Ты всё ещё моя (СИ) - Тодорова Елена - Страница 11

Язык. Влага. Жар. Вкус. Лижет.

Мое тело выдает очередные судороги и выписывает новые фигуры на простынях. Я загораюсь. Хватая трясущимися пальцами Чарушина за шею, тащу и его в это пламя.

Глаза в глаза. Он меня стирает.

Страшно, но… Вдыхаю. Принимаю тот факт, что после сделать вид, что это была не я, уже не получится. Больше не получится. Мы у границы.

Хочет стереть?

– До основания… – требую отчаянно.

Он моргает. Медленно. Затяжно. Гипнотически. Клубится дым в его грешном раю.

Сама себя не узнаю, но я готова оттяпать кусок этой территории. Несмотря ни на что.

– Отдай… – не верю, что говорю это.

Понимает ли он? Понимает меня? Понимает?

Понимает.

Сжимая челюсти, сдавливает крепче мое горло. Бьется пахом мне в промежность. Я крякаю и что-то хриплю. Он запечатывает мой рот.

Целует.

И все… Я себя теряю.

И до этого ощущала особую энергетику Чарушина. Безусловно, ощущала. Однако сейчас она натуральным образом на полном ходу врывается прямо в меня. Закручивает внутри бешеную бурю эмоций. Доли секунды, и там все пылает. Хлипкая, дрожащая, взбудораженная – вся в его власти.

Так хочу, чтобы он меня целовал. Так хочу! Мы уже в процессе, а мне все мало. Чарушин пожирает мой рот, а я не могу утолить свой голод. Его больше и больше. Я в шоке и в ужасе, но эти, казалось бы, сильнейшие эмоции успешно подавляются другими чувствами.

Любовь. Страсть. Тоска.

Не оставляй меня… Не оставляй меня… Не оставляй…

Артем будто слышит все, что творится внутри меня. Считывает. Собирает. И терзает еще яростнее. В любви жадность не порок. Он целует так, будто со всех цепей сорвался. Словно правил, и правда, нет. Их нет, конечно. Нет. Это не просто вседозволенность. Его действия – это беспредел. Катастрофа. Армагеддон. Потому что Чарушин не только целует меня. Он пробирается в душу. Но у меня нет никаких сил, чтобы противостоять.

Трогаю, скольжу ладонями везде, где получается дотянуться. Его шея, его плечи, его спина, его руки – мои. Каждый сантиметр упругой и жаркой плоти. Мышцы дрожат и перекатываются – так Артем реагирует на меня. На меня! Сейчас ведь точно понимает, кого целует. Да и тогда, как выяснилось, понимал.

Что это значит? Что?

Давление с моей шеи исчезает. Чарушин выводит по ключице какую-то щекотную дугу и проскальзывает ладонью в вырез майки. Сгребая грудь, зажимает между большим и указательным пальцами сосок и доводит меня до бурного затяжного тремора.

Я все это помню. Но, Боже мой, прямо сейчас это ощущается так остро, что мне хочется кричать. Хорошо, что рот Артема не пропускает ни один звук. Вбирает в себя все, что выдаю.

«Мы не продержались три дня…» – стучит в моей голове.

Что это значит? Что?

Губы… Горячие, требовательные, любимые.

Дыхание… Рваное, громкое, учащенное.

Движения… Напористые, жадные, суматошные.

Язык… Стремительный, хлесткий, беспощадный.

Я взлетаю, как ракета. Расщепляюсь в воздухе на миллионы горящих частиц. Осыпаюсь метеоритным дождем.

Просто потому что это он.

Он… Он… Он…

Его вкус, его запах, его жар – мое все.

Охлаждение всех перегретых частиц происходит, когда Чарушин начинает стягивать с меня шорты вместе с трусами.

Дергаюсь, чтобы разорвать поцелуй. Только хватанув губами воздух, осознаю, что они распухли и воспалились.

– Что ты делаешь? – выдыхаю, растерянно глядя Артему в глаза.

– А ты что хотела? Думала, будем только целоваться?

Да, думала. Но озвучить это не пытаюсь. По предварительному раздраженному тону Чарушина осознаю, насколько это смехотворно.

– М-м-м… Артем…

– Молчи! – и взглядом таким прижигает, что меня дрожью бьет.

– Не надо… Я не могу… Я не могу, потому что у меня месячные… – к жару возбуждения примешивается огонь адского стыда.

Не уверена, что это единственная причина. Я с трудом представляю, что со мной будет, когда он войдет в меня. Как минимум, стоит это обдумать. А думать я сейчас не способна.

