Верь мне (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 30

И все-таки, он еще не совсем трезв. Власов попытался встать и уйти из комнаты, а ноги не удержали, и едва протрезвевшая тушка, качнувшись, повалилась на Лику. Девушка инстинктивно вытянула руки — предотвратить падение, конечно, не удалось, но хотя бы ее не раздавили.

— Дура, что ли? — нахмурился Макс, когда под руками оказалась ее мокрая холодная футболка. Ну точно дура! Власов не удержался и потянулся к джинсам на девчонке — как есть дура! — Почему в мокром сидишь? Заболеть хочешь?

— А что мне, голой сидеть, ожидая, когда ты меня выгонишь? — огрызнулась Лика, изо всех сил гася в себе обиду на его грубости.

— Снимай.

— Да пошел ты…

— Идешь ты. В ванную, — рявкнул Макс. — Халат сейчас принесу.

— И чего это мы такие добренькие вдруг стали? Только что на улицу грозился вышвырнуть…

— Лик, не зли, а? И без тебя тошно.

Злить его и не хотелось. Уйти отсюда поскорей хотелось, и Лика не понимала, как так вышло, что вместо того, чтобы сбежать сразу же, как только этот алкаш мирно заснул, она вопреки всем доводам разума осталась. Что движет ею? И вообще, зачем она с ним носится? Зачем терпеливо сносит абсолютно не заслуженные оскорбления? Зачем в ливень приехала сюда, обманывая мать? Возилась с ним зачем? Не проще ли ей было б, если б Власов спился себе на радость? Забыл бы обо всем, и о ее семье в том числе. И почему сейчас так тихо, безропотно идет она в ванную вместо того, чтобы искать Влада и бежать отсюда куда подальше?

Всучив незваной гостье теплый халат, Власов вернулся на кухню. И почему бы не отправить девчонку домой сейчас же? Чего взъелся на нее? Ну сидит в мокром — ему какое дело? Мамочка он, что ли, ей? Она о себе не печется — а ему какое дело? Или все же не хочет, чтоб прямо сейчас, наслушавшись грубостей, сбежала она, оставляя его одного в этих стенах, где хочется волком выть? Ему плохо здесь. Ему мамины шаги мерещатся и голос. И вчера он не спешил сюда сознательно — не хотел возвращаться в пустую, мертвую квартиру. И как бы странно ни звучало, но, увидев здесь Лику, наворчавшись на нее, разбив мертвую тишину голосами, ему стало легче. А вот уйдет она сейчас, и снова тишина проклятая звенеть будет, сводя с ума… Даже накричать будет не на кого.

Лика управилась быстро и через несколько минут уже стояла на пороге кухни, кутаясь в пушистый мохеровый халат.

— Власов, не злись на меня, — тихо проговорила девушка.

— Много чести.

— Власов, в конце концов, я перед тобой ни в чем не виновата, и вешать на меня грехи Каринки не надо. Я, между прочим, помочь тебе хочу.

— Помочь? Это чем же?

— Я не знаю. Ты видишь во мне Каринку, но я не она. Я хочу доказать тебе это, я хочу исправить то, что сделала она.

— Лик, что ты собираешься исправлять? Ты вернешь мне мать? Или восемь лет жизни, которые я мог бы потратить куда приятней? Заметь, восемь лет жизни молодого здорового пацана с совсем другими планами на будущее. Ну так что, Лика? — он больше не сдерживался, кричал, злился, размахивая руками. А потом вдруг подошел к ней вплотную, ручищами уперся в стенку, зажимая, и в лицо ей, обдавая перегаром, выплюнул: — Что ты собралась исправлять? Может, ты хотя бы вернешь мне мое доброе честное имя, а? А то знаешь, куда ни ткнись, повсюду слышу: «Уголовник… Уголовник… Ай-яй-яй, подонок какой! Девочку несовершеннолетнюю изнасиловал!» Устал я, Лика, слышать это. Может, у твоего папочки припасена машина времени и он может открутить все назад, а? Нет? А что тогда ты собираешься мне предложить? Или ты думаешь, что достаточно поплакать, и все забудется? А может, ты ноги передо мной раздвинешь? Ну извини, твои ноги меня не интересуют. Отдельное спасибо за это скажи своей сестрице — меня теперь вообще мало что в этой жизни интересует!

