Собственность Шерхана (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 1

Лиза

— Когда ты собиралась рассказать о том, что ты беременна?

Я задохнулась от неожиданности и слов не нашла в ответ. Да, я на шестом месяце беременности уже. Я всегда была стройной, а уж после нескольких месяцев токсикоза похудела ещё сильнее. Живот скрывала сколько могла, но в последние дни он начал расти, как на дрожжах. Мне казалось, что с рубашкой на три размера больше плюс жилет рабочий его не видно…

— Лиза, — поторопила меня администратор кафе, в котором я работала, — отвечай.

Я на секунду закрыла глаза. Вспомнила, как тяжело было искать работу без документов. Что я беременна! И засунула свою обиду куда подальше. Мне нужна эта работа.

— Пожалуйста, — попросила я умоляющим тоном. — Не увольняйте меня, я смогу прятать живот ещё несколько недель.

Женщина улыбнулась — мои растерянность и боль, похоже, доставляли ей удовольствие.

— А потом? Родишь прямо в зале? Лиза, ты должна думать о репутации нашего заведения. Ты уволена, Лиза, мы не можем позволить себе глубоко беременного официанта. Официант — это наше лицо.

У меня кровь от лица отлила. Думала о том, что эта стерва не первая в моей жизни. Были уже…и к сожалению, наверняка, не последняя. И что сейчас она закроет кафе и пойдёт домой, в уютную собственную квартирку. А у меня только съёмная тёмная комнатушка в коммуналке, и за неё скоро нужно платить.

— Пожалуйста, — снова попыталась я.

— Лиза, нет, — даже мягко ответила она. — Форму оставь в раздевалке, в шкафчике.

— А…, - робко начала я. — А зарплата за неделю?

— Считай, что её удержали в качестве штрафа за твою ложь.

— Но это же не честно!

— А что ты мне сделаешь?

И снова улыбнулась. В раздевалке, снимая форму, пыталась не плакать. Ловила на себе сочувствующие взгляды других официанток. Интересно, они тоже знают? И то, как я стыдливо пряталась за дверцей шкафчика, переодеваясь, нисколько мне не помогло?

А самое обидное — Жанна, администратор, наверное знала это ещё днем. И все равно позволила мне работать до самого закрытия, зная, что не заплатит. Я таскала тяжёлые подносы, а она смотрела и думала о том, что скоро уволит меня.

Заплакала я уже на улице — ночь, не видит никто. Иду, плачу и вспоминаю слова отца моего ребёнка. Он сказал, что никто никогда меня больше не обидит. Ведь теперь я его девочка, девочка Шерхана. И наверное, не посмели бы обидеть, если бы я осталась…

— Прости, бабушка, — всхлипнула, — я так больше не могу. Я хочу к тебе…

Моя бабушка умерла больше года назад. После смерти родителей она была моей единственной опорой и поддержкой. Она просила меня быть сильной, но я больше не могу. Прости…

Недорогое кафе, в котором я работала последние месяцы, было недалеко от набережной. Два берега реки соединял мост — красивый и величественный. Он ярко светился огнями и словно звал меня к себе. Идеальное место, чтобы умереть.

Перила моста холодные и мокрые — дождь был недавно. От реки, что темнеет так далеко внизу, веет сыростью. Скоро уже… перелезть через перила, когда ты маленького роста и у тебя беременный живот — целое испытание. Но с ним я справилась.

Стою на самом краешке, рукой удерживаясь за металлический поручень. Ветер волосы шевелит. И даже не страшно как будто. Думаю о том, что бабушка поймёт. Что покончить жизнь самоубийством не такой уж и большой грех. А вот рожать во грехе, от того, кто убил твоих родителей… Это страшнее. Я все ей объясню.

Осталось сделать один шаг. Отрываю ногу, готовлюсь шагнуть в пропасть, глубоко, возможно, в последний раз, вдыхаю воздух. И слышу его. Детский плач. Вцепилась в перила руками, обернулась. На опорах моста горят огни, но здесь, внизу — темно. Два часа ночи уже, откуда здесь ребёнок? Наверняка, показалось. Нужно прыгать.

