Царевна, спецназ и царский указ (СИ) - Филимонова Наталья Сергеевна - Страница 12

Аграфена оказалась так трудолюбива и старательна, что из поломоек быстро выбилась в сенные девки, а там и в горничные. Обучалась она с усердием, была мила, приветлива и расторопна — и в конце концов удостоилась чести прислуживать лично наследнице престола. И не было у царевны Анны служанки преданнее Фени, помнившей, кому обязана своим счастьем и сытой жизнью.

Личная горничная самой наследницы, обласканная ее милостями, и невестой стала завидной. И приданое от щедрот госпожи у нее вскоре скопилось изрядное. Жениться на ней был бы рад любой из холостых старших слуг, а то и купцов — но выбрала Аграфена простого конюха Гаврилу, служившего на царской же конюшне. Выйдя замуж, свою госпожу она не оставила, и лишь когда родилась у Фени с Гаврилой дочь, пришлось на время покинуть службу. Впрочем, царевна Анна помнила о верной служанке, всегда интересовалась ее жизнью и посылала подарки маленькой Наинке. А когда Наина чуть подросла, Феня попросилась снова на службу — и царевна ее приняла.

Служила она Анне и когда та вышла замуж — по великой любви и с благословения родителей — за богатыря Игната. И когда Анна с Игнатом взошли на престол. А когда родилась у них дочь — маленькая наследница Аля, Феня нянчилась с ней едва ли не больше кормилиц. Царица же продолжала передавать подарки и не раз говорила, что, возможно, однажды Наина станет будущей царице Алевтине столь же преданной наперсницей. И Аграфена радостно кивала — лучшей доли для дочери она и помыслить себе не могла.

Беда случилась поздним вечером, когда у Фени был выходной. Царь Игнат в тот день тоже в отъезде случился — уезжал войска смотреть.

При царице же оставалась молодая горничная, недавно принятая на службу по самым лучшим рекомендациям — дочка старшей няньки. Девица, ошалевшая от оказанной ей чести, так старалась, что не знала, за что прежде хвататься. И как-то так случилось, что забыла она задуть свечу — и окно в светелке, где убирала, оставила открытым.

Пожар в царицыной башне вспыхнул мгновенно. Деревянные стены и перекрытия, тканые занавески, ковры и скатерти — огонь хватался за все, сыто отфыркивался и рос, в один миг охватив верхние этажи, где располагались спальни и детская. Прислуга, что была в башне, не помня ни себя, ни долга, бросилась вниз и врассыпную — повезло тем, кто убирал в нижних горницах. Стража, напротив, пыталась прорваться наверх, где в чадном дыму оставались царица Анна и маленькая, едва годовалая наследница в пеленках. Да только красную лестницу завалило так, что и не пробраться, а в заволокшем все дыму и треске невозможно было ничего увидеть и понять.

Верная Феня, гулявшая в тот вечер по столице вблизи от царского терема вместе с мужем и Наинкой, увидев пылающий факел до неба посреди города, будто обезумела. Выпустив липкую от леденца ручку дочери, она опрометью кинулась туда — к горящей башне. Будто было вчера, вставали перед ее глазами кошмарные картины из прошлого — другой пожар, поглотивший всех ее близких, оставивший ее сиротой, и черный обгорелый остов родного дома, оставшийся после него. И все, кого она не могла, не умела спасти — мать, отец, сестра, братишка. Теперь жадный огонь пытался сожрать ту, что подарила ей новую жизнь, иную судьбу, что приняла и приблизила, ту, что стала роднее и важнее всех на земле. Ту, кому она была обязана всем — включая мужа и дочь.

Следом за Аграфеной, пытаясь остановить и не успевая, мчался Гаврила. Растерянную, оставшуюся в одиночестве восьмилетнюю Наинку подхватил за руку кто-то из прохожих.

Феня же в своем безумном порыве вихрем промчалась мимо всех людей с ведрами воды, мимо кашляющей от дыма стражи — и ворвалась прямо в рушащуюся на глазах башню, будто заговоренная, успевая каким-то немыслимым образом проскочить под падающими балками и не заметить сыплющихся искр, и полетела вверх по черной лестнице, где не было ковров, а потому и чада оказалось меньше. Анна рано ложилась спать — а значит, слуг рядом с ней не было.