Лика видела — Власова понесло… Страшно, неуютно вот так вот стоять перед ним, вдыхая спертый воздух. Будто все, что копилось в нем восемь долгих лет, в один миг вылилось вместе с этим криком, с блуждающими желваками и взглядом раненого зверя. Он не может причинить вреда ни ей, ни ее семье: мог бы — причинил бы уже. Но он не преступник, и угрожать — это одно, а привести свой приговор в исполнение — совсем другое. И видимо, он об этом догадывается, а потому угрожает, злится, и не столько на нее, невиновную, сколько на самого себя. И ему действительно нужна помощь. Ему нельзя одному оставаться — сдохнет от своей боли или сопьется.

— Максим, — робко глядя в потемневшие глаза парня, проговорила Лика, — я не верну тебе ничего из того, что она забрала, но что смогу я дать — я дам тебе.

— Лик, заканчивай этот цирк, а? Ну по-хорошему прошу, уйди, оставь меня в покое! Я все прекрасно понимаю, ты хочешь спасти свою семью, ты хочешь показать мне свою правду. Тебе это удалось — я вижу, что вы с Ариной не виноваты.

— Ты считаешь, что я здесь только из-за семьи?

— А разве нет? Дешевых спектаклей не нужно, Лика. Не разочаровывай. Я знаю, почему ты здесь, и не надо мне втирать про жалость.

— Дурак ты, Власов. Я действительно тебе помочь хочу.

— Ну так помоги! Для этого многого не нужно — просто оставьте меня все в покое! Я не хочу больше слышать ни о Карине, ни о тебе, ни о всей вашей прелестной семейке. Избавь, Лик!

— Нет, Власов. И знаешь, никуда я отсюда не уйду.

— Чего?!

— Я остаюсь, — пожала плечами Лика, зная, как и вчера, что поступает верно.

Подобной наглости Макс не ожидал. Замолчал на мгновенье, сверля нахалку ненавидящим взглядом — даже не знает, что и сказать ей на это. Вышвырнуть бы ее как кошку блудливую, да ведь силы не рассчитает — уж если тронет сейчас, то обязательно сломает ей что-нибудь ненароком! Злости-то на десятерых хватит.

— Мне тебя силой вытолкать за дверь? — едва сдерживаясь, вкрадчиво спросил Макс.

— Ты не посмеешь.

И в глаза ж ему, паршивка, смотрит! Дура, что ли, совсем не понимает, что нарывается?! Или так уверена, что ничего он ей не сделает?

— Проверим?

— Попробуй, — кивнула Лика, не сводя глаз с разъяренного парня. — Только учти, Власов, если сейчас меня прогонишь, то назад я уже не вернусь. Подыхать от своей злости будешь — даже не посмотрю в твою сторону. Один останешься здесь и волком выть будешь. Я не права? Тогда прогони.

Самое время угрозу осуществить. И почему он медлит? Лика ждала его решения, с вызовом глядя в темные, как эта ночь, глаза. А Власов медлил. Смотрел на нее, от злости ноздри раздувая, а прогнать не мог, то ли совсем ошалев от ее наглости, то ли… Да права она, права! Сдохнет он от боли! Уже подыхает. И несколько минут назад, еще не зная, что она рядом, он все-таки признался себе, что даже с ней, врагом, ему легче, чем одному в этой пустой квартире.

— Власов, не обманывай себя — больно будет, — тихо проговорила Лика. — Я нужна тебе, и поэтому я остаюсь. Смирись. Можешь ворчать, можешь кричать на меня, если тебе легче от этого станет — я потерплю. Но вздумаешь прогнать — прежде хорошенько подумай. Я не собираюсь тебе навязываться, я уйду. Но обратно уже не вернусь. Все понятно?

Он даже не сопротивлялся, когда Лика убрала его руки и по-хозяйски прошла вглубь кухни, игнорируя молчаливый, но очень недовольный взгляд в спину. Она нутром чувствует волну его злости, жажду придушить, ну или хотя бы наорать на нее — а он все-таки молчит, сопит и терпит. Ну вот и славно. В конце концов, нехорошо орать по ночам и мешать спать добрым людям за стенкой.

Ну а мы пока будем осваивать территорию! Лика осмотрелась по сторонам. Что имеем? Немного грязной посуды, пыль и паутину. Так, ладно, это до утра подождет. Открыла холодильник, а от неожиданности даже присвистнула…

— Власов, ты не от злости сдохнешь…

— Я первый день дома, — буркнул Макс.

Так и не решив, что теперь делать с незваной хозяйственной гостьей, Макс развернулся и исчез в глубине квартиры — авось девчонка поумнеет, да к утру сама уйдет.