Мужики воскресают по вторникам - Кристина Агатова - Страница 3

– Смерть меняет людей…

– Первый раз вижу, чтобы в лучшую сторону!

– Не веришь? Гляди – Ткачев Петр Юрьевич, семьдесят третьего года рождения.

– Хм, и правда… Веган, наверное. Хорошо сохранился!

Я перевернула страницу и уставилась на фото:

– Странно, а тут выглядит на все свои сорок с гаком. Так, так, восемь ножевых ранений! Кого-то он сильно разозлил… Ужас, разрыв аорты, разрыв селезенки, перфорация желудка… Убийца был очень жесток, весь живот ему истыкал!

– Витек, – осипшим голосом вдруг прошептал Семен, глядя куда-то за мою спину, на покойника. – Вить, он пошевелился!

– Ха-ха, – я саркастически растянула губы в ухмылке. – Очень смешно.

– Витя, – продолжал ломать комедию Сема. – Я серьезно, он шевельнулся! И глаза открыл!

Я спокойно повернулась в сторону Петра Юрьевича. Естественно, его глаза были закрыты. Колоскову этого показалось мало, и он пошел дальше:

– Вить, он их закрыл.

Сема был очень убедителен, он даже побледнел от усердия. Я рассердилась:

– Ну, хватит! Иначе уйду, будешь один тут со скуки на стены лезть!

Сзади послышался то ли стон, то ли вздох. Я моментально обернулась и почувствовала, как на затылке зашевелились волосы. Покойник, сопя, стал медленно вытаскивать руку из-под простыни. Мое сердце остановилось, а в желудке что-то сжалось в тугую пружину.

– Зомби! – заорал Семен, сгреб меня в охапку и вылетел в коридор.

– Мамочки! – заверещала я, вырываясь из Семиных рук. Он неожиданно отпустил меня, и я с размаху врезалась в косяк лбом. Тряхнув головой, я поползла по коридору от двери в тупик. Если бы в этот момент я могла соображать, я кинулась бы в другую сторону – к выходу, но мозги вместе с пространственной ориентацией отключились, поэтому я в ужасе забилась в угол и закрыла лицо руками.

Сема захлопнул пластиковую дверь и повернул ручку. Изнутри в дверь заколотили:

– Эй, открывайте!

– Ааа! – завизжала я от ужаса.

Семен прижал дверь плечом и принялся истово ее крестить:

– Сгинь! Пропади!

– Открывайте! – не унимался покойник.

Я не могу сказать, что верю в бога, но иного выхода я не видела и тоже начала креститься, стуча зубами. Семен неожиданно заорал:

– Отче наш, не беси на небеси!

– Не богухульствуй! – затряслась я. – Не умеешь молиться, прогоняй его матом! Мне бабушка говорила, что нечисть боится мата!

– Выпустите меня, – выл за дверью Петр Юрьевич, мечтая полакомиться нашими мозгами. Я крестилась и почему-то думала о том, что если описаюсь прямо на пол от страха, то будет очень стыдно даже после неизбежной и мучительной смерти от рук зомби.

– Пошел на..! – рыкнул на него Сема, подпирая могучим плечом дверь. – Пошел в…! … зомби! Сдохни, гнида!

– Да вы там совсем ..? – разозлился упырь и тоже начал материться. – Что за приколы? Немедленно открывайте!

– Пошел на …!

Я обшарила взглядом стены, прикидывая, чем мы будем отбиваться, если ему удастся выбраться на волю. Огнетушитель? Но он пластиковый. Хотя, можно залить ему морду пеной. Это даст нам возможность добежать до Анжелы и вызвать подмогу.

– Помогите! Выпустите меня! – стал биться о закаленное стекло покойник, придерживая на груди простыню. – Люди! Полиция!

– Полиция? – я так удивилась, что даже перестала трястись. Зомби зовет стражей порядка?

– Пошел на …! – не умолкал Сема.

Абсурдность ситуации привела меня в чувство. Разве я получала высшее образование для того, чтобы верить в сказки об оживших мертвецах? Мужик за дверью, очевидно, живее дедушки Ленина и Цоя вместе взятых. Вот только выяснить, что он тут делает, можно лишь поговорив. Я встала и медленно подошла к двери, приглядываясь к буйному покойнику. Тот продолжал ломиться в дверь и ругаться отборным матом. На каждую его реплику Сема симметрично посылал по известному направлению.

– Тихо! – рявкнула я. – Молчать, оба!

