В преддверии бури (СИ) - Рудкевич Ирэн - Страница 37

— Глядеть-то буду, куда ж деваться, — улыбнулся купец, но за улыбкой этой мне почудилось некоторое разочарование, видать, надеялся он всё ж таки, что передумаю и с ними пойду. — Ну бывай, госпожа хорошая.

— Бывай, почтенный, удачи тебе в дороге, — я вскочила в седло и ткнула коня пятками, махнув купцу рукой на прощание.

Буян, то ли разгорячившийся после схватки с бандитами, то ли почуявший вдруг, что недалече нам уже, зашагал бодро, а затем и вовсе перешёл на рысь.

Сзади, приглушенный туманом, донёсся командующий голос Швеля:

— Артишко, чего застыл? Не слыхал, что ли — ехать пора? А ну залазь давай, я, что ли, сам быков погонять буду?

И стих, затерявшись в белой пелене, будто и не было этой встречи на предзимней дороге.

К обеду туман сошёл, растворился в промёрзшем воздухе, обрывками утёк в низины; выглянуло холодное солнце; мало-помалу изменилась и местность вокруг: отодвинулся вдаль лес, и теперь лишь сосновые да еловые макушки на горизонте напоминали о нём, пропали куда-то скальные выходы, да и сам большак стал шире и ровнее. В некотором отдалении от дороги закурились дымками деревушки, пока небольшие, но чем ближе к городу, тем крупнее они становились. Стали встречаться и люди — запоздавшие купцы и путешественники торопились поскорее достигнуть городских стен, чтоб переждать суровую северную зиму в тепле и уюте — оказывается, не только Швеля не пугали россказни про обитающую неподалёку тварь.

На подходе телег стало так много, что они заполонили собою всю ширину дороги. Их возницы — дюжие плечистые парни, не чета юному Артишко, — злобно переругивались, совсем как на имперском тракте, обвиняя друг друга в пролезании без очереди и прочих бедах.

— Смотри, куда прёшь, дурень! Полдня тут стою, жду законно, а ты решил ужом проскользнуть? А ну назад, пока хлыста не огрёб!

— Сам дурень! Я тут не менее твово стою, а то и подольше выйдет! А руку подымешь — так немедля стражу кликну! Подвинься, остолоп!

Им вторили лошади и быки, фыркая, грозно мыча и норовя ухватить кого-нибудь за шиворот, будто и не телеги возят, а к битве готовятся.

Я продиралась меж тяжело гружёных повозок: иной раз меня окликали то возницы, а то и сами купцы — кто сальную шутку отвесит, кто злобно ругнётся, — но руки не распускали, а потому и я надменно игнорировала их оклики.

Наконец, за бортами телег и спинами лошадей показались ворота, а с ними и неприметная боковая дверца для простых путников. Путь к ней всё равно был забит телегами поменьше, мелькали меж них и запряжённые ослами арбы, и узкие таратайки — ушлый торговый люд всеми силами старался прорваться в город побыстрее. Стража, охраняющая калитку, руганью заворачивала наглецов к воротам, и тогда возникала очередная свара, когда какая-нибудь арба вклинивалась меж больших телег, давно уже ожидающих своей очереди.

Стражников у ворот был целый десяток, и, если вдруг свара переходила в драку — а такое случалось едва ли не ежеминутно, — большая их часть отправлялась разнимать драчунов и не стеснялась использовать ни собственные кулаки, ни специально затупленные наконечники длинных копий, ни увесистые деревянные дубинки, висящие на поясе. Иногда им удавалось разобраться, кто же виноват, и тогда пролезшего вперёд наглеца заворачивали в конец очереди, к радости честно отстоявшего своё торговца, но в большинстве случаев побитые купцы так и оставались там, куда смогли пролезть.

С горем пополам я протиснулась к калитке, незаметно раздав пару тумаков особо нахальным торгашам, что попытались преградить дорогу. Стражники, зябко кутаясь в плащи, покосились на меня с некоторым интересом, но вопросы задавать не стали, молча пустили внутрь — видать, намёрзлись служивые уже до того, что языки окоченели, не то завалили б вопросами: кто такая, откудова, а как там, а что там?

