Верь мне (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 8

Свою случайную недожертву он заметил сразу — сложно не заметить одинокий ссутулившийся силуэт на скамейке в пустынном дворе. Впрочем, в таком виде без денег и телефона далеко не уйдешь. Но откуда-то ж она шла? Могла б вернуться. Правда, для этого пришлось бы пройти мимо него, а это жуть как страшно — а она-то теперь точно знает, что не зря он сидел; небось, жалеет, что живым вышел… Конечно, жалеет. Как же не жалеть?

Подходя ближе, Макс бегло оценивал масштабы разрушений. Масштабы нехилые: от платья почти ничего не осталось, под ним уже синячищи проявились, кожа содрана, коленки разбиты, волосы мокрыми грязными космами по плечам раскиданы, едва прикрывая от посторонних взглядов обнажившуюся грудь… Да, повезло ей, что она не Карина. Убил бы гадину!

— Твои вещи, — тихо проговорил Макс и положил сумочку на скамью.

Лика обернулась на голос. Теперь он видел — она плакала. Там, рядом с ним, не плакала, а сейчас… Лика шмыгнула носом и вытерла слезы.

— Куда тебя на ночь глядя понесло-то? — усаживаясь рядом, спросил Макс.

— Тебе какое дело?

— Никакого.

Никакого. Только теперь она нажалуется своему папочке, и завтра его снова посадят. Опять ни за что. Макс достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Огонек всего на секунду осветил его, но и этого хватило, чтоб хорошенько разглядеть его лицо — каменное, без доли сожаления о случившемся. Он знал, на что шел, и знал, что за это опять окажется за решеткой. Знал, но не отступил. Пустой равнодушный взгляд устремился в небо — ему нет дела ни до кого.

— В таком виде на улице тебе лучше не оставаться. Иди уж, жалуйся папочке.

— Не боишься на второй срок загреметь? — поежилась Лика.

Вопрос остался без ответа. Но нет, не боится — на свободе, оказалось, тоже нет покоя.

— Я никому ничего не скажу. У подруги переночую.

Макс сделал затяжку и ей, конечно, не поверил. Да впрочем, пусть рассказывает. Плевать.

— Я не знал, что у нее сестра есть, — мрачно выдавил он после недолгого молчания. — Ты на глаза мне больше не попадайся. А Каринке передай: увижу — пусть на себя пеняет.

— Не увидишь. Погибла она. Через полгода, как тебя посадили.

— Значит, есть на свете справедливость.

— Даже не спросишь как?

— Плевать.

— Рад?

— А ты думала, расстроюсь? Рад. Руки марать не придется, если правду говоришь.

— Гибели ребенка тоже рад?

— Какого ребенка?

— Твоего ребенка, Максим, — вздохнула Лика.

— Чего?!

— Что «чего»? Ты что, не знал, что Карина была беременна?

Нет, не знал. А она, оказывается, не просто лживая тварь, она еще и… Да какая теперь разница? Недокуренная сигарета улетела в урну. Власов молча снял с себя футболку и бросил Лике на колени:

— Прикройся.

Надел ветровку и, не проронив больше ни слова, встал и неторопливо побрел прочь, вскоре скрывшись в ночной тьме.

Оставшись одна, Лика потянулась к сумочке и достала телефон:

— Марин, ты можешь за мной приехать? Я за руль сейчас сесть не смогу…

Глава 4

Марина приехала минут через двадцать. Стройная шатенка выскочила из серебристого кабриолета и бросилась к подруге:

— Лика! Господи, что за вид?!

А ведь удивляться есть чему: босая, взлохмаченная Горская сидела в какой-то серой застиранной футболке и смотрела в одну точку. Губа разбита, руки, ноги в ссадинах, синяках… Сама дрожит и ничего вокруг, кажется, не видит.

— Лик?! — Марина присела напротив и легонько коснулась руки подруги. — Ты слышишь меня?

— Слышу.

— Ликуш… Да что ж это… Как же так…

— Со мной все в порядке, — перебила Лика растерянный лепет перепуганной девушки. — Я просто за руль боюсь сейчас садиться. Марин, мне нельзя домой — можно я у тебя переночую?

— Да что за вопросы? Ну конечно, можно! Только, Лик… тебе бы в полицию.