Как ни странно, они оба мгновенно замолкли и уставились на меня. Семен продолжал держать дверь, а Петр Юрьевич прижался лбом к стеклу.

– Подышите на стекло, – попросила я его. Тот молча повиновался, и я повернулась к Семе. – Смотри – запотело. Он живой.

– Живой, – удивленно подтвердил Ткачев. – Выпустите меня, придурки!

Я пропустила хамство мимо ушей и скомандовала Семену:

– Открывай дверь!

– Не, – замотал он головой. – Не может человек после восьми ножевых и вскрытия остаться живым!

Ко мне окончательно вернулась способность соображать, поэтому я повернулась к тоскующему за стеклом Петру.

– Шаг назад и сними простыню, живо!

Тот возмущенно вытаращил глаза, но сделал то, что я просила, оставшись полностью голым. Молодое красивое тело, без малейших признаков ножевых ранений или анатомических разрезов предстало перед нами во всех подробностях.

– Ну, видишь? – толкнула я Семена в бок. – Это не он! Ложная тревога!

– Офигеть, – выдохнул мойщик и посторонился, открывая. – Вот так номер, чтоб я помер, тьфу-тьфу-тьфу на мой поганый язык!

Бывший покойник живо схватил простыню и бросился к выходу, но Сема тут же загородил выход могучим торсом. Петр с размаху врезался в Колоскова, отпружинил, как резиновый мячик и грохнулся на пол. Я молча наблюдала за тем, как он неловко собирает конечности и заматывается в саван. Бесполезно его ловить и пытаться помочь. Ладно себя покалечит, а ну как меня? Пусть вон об Семена бьется, а я с ним и издалека могу пообщаться.

– Холодно! – пожаловался он и заистерил. – Где я, и кто вы? Что вы со мной сделаете? Вы хотите похитить мои почки? Я больной, я весь больной, пиелонефрит, цирроз печени, обструкция легких, кровь вообще вся совсем-совсем больная, ужасная кровь! И вирус СПИДа еще! И гепатит!

– Спокойно! Молчать, слушать, – рявкнула я. – Ты в агентстве ритуальных услуг «Тихий Ангел». Я – гример, а Сема – мойщик. Нам не нужны твои почки, у нас своих по комплекту.

– Я в морге? – еще больше запаниковал парень. – Почему? Зачем? Кто вы такие?

– Да не ори! Ты сам кто такой? – задал встречный вопрос уже успокоившийся Семен. – Мы тебе представились, а ты нам – нет. Ты – Петр Юрьевич?

– Нет, – замотал головой он. – Вы ошиблись, вы меня перепутали. Я не сделал никому ничего плохого! Отпустите меня, а?

Я вообще не переношу вида психующих мужиков. Для меня мужчина должен оставаться каменной стеной, нерушимой скалой и эталоном выдержки даже в самой нелепой ситуации, а этот ведет себя как маленькая девочка. Вместо конструктивного диалога несет какую-то пургу и вносит сумятицу в рабочий процесс.

– Кому ты нужен, – махнула я рукой. – Вали на все четыре стороны! Только в простыню получше замотайся, на дворе февраль. Простудишься, и к списку твоих диагнозов добавится пневмония.

– Так не положено, – заартачился Колосков. – У меня должностная инструкция, в конце концов! Не полагается позволять покойным самовольно покидать рабочие помещения. Я лично их транспортирую, мне за это деньги платят!

– Холодно, – снова заныл бывший покойник.

– До тебя никто не жаловался, – съязвил Семен.

– Пойдемте в кабинет, – я мотнула головой в сторону двери и нерешительно замялась. – Там хотя бы есть, где присесть. Да и обстановка душевнее.

В наших рабочих помещениях действительно довольно холодно. У меня постоянно мерзнут руки, когда я гримирую клиентов, но по-другому нельзя. Температурный режим должен поддерживаться, иначе произойдет непоправимое. У нас хорошие кондиционеры, которые регулярно чистят, но все равно и в моечной, и в гримерной стоит характерный запах, хоть и очень слабый. Первое время меня от него сильно тошнило, но сейчас я перестала обращать внимание.

А вот в кабинете у нас тепло, есть холодильник, чайник, микроволновка, телевизор, компьютер – все, что нужно усталым работникам в перерывах. Находясь внутри, никогда не подумаешь, что за соседней стеной лежит пара-тройка мертвецов в разной степени готовности к погребению. У нас можно принять душ и даже поспать на большом удобном диване! Правда, я никогда не моюсь и не сплю на работе – терплю до дома.