Что делает Чарушин? Вызывая очередную вспышку потрясения, бесцеремонно просовывает руку мне в трусы и трогает меня пальцами. До того, как нащупывает веревочку тампона, обмен взглядами между нами случается убийственный.

Он прищуривается, утопая в обилии соков моего желания. Я пытаюсь делать вид, что это нормально.

– Не проблема, – выдает и слегка натягивает нитку. – Я уже был в твоей крови.

– Что?.. Боже, Артем… – язык путается, будто я пьяная. Отчаянно пытаюсь стиснуть бедра. Но с Чарушиным между ног это, конечно, нереально. – Остановись, правда… Я не… Мне сейчас нельзя, понимаешь? Есть проблемы, и врач говорила…

Он не дает мне закончить. Тяжело и сдавленно вздыхает и резко поднимается. Причем не просто откатывается на свою половину, а полностью сходит с кровати. Хватает спортивки, натягивает их и стремительно покидает комнату.

Дребезжащий хлопок двери. Удаляющиеся шаги. Моя минусовая дрожь.

Какое-то время лежу неподвижно. Смотрю в потолок. Стараюсь там что-то разглядеть в темноте. Притискивая ладони к животу, попутно пытаюсь унять спазмы и пульсацию.

«Мне сейчас нельзя, понимаешь? Есть проблемы, и врач говорила…»

Господи, зачем я это сказала?!

Сердце грохочет. Считает. Да, этими ударами что-то считает. Вперед? Или в обратном порядке?

Дыхание обрывается. Долгая пауза. А потом, едва удается его возобновить, я встаю.

Иду за ним.

Ноги трясутся безумно. Каждый шаг с трудом дается. Но я продолжаю двигаться.

В доме тишина. Неудивительно, завтра всем рано уезжать. Или уже сегодня? Неважно. Главное, что никого я не встречаю, и дом кажется пустым.

Нахожу Чарушина в кухне. Придерживая дверцу холодильника, он там что-то разглядывает и никак не реагирует на мое появление.

– Ты голоден? – вырывается у меня, прежде чем я успеваю обдумать какую-то тактику поведения. Понимаю, что вопрос совсем неуместен, учитывая и то, что мы только что делали, и всю ситуацию в целом. Но эта забота о нем, как выясняется, сильнее меня. – Я могу что-то приготовить. Что ты хочешь?

Чарушин шумно втягивает кислород. Медленно, жестко и мощно. Не выходя из себя, выказывает все свое раздражение.

Его грудь и плечи все еще бурно вздымаются. Очевидно, что никакого спокойствия и в помине нет.

Дверца захлопывается. Однако темно в этом помещении быть не может – панорамные окна в две стены пропускают уличный свет и какое-то мистическое лунное свечение.

Чарушин смотрит так, что мне вдруг страшно становится.

– Голоден. Но вместо еды, знаешь, что я хочу положить на этот стол? Тебя. Что предложишь дальше?

Пожимаю плечами только потому, что не понимаю, как должна реагировать на очевидную грубость. А затем… Круто разворачиваюсь и сбегаю.

– Да блядь, стой! Теперь стой!

Нет, я не останавливаюсь. Даже не думаю об этом.

Это ошибка… Ошибка!

Мне нужно вернуться домой… Вернуться домой и все забыть… Срочно!

Три дня, и мы не справились… Три дня… Всего три дня…

Но Артем быстро нагоняет. Хватает за локоть и дергает куда-то в сторону. Мои легкие горят, словно их кто-то подорвал – дышу надсадно и крайне громко. В какой-то момент зажмуриваюсь. Стараюсь справиться с одуряющим волнением. А когда, наконец, открываю глаза, слышу щелчок дверного замка.

Резко оглядываюсь. Бильярдный стол, диван, шкаф.

Сфокусироваться не на чем. Часто моргаю, пока перед взором не возникает смуглая грудь Чарушина.

– Забирайся на стол, – ошарашивает приказом.

Я по-прежнему ничего сказать не могу. Просто не понимаю, как оказалась в подобной ситуации. Молча дергаюсь к двери. Тогда Артем обхватывает меня поперек тела, отрывает от пола и буквально закидывает на бильярдный стол. Следом не взбирается. Вместо этого подходит и прижимается пахом к моей свисающей голове.

– Может уже, блядь, что-то скажешь?

Игнорируя дико распирающее грудь сердце, усиленно дышу и пытаюсь соображать. Однако это становится абсолютно невозможным, едва Артем наклоняется, чтобы распять меня взглядом. Мысли сбиваются в кучу. Образуя какой-то дымный клубок, начинают плавиться. Тело слегка подбрасывает от дрожи.