Хочу тебя любить (СИ) - Тодорова Елена - Страница 7

Я не должна поддаваться!

Что ему надо вообще?!

Способность думать и анализировать ситуацию отключается, когда Бойко резко накрывает мое тело своим. Все мысли из головы вылетают. Вакуум.

Между нами, конечно, находится одеяло… Однако ни черта оно не защищает! Чувствую его так, словно голая лежу.

Твердый. Тяжелый. Горячий.

Голова кружится, и к горлу подкатывает странный ком. Не тошнота, нет. Что-то такое трескучее и щекотное. Именно оно пугает меня до чертиков.

Толкаю Кира в грудь. Колочу, вкладывая все силы. Ощущение, что в каменную стену долблюсь. Кисти обжигает еще и болью. Но добиться удается лишь того, что Бойко вскидывает голову и снова смотрит мне в глаза.

– Не взрывай меня, – выдыхает предупреждающе.

Сколько раз я слышала это раньше?! Не счесть!

Мычу что-то в ответ – громко и сердито. Только толку – разобрать невозможно.

– Уберу руку, но если будешь орать, снова заткну рот, – выдает Кирилл ультимативно.

Как же мне хочется закричать! Просто ему назло. Только понимаю ведь, что ничего этим не добьюсь.

– Какого черта?! Чего тебе надо? – сычу ядовито.

– Ты просрала пол моего дня!

– Ничего себе предъявы! Сам ты проср… – доходя до грубости, сама же себя торможу. – Никакого твоего дня между нами нет!

– А я говорю, есть.

Напирая, почти касается губами моих губ. Я пытаюсь не реагировать, но… Меня от этого мимолетного, практически невесомого контакта будто током пробивает. Я дрожу и задыхаюсь.

– Не смей…

Что ему мои слова? Скользит ладонью к шее. Не просто обхватывает и стискивает, а прижимает меня таким образом к подушке.

– Тихо, – чувствую этот выдох физически.

Я замираю, словно то, что он делает, способно меня убить. Секунда, две… В страхе дергаюсь, успевая в последний момент отвернуть голову в сторону. Знакомые горячие и твердые губы припечатываются в месте под моим ухом. И я не знаю, что хуже… Спаслась я или еще сильнее подставилась. Место оказывается очень чувствительным, а Кир не дает мне больше времени, чтобы как-то воспротивиться или хотя бы блокировать реакции. Жадно хлещет по моей коже языком. Грубо захватывает ее губами. Кусает и всасывает.

– Перестань… Перестань… – задушенно требую я.

Хотя требую – это громко сказано. Умоляю ­– так будет вернее. Голос срывается. Кажется, что вот-вот вообще навеки пропадает. И меня заодно не станет. Колотит ведь от Кира так, будто в предсмертной лихорадке бьюсь. Когда он перехватывает мои руки, неосознанно сама же в него вцепляюсь. В поисках какой-то силы, сплетаюсь с ним пальцами. Судорожно сжимаю. И он меня – до хруста. Всего лишь руки, а подрывает. И я понимаю, вот он – главный проводник. Слишком интимно. С тем, кого ненавидят, так не делают. А тут чересчур много чувств – все наружу.

Хочется кричать. Кричать, чтобы выплеснут то, чего в эту секунду становится крайне много.

Как страшно… Как страшно!

– Перестань… Перестань же… Кирилл!!! – кричу или стону – мне самой трудно понять. Восприятие смазывается, но я пытаюсь. – Ты меня изнасилуешь? – не знаю, как приходит в голову, и как я решаюсь такое озвучить.

Кир буквально каменеет. Становится напряженным и очень тяжелым.

– Что? – поднимая голову, впивается взглядом.

Может, метод не самый честный и не совсем правильный… Но, наконец-то, и он испытывает потрясение.

– Ты все делаешь силой! В прошлый раз, думаешь, я хотела? Хотела, чтобы ты меня трогал и целовал? – сейчас уже точно кричу, хотя голос срывается.

Как же мне стыдно за эту откровенную ложь. Наверное, ничего хуже в жизни я еще не делала. Не просто вру ведь. Бросаюсь такими страшными обвинениями. Я просто не знаю, как еще его оттолкнуть. В какой-то миг Кир выдает такие эмоции, от которых мне самой очень больно становится. Кажется, будто я его ударила.