А ребёнок плачет снова. Судя по голосу — малыш совсем. И взрослых никого — уж их бы я разглядела. Может, выпал из коляски? Поползет сейчас и свалится в воду! Или замёрзнет насмерть, сентябрь! У меня сердце похолодело и зашлось, сбиваясь с ритма.

— Сейчас, мой хороший, — торопливо ответила я. — Сейчас я тебя заберу.

Поползла через перила обратно. Боюсь сорваться — кто ещё кроме меня малышу поможет? Нет никого… И ночь такая тихая, даже вода не плещется внизу, только малыш и плачет…

Он замолчал, но я запомнила откуда шёл плач, и пошла в ту сторону. У меня был простенький, дешёвый телефон, достала, включила фонарик. И поняла одно — ребёнка нет. Вообще нет, я прошла длинный мост туда и обратно, по обеим сторонам. Пешеходов не было, проехали две машины. Пусто и на тротуаре, и на проезжей части. И свалиться в воду малыш не мог — снизу все обито сеткой.

Выключила фонарик и меня обволокла темнота, мягкая, влажная. И по коже мурашки — жутко. И ребёнок в животе, рождения которого я так боялась, вдруг тихонечко ткнул меня ножкой в бок. Я заплакала и засмеялась разом, стою ночью на мосту, слезы по щекам размазываю.

— Ладно уж, — сказала я своему животу, из-за которого меня сегодня уволили. — Давай попробуем ещё пожить…

Пошла обратно. Домой в одну сторону, а я пошла к кафе. Надвинула капюшон плаща на лицо, чтобы не видно, хотя и так никого нет, кроме редких зевак. Прошлая Лиза боялась ночью ходить на улице, а нынешняя уже привыкла. Подобрала по дороге увесистый обломок кирпича.

Встала в месте, которое точно с камер не просматривалось, поэтому сюда официанты бегали курить втихаря. Размахнулась и…бросила кирпич. Прямо в огромное витринное окно дешёвой кафешки, которая гордо называла себя рестораном. Стекло сначала гулко затрещало, потом рябью трещин пошло, и громко-весело осыпалось вниз.

— Ну, а что ты мне сделаешь? — пожала плечами я и пошла домой.

И дышать, как будто, стало немного легче.

Имран

Чётки упали на пол.

Я поднял их, покрутил задумчиво между пальцев. Чётки старые, от отца еще достались, сколько лет уже всегда при мне. Бросил их на стол раздражённо. Сегодня все из рук валилось.

Настроение было напиться и забыться, но я сидел в зале своего ресторана и слушал, как Лика поет романс.

Пела она хорошо, прикрыв глаза и держась за микрофон. Вечером был аншлаг, ценник конский, а свободных столов нет, полная посадка.

Подозвал официанта, велел виски притащить. Выпил два глотка, горло обожгло терпкой крепостью.

Лучше не стало, но на мир этот смотрел уже не с такой ненавистью.

Прикрыл глаза на миг, и тут же — образ Белоснежки возник. Точёная хрупкая фигура, копна белоснежных волос, пухлые губы. Взгляд наивный.

Но, как оказалось, Белоснежка моя не была такой наивной. Она сбежала, сбежала вместе со своим дядькой, от которого когда-то просила защиты. И самое ценное с собой прихватила.

Нет, это были не бабки. Денег у меня хватало на роскошную жизнь, я мог позволить себе все, что хотел. Кроме одного.

Проклятой Лизы Вяземской.

Я искал ее. Рыскал везде, думал поначалу: найду и придушу. Не влюблен был, нет, но как-то так вышло, что она всю душу мне измотала.

Тем, что исчезла, тем, что оказалась беременной. От меня, от Шерхана. Это был мой наследник, даже если в Белоснежке текла кровь моих врагов, Вяземских. Один меня чуть не отправил на тот свет: пуля, выпущенная из его пистолета прошла всего на миллиметры левее сердца, и только чудо помогло мне выжить.

А второй Вяземский, паскуда, едва не увел у меня огромную партию оружия. За этим заказом стояли такие люди, что если бы груз не нашелся вовремя, меня бы просто уничтожили.

Но он нашелся. Во многом, благодаря Белоснежке. Вот только сама она точно под землю провалилась.