Тамра встретила меня шумом, смесью запахов и огромной, мощёной камнем площадью, со всех сторон окружённой добротными каменными домами; меж их стен разбегались многолучевой звездой широкие — две телеги разъедутся, — улицы. Торговые караваны, попав внутрь городских стен, растекались по этим улицам торопливым потоком. Всюду с деловыми лицами сновали люди; многоликая толпа кружилась в упорядоченном хаосе, вливаясь в улочки поуже и выливаясь из них нескончаемой рекой. Откуда-то сбоку доносился стук молота о наковальню, с другой стороны слышался зов лоточника, пахло выпечкой и пряностями.

Не задерживаясь, я направилась вглубь города — несомненно, трактир или постоялый двор без труда можно найти и прямо на этой площади, но цена на постой в нём едва ли окажется приемлемой. Я же собиралась отыскать место потише и подешевле, а потому, пройдя пару кварталов по широкой дороге, уверенно завернула в тихий боковой переулок. Чутье не подвело, и вскоре я оказалась в тупичке, маленьком подобии площади, со всех сторон прикрытом стенами домов; в дальнем конце его, призывно светя окнами, возвышалась небольшая таверна.

«Вкусная еда и дешёвый постой», — скромно гласила свежеокрашенная вывеска рядом с входом.

Привязав Буяна к имевшейся ту же коновязи, я толкнула дверь, отметив про себя, что на совесть смазанные петли не издали ни звука, и шагнула внутрь тёплого помещения.

Таверна была невелика. У дальней стены слева располагалась стойка, справа лестница вела на второй этаж, должно быть, в сдаваемые комнаты. Остальное пространство занимали аккуратные круглые столики с частоколами стульев — на удивление чистые, тщательно ошкуренные, совсем непохожие на грубую мебель тех имперских таверен, где мне довелось несколько раз заночевать.

Посетителей почти не было, лишь справа от входа восседал за кружкой то ли пива, а то ли чего покрепче, дородный мужик: наружностью он походил на небогатого купца — одежда недорогая, но ладная, чистая, седеющие, волосы тщательно зачёсаны за уши. Будем надеяться, в этой таверне и остальная публика столь же приличная.

Я прошла к дальнему от входа столу, уселась на ладный, любовно сделанный стул, довольно поёрзала, удивляясь, как хорошо неизвестный мастер зачистил деревянную поверхность — ни сучка, ни занозы. В тот же, миг, будто наблюдал за мной, появился шустрый мальчишка, на вид ровесник Артишка, подскочил, привычно выпалил:

— Чего госпожа изволит?

— А что есть? — с видом завсегдатая разнообразных таверен и харчевен поинтересовалась я.

— Эль, пиво, брага, золотое имперское и местное деревенское, — заученной скороговоркой выдал тот.

— А из еды?

— Баранина на рёбрышках, — мальчонка задумался, вспоминая — видать, гости этой таверны обычно предпочитали еде хмельные напитки, как, впрочем, и в большинстве подобных заведений. — Похлёбка с потрошками, коренья пареные.

— Неси баранину, — от осознания, что сейчас появится еда, желудок радостно заурчал. — И что-нибудь, чтоб согреться, но не напиться.

— Сию минуту, госпожа, — мальчишку как ветром сдуло, только пятки сверкнули.

Ждать и вправду не пришлось: вскоре передо мной аппетитно дымились выложенные на глиняное блюдо рёбрышки, а рядом стояла кружка какого-то ягодного варева, полностью лишённого хмеля. М-м, вкусно.

— А скажи-ка, малой, — остановила я подавальщика, собравшегося уж было шмыгнуть обратно за стойку. — Нет ли в таверне свободных комнат? И почём стоит снять?

— Есть, чего ж нет, — тут же подобрался мальчишка, — Злот в неделю. Это, госпожа, для Тамры не дорого, на ратушной площади целых пять возьмут за тот же срок. Да и готовят там плохо, по секрету вам скажу. На сколько снимать будете?

Я усмехнулась — хороший из мальца трактирщик вырастет, хваткий, смышлёный, эк он ловко свою таверну расхвалил, а прочие обругал. Не зря хозяин его в услужении держит.

— Коня найдётся куда пристроить? У коновязи стоит, рыжий.

— Найдётся, госпожа, — кивнул мальчишка, вытирая руки о передник. — У нас тут только с виду места мало, а на деле и конюшня есть, и баня, и двор с отхожими удобствами, вон, дверка неприметная за лестницей. А за коня ползлота в неделю берём, это с кормёжкой и уходом. А ежели сами будете ходить, так четверть. Так на сколько останетесь?