— Нет, — замотала головой Лика, — не надо никакой полиции, и вообще, давай договоримся, что ты никому ничего не скажешь.

— Лик!

— Марина, со мной все в порядке, правда. Я цела. Пожалуйста, не надо никому ничего говорить.

— Ну-ну, вижу я, как ты цела… Ладно, поехали. А машина твоя где?

— Здесь недалеко. Пусть стоит, завтра попрошу Руслана забрать. Марин, пообещай, что никому…

— Только при условии, что ты сама мне все расскажешь и убедишь, что с тобой действительно все в порядке. Поехали.

По ночному городу неслась серебристая иномарка. Лика прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла — не до разговоров ей сейчас и не до вопросов. Ее до сих пор трясет, и разум отказывается принимать, что сегодня, всего каких-то полчаса назад, ее жизнь висела на волоске.

Власов… До сегодняшней встречи она видела его всего лишь раз и то мельком. Тогда, восемь лет назад, на суд ее не пустили, посчитав излишним присутствие несовершеннолетней сестры потерпевшей при столь грязном, неприятном процессе. Лика сидела в машине и послушно ждала маму, когда Власова вывели в наручниках из здания суда… Молодой, высокий парень. Лика даже смогла разглядеть, что вполне симпатичный — нет ничего странного, что Каринка сразу не оттолкнула его от себя; вроде как дружили они с ним, хоть он из семьи далеко не круга Горских. Не мажор — обыкновенный парень. Растерянный, поникший. Лика еще заметила тогда про себя, что он, наверно, не ожидал, что его посадят; наверняка надеялся, что смазливой своей мордашкой сумеет Каринку заставить молчать. А, может, подружившись с самой Горской, возомнил себя слишком крутым. Так или иначе, но обломали соколику крылья, опустили с небес на землю. Перед законом все равны, и уж если оступился, то отвечай по всей строгости! В конце концов, это он Карине всю жизнь переломал — оказаться в шестнадцать лет беременной от обезумевшего в пьяном угаре студента, живущего на копейки матери-учительницы, знаете ли, не сахар. Власова увезли, а через несколько минут к зданию суда подъехала скорая — Лике скажут потом, что матери его плохо стало… А еще через несколько дней она узнает, что женщина скончалась. Поговаривали, Каринка эту новость восприняла тяжело.

Власов… А сегодня она сразу поняла, что это он. Отец предупреждал, чтоб аккуратнее была, что Власова скоро выпустить должны. Даже охрану хотел приставить. Только она отказалась, и в ту минуту, когда нос к носу встретилась с Власовым, сильно об этом пожалела. Он изменился, конечно, нет больше того смазливого паренька, которого вели к автозаку; но по глазам, по взгляду его черному, по тому, что ее узнал, не зная, Лика поняла, кто он. Ее ведь уже давно не путают с сестрой: все знают, что нет больше Карины. А он не знал. Он за Каринку ее принял. Убить хотел. И все же отпустил…

Лика тяжело вздохнула и заворочалась, чуть скривившись от занывших ссадин, а Марина облегченно выдохнула — всю дорогу она внимательно следила за подругой, и в какой-то момент ей даже показалось, что Лика теряет сознание. Но нет, вроде не теряет. По-хорошему, надо ехать сейчас в участок и писать заявление на того, кто ее так разукрасил. По-хорошему, Лике в травмпункт бы надо, чтоб засвидетельствовали и синяки, и ссадины, и… Черт, да что угодно там еще может быть! И разрывы, и инфекция…

— Меня не насиловали, успокойся, — не открывая глаз, вдруг проговорила Лика, почувствовав внимательный взгляд, блуждающий по ее телу в поисках улик.

— Даже если и так, все равно нужно сообщить в полицию.

— Нет.

— Я не понимаю, почему ты так упрямишься? Ты боишься, что ли? Тебе угрожают? Лик, скажи хотя бы мне — все проще будет найти выход! Не молчи только, слышишь!

— Марина, успокойся, никто мне не угрожал. Я все тебе расскажу, но давай не сейчас, не мучай меня.

— Конечно, расскажешь, — нервно передернула Марина плечами. — Куда ж ты денешься? Ты же понимаешь, что если я не услышу сегодня внятных объяснений, то завтра подниму на уши всех, включая твоего папочку.

— Ты обещала мне молчать.