В поисках правосудия: Арест активов - Браудер Билл - Страница 25

Я рассказал ему нашу историю. Он не перебивал и дослушал ее до конца, после чего растерянно покачал головой.

— Я знаю Джона Москоу. Он был одним из лучших при Моргентау, — произнес он, имея в виду одного из самых известных окружных прокуроров Южного округа Нью-Йорка — Роберта Моргентау. — Это чертовски стыдно... Я могу вам помочь?

— Они не оставят нас в покое и снова заявятся, и вот тогда мне понадобится кто-то, кто сможет дать им отпор.

— Вы пришли по адресу.

— А то, что придется иметь дело с русскими, вас не беспокоит?

— Ничуть! — и он протянул свою визитку. — Это мой прямой номер. Звоните в любое время дня и ночи.

Я вернулся в Лондон в приподнятом настроении, зная, что теперь мы готовы к новым атакам Джона Москоу.

Прошло несколько недель; как-то раз я возвращался с делового обеда по Бёрдкэйдж-Уолк в парке Сент-Джеймс. Это неподалеку от здания парламента. Я машинально просматривал поступившие сообщения на смартфоне; среди них было одно от Пола Монтелеони. От него не было вестей с тех пор, как прокуратура США возбудила дело против «Превезона».

«Позвоните мне. Срочно!» — прочитал я и удивился его повелительному тону.

Таких сообщений от Пола я еще никогда не получал.

Я нырнул в первую попавшуюся нишу здания и набрал номер Пола. Он ответил молниеносно — еще до того, как в трубке раздался гудок.

— Привет, Пол. Это Билл. Что случилось?

— Привет, — он замялся, прежде чем продолжить, как будто ему нужно было выйти со встречи. — Я, э-э, я не хочу вас тревожить и не могу быть уверен на сто процентов, но мы получили информацию о том, что некие люди предлагают деньги наемникам, чтобы разыскать вас и отправить в Россию.

— Отправить меня? Что за люди? — начал расспрашивать я.

— Это русские.

— Кто они?

— Это всё, что я могу сказать. Мы сообщим об этом британским коллегам, но я хотел также предупредить вас лично, чтобы вы смогли принять меры предосторожности, которые сочтете необходимыми.

Я повесил трубку и, стоя в нише, смотрел на пышную зелень парка Сент-Джеймс. Букингемский дворец был неподалеку, к западу от меня, а парламент, хотя отсюда его и не было видно, — всего в нескольких кварталах к востоку. Я вдруг почувствовал себя неуверенно, несмотря на то что находился в самом центре Лондона, в районе, где камер видеонаблюдения на квадратный метр было больше, чем где бы то ни было в Королевстве.

Выйдя обратно на тротуар, я почувствовал, как обостряется мое восприятие. Через парк я шел, уже ускорив шаг. Сообщение от американских служб о том, что я стал объектом заговора с целью похищения, вновь всколыхнуло все мои былые страхи. Если эта информация надежна, а я исходил из этого, то я больше не был в безопасности в Лондоне. И неважно, сколько в нем было камер видеонаблюдения: это никогда не останавливало Кремль.

Вдобавок здесь постоянно проживает, работает или путешествует более 300 000 россиян. Они как фонарные столбы или красные двухэтажные автобусы — их можно увидеть повсюду, и воспринимаются они как должное.

Но я никогда не воспринимал их как должное. Если не считать моей русской супруги и коллег, я всегда сторонился их общества. Заслышав на улице русскую речь, я инстинктивно ускорял шаг. Когда меня приглашали на коктейль или ужин, я избегал модных баров и ресторанов, в которых россияне были завсегдатаями.

Но, в отличие от меня, британское правительство воспринимало их как нечто само собой разумеющееся. И не было никаких сомнений в том, что после получения предупреждения от спецслужб США британцы не ударят палец о палец. И хуже того: если бы меня действительно похитили, не было бы никаких реальных последствий.