– Не успокоишься, да? – голос дрожит, но я дожимаю. – Для тебя так важно получить свое! Быть первым! Настолько?! Настолько, что готов меня насиловать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Давление исчезает. Кирилл так стремительно поднимается, будто невидимая сила его отталкивает. Мне вроде как легче дышать. А вроде как нет… Сажусь, сжимая в кулак одеяло, и молча смотрю. Кир тяжело дышит и так же не сводит с меня взгляда.

– Я отдам тебе двадцать девять дней. Будь по-твоему, – сдаюсь неожиданно для самой себя. И понимаю, что стоило подумать, а не болтать по горячему. Но остановить себя не могу. – Двадцать девять дней, и ты оставишь меня в покое! Обещай!

– Тридцать один.

На эмоциях он еще агрессивнее. Конечно, ведь я его ранила. А может, даже убила.

– Двадцать девять, и ни днем больше!

– Тридцать, один откровенный разговор и часы.

– Ты наглый придурок!

– Принимай!

– Хорошо! Тридцать и разговор. А эти часы… Засунь их себе в жопу! – сердито бью кулаками по одеялу. – Если считаешь меня калекой, то нечего набиваться!

– Я не считаю тебя калекой! – единственный раз повышает голос. – Ты дура, если не понимаешь, зачем я это делаю!

– А ты дурак!

Он шумно выдыхает, но молчит. С силой сжимает челюсти и яростно раздувает ноздри.

– Вопрос решен, теперь убирайся! – указываю на балконную дверь.

Пустяк, что рука на весу заметно дрожит. Я вся до сих пор трясусь и хочу как можно скорее остаться одной.

– В пятницу за тобой приеду. Будь готова. С девятнадцати до девятнадцати. Ни минутой меньше.

«Почему не завтра? Пятница только послезавтра», – думаю, прежде чем успеваю себя тормознуть.

– Хорошо.

Едва выговариваю это слово, Кирилла будто ветром сдувает. Он так быстро пересекает комнату и исчезает в темноте, у меня лишь вырывается приглушенный вскрик. Соскакивая с кровати, выбегаю следом на балкон. Вглядываюсь в ночь, но ничего увидеть не удается.

Сердце снова срывается. Несется куда-то. Падает. И взлетает, когда на парковке включаются фары и взрывает мотор знакомой машины. Даже если Бойко меня заметил и осознал волнение, он не задерживается. Но я стою, пока красные огоньки не скрываются за поворотом. Только после этого возвращаюсь в спальню и закрываю дверь.

Долго не получается уснуть. Эмоции так и кипят в груди. Самые разные… Столько их, что и распознать все трудно. Я вдруг вспоминаю о том, как во время моего долгого пребывания в больнице кто-то через день присылал мне цветы. Иногда к ним прилагалась шоколадка. Но никогда не было подписи.

Я не пыталась выяснить, кто оплачивает эту доставку. Наверное, потому что и так знала. В подтверждении не нуждалась. Ведь после этого мне бы пришлось все выбросить. А я не хотела.

Вот и сейчас… Все понимаю и снова подставляюсь.

Что же со мной будет после?

Ты меня преследуешь?

© Варвара Любомирова

В академии Кирилла снова нет. Чем же он занимается? Окольными путями узнаю у Чарушина, что и на тренировках по баскетболу Бойко с ноября не появлялся. Представляю, как из-за этого психует отчим. Он же больной! Именно Ренат Ильдарович вбил Киру это нездоровое убеждение – всегда быть во всем первым. Я лично это не единожды слышала. Хотя прожила в их доме каких-то три месяца. А Кира ведь ломали с шести лет... Если он хоть в чем-то показывал недостаточно превосходный результат, отчим наказывал его физически.

Я не хочу жалеть Бойко. Мне должно быть все равно. Но, вопреки всему, снова думаю о нем сутки напролет.

– Так почему мы должны говорить Валентине Николаевне, что провели эту ночь у тебя, а в пятницу ты у нас будешь? – допытывается Лена, пока мы втроем спускаемся вниз по Потемкинской лестнице. Девчонки, как и я, редко выбираются из нашего академгородка, но в отличие от меня отлично ориентируются по Одессе. – Ну, что молчишь?

– Ну, потому что… – замолкаю, так как в этот момент мне приходится резко сместиться, чтобы пропустить бегущего вверх парня. – Господи, сколько здесь народу! – выдыхаю на эмоциях, прижимая к груди ладонь.