Увести за 60 дней (СИ) - Волкова Дарья - Страница 24

И будет секс.

У меня в первый раз в жизни будет секс.

С любимым человеком. Так почему же преобладающее чувство, которое я испытываю – ошеломление? И где-то на его дне – паника?

Обдумать эту мысль я не успела. Данина рука с поясницы под футболкой поползла вверх. А его язык чертил какие-то знаки на моей шее. И думать в этом положении невозможно – если хотите, проверьте.

А потом Данил прижался ко мне ее плотнее, еще, еще… Так, что я вынуждена была сделать неловкий шаг назад. Потом еще один. И еще один. Через несколько неловких шагов спиной вперед мои икры уперлись во что-то. Это оказалась кровать, и мы на нее опустились. Точнее, упали.

«Надо сказать ему, что я девственница», - мелькнула в голове мысль, когда моя футболка быстро поехала вверх. Мелькнула и пропала – потому что Даня смотрел на меня. Смотрел на меня без футболки. Лифчик на мне под стать трусам – такой же отпугивающий, застиранный и уже утративший былую форму. Хотя надевала я его не то, чтобы слишком часто. Но вот сегодня почему-то нацепила. Я хотела что-то остроумное сказать про свое белье – ну, что-то на тему того, что важна не обёртка, а конфетка, но Даня меня опередил. Быстро наклонившись, он просунул руки мне под спину – и непрезентабельная обертка улетела куда-то на пол. А Данил снова стал смотреть на меня. И с каким выражением он это делал – я понять не могла. Но мне почему-то стало неловко, и мурашки уже натуральной гусиной кожей покрыли мою грудь. Я лежу перед тобой, и выше пояса джинсов на мне нет ни черта. Я тебе нравлюсь? Не нравлюсь? Почему ты ничего не делаешь и молчишь?!

И едва мои руки дернулись, чтобы прикрыться от этого невыносимого и непонятного взгляда – как руки Данила пришли в движение. Он в одно движение смял мои груди в горсть - и я задохнулась – так, будто этим движением он забрал из моей груди весь воздух. Движения его рук были напористые, жадные. И они мне одновременно и нравились, и… И его пальцы сжали мои соски, потом на смену пальцам пришли губы, перед моим лицом мелькнула русая макушка. И в этот момент соображать я перестала окончательно.

Он стаскивал с меня джинсы – и я приподнимала бедра, ему помогая. Слава боже, джинсы он стащил вместе с позорными трусами. А потом я смотрела, как торопливо раздевался сам Даня. Я уже видела его обнаженным, но сейчас все было иначе. Тогда, на даче его родителей, я смотрела на него словно в замочную скважину. Словно украдкой. Зная, что это не мое. А теперь… Теперь мы собирались с Данилом заняться сексом. А значит, он