Мои опасения возникли не на пустом месте: они подтверждались скандалом с Александром Литвиненко, перебежчиком из ФСБ, которого в 2006 году в центре Лондона отравили радиоактивным полонием два российских агента. И хотя следствие установило, что убийство Литвиненко было актом террора, за которым стоял Кремль, единственное, на что решилось британское правительство, — это выслать горстку российских дипломатов и объявить в бессмысленный розыск убийц Литвиненко, которых Кремль никогда не выдаст. Такой беззубый ответ окончательно развязал руки Путину — в Великобритании он безнаказанно мог делать всё, что захочет.

Угроза похищения вынудила меня усилить охрану. Я нанял телохранителей с опытом работы в таких странах, как Мексика и Афганистан, где похищения людей уже давно стали привычным делом. Однако и под охраной, несмотря на немалый опыт и постоянное присутствие моих телохранителей, я не чувствовал себя спокойнее. Как это ни парадоксально, но самый большой спрос на телохранителей в Лондоне был среди россиян (которые боятся своих же).

Большие деньги, циркулирующие в этом бизнесе, подрывали мое доверие к этим людям. Уяснив, что моя безопасность зависит только от меня самого, я задался вопросом: что бы я сделал, если бы оказался на их месте и пытался похитить сам себя?

Планирование такой операции обязательно включало бы слежку, изучение моих привычек для выяснения того, как проходит мой день, где я бываю и так далее. Это означало, что мне необходимо расстаться со своими привычками и моя жизнь не должна подчиняться какому-либо жесткому графику. Я изменил распорядок дня, стал начинать его в разное время — иногда очень рано, иногда ближе к полудню. Я менял маршруты, которыми добирался до офиса, часто наматывая лишние круги. Приезжал на такси в один день, автобусом в другой, на метро в третий. Иногда я шел пешком, или проезжал только одну остановку на метро, или заходил в кафе, прежде чем продолжить путь. Иногда рядом со мной шли мои телохранители; в других случаях они были где-то поодаль, пытаясь понять, не следит ли кто за мной.

Самое главное изменение моих привычек заключалось в том, что теперь я вел свой ежедневник по старинке, перестав пользоваться электронной версией — уйдя в офлайн.

Всё это было очень утомительно, но еще больше меня напрягала необходимость постоянно находиться в состоянии боевой готовности. Долго продолжаться так не могло. К счастью, всё это закончилось само собой. В середине июля мы всей семьей: Елена, дети и я — уехали в Аспен, штат Колорадо, на летние каникулы, где я смог вернуться к более привычному ритму жизни.

Мы прибыли на место 14 июля. Выйдя из самолета, я ощутил себя в другом мире. В Аспене очень маленький аэропорт, и вы выходите из самолета так же, как в пятидесятых годах прошлого века: дверь самолета открывается, и вы сходите по трапу на взлетно-посадочную полосу. Воздух чистый и сухой, пропитанный ароматами черной сосны, что растет на склонах гор среди осин и тополей.

Я люблю Колорадо. Я вырос в Чикаго, но в первый год учебы в старшей школе жил в интернате в Стимбот-Спрингс, где катался на горных лыжах практически каждый зимний день. Тогда я и проникся любовью к этому скалистому краю. После школы я два года учился в университете Колорадо в Боулдере и с тех пор при каждом удобном случае возвращаюсь в Скалы (англ. Rockies). В тот раз (то есть в 2014 году) не только мне, но и всей моей семье понравилось жить в этом прекрасном месте.

Мне потребовалось несколько дней, чтобы успокоиться. Я вернулся к своему удобному распорядку дня, к прогулкам на велосипеде с детьми, к посещению концертов под открытым небом, ужинам в гостях в кругу друзей. Было здорово ощущать себя свободным и не оглядываться через плечо.

Главным для меня в этом отпуске была моя семья, особенно супруга, которая взвалила на свои хрупкие плечи всю тяжесть нашей ситуации. Ей пришлось не только жить в постоянном стрессе, опасаясь того, что ее муж может исчезнуть в любой момент, но и демонстрировать абсолютное спокойствие нашим детишкам. Каким-то образом она смогла внушить им, что бороться с Владимиром Путиным — это нечто само собой разумеющееся, и что все папы так делают, и что наша жизнь совершенно нормальная.