

Ведь того человека уже даже в поселке не было, а меня начинало тошнить от одной только мысли о том, что придется его вспоминать.

— Так залезь, я не буду против. Просто…не думаю, что ты найдешь в ней что-то хорошее, Иля.

Он редко называл меня по имени, но каждый раз, когда делал это, меня бросало в дрожь.

Не от страха.

Странное чувство, которое я даже не пыталась понять, потому что чувства и эмоции уже давно не приносили в мою жизнь ничего светлого и хорошего.

— Мы не друзья. Не товарищи. Мы не можем называться даже банальными знакомыми, потому что не знаем друг о друге ничего. Я даже имени твоего не знаю!

Медведь тяжело откинулся назад, протяжно выдохнул и какое-то время молчал, словно снова не знал, стоит ли посвящать меня в собственную жизнь.

И наверное, я ожидала сейчас от него того, что он переведет тему.

Или что напрямую ответит, что я лезу не в свое дело.

Или даже что он передумает расспрашивать меня и скажет уже наконец заняться непосредственно помывкой.

Только его ответ шокировал, когда он пожал плечами, тихо проговорив:

— Я не помню своего имени, поэтому ты можешь называть меня, как тебе хочется.