Свою госпожу Феня нашла уже без сознания и тщетно пыталась ее растормошить или хотя бы отволочь туда, где будет безопасно. За этим занятием ее и настиг Гаврила.

— Неси госпожу на воздух, — коротко и сухо прокаркала она. — Я следом — только деточку заберу….

Гаврила, уже ничего почти не видевший в дыму и не понимавший, подчинился — подхватил на руки бесчувственную царицу и поволок вниз. А Феня помчалась дальше — на самый верх по осыпающимся ступенькам, стараясь не оглядываться на бездыханные тела нерадивой служанки и няньки — может, и можно было бы их спасти, да только не вынести всех одной Фене. Своей бы жизни хватило.

Царевна Алевтина родилась под счастливой звездой. Иначе не объяснить того, что ее, уже не хнычущую даже и беспамятную, но вполне живую и целую, нашла тогда в дыму и чаду Аграфена.

А вот самой верной Фене удачи в ту страшную ночь не хватило. Схватив ребенка, служанка оглянулась на полыхающую лестницу — и поняла, что назад тем же путем уже не спуститься. Оставалось только прыгнуть в охваченное пламенем со всех сторон окно — и надеяться не разбиться.

И Феня, не раздумывая, обняла малышку, постаравшись окутать ее своими руками, свои телом, защитить. И сиганула с вершины осыпающейся башни — с третьего этажа. Спиной вперед — чтобы деточке мягче падать.

…Гаврила успел донести царицу почти до выхода, когда на него упала балка. Госпожу он сумел кое-как прикрыть — ее подхватили тут же набежавшие стражники. Да и конюха героического вытащили — только поздно.

Три дня после того царица Анна не приходила в себя. Вернувшийся царь Игнат не отходил от ее ложа. Лекари лишь разводили руками — чудо, что до сего дня дожила еще.

Открыв глаза, Анна прежде всего спросила о дочери. Аля, целая и практически невредимая, агукала тут же под присмотром нянек.

Вторым именем, которое Анна, с трудом раздвигая губы и ворочая непослушным языком, сумела произнести, было «Феня». Царица, чуя, что дни ее сочтены, хотела препоручить дочь заботам верной служанки.

И Игнат отвел глаза.

Пожара не пережили ни Феня, ни Гаврила. Наинку в тот страшный вечер забрала к себе какая-то сердобольная горожанка, а на следующий день по личному приказу царя дочь героини, спасшей наследницу, разыскали и привели в боярский терем, куда на время отстройки переехал царский двор.

Правители Тридевятого всегда помнили верных людей, всегда платили за добро сторицей. А потому никого во всем царстве не удивила последняя воля умирающей государыни. Указ вышел, как и полагается, за двумя подписями, царя и царицы — вторая, правда, была поставлена неверной и слабеющей рукой, но без малейших сомнений.

Согласно высочайшей воле, девица Наина Гавриловна восьми лет от роду была принята в царский род, став названой дочерью Анны и Игната. Она даже заняла свое место в очереди наследования — конечно, только второй, после первой наследницы Алевтины, поскольку вошла в род позднее ее рождения. Но Наина, дочь конюха и горничной, стала теперь полноправной царевной со всеми причитающимися ей привилегиями.

Жизнь за жизнь, судьба за судьбу.

Когда-то, в детстве, Алька была с Наиной дружна — несмотря на разницу в возрасте, да и все прочие различия между неразговорчивой, вечно хмурой старшей и яркой, шумной всеобщей любимицей мадшей. Матери Алевтина лишилась так рано, что и не помнила ее, так что и из родных людей у нее только и было, что батюшка да Наина, к которой маленькая царевна всегда тянулась.

Нет, были, конечно, еще бесчисленные мамки с няньками… а только она знала, что у каждой из них есть своя семья, свои дети. Ни одна из них никогда бы не повысила голоса на царевну, никогда бы ни за что не отругала и не отчитала — всегда за все только хвалили да умилялись. И чуялось в этом что-то… будто ненастоящее.

Батюшка отругать мог, хоть и случалось такое редко. И гнева его Алька боялась, хоть ее и не наказывали никогда. А пуще того — боялась огорчить отца. Когда он не ругал ее, лишь скорбно опускал уголки губ и отворачивался, это и было для нее худшей карой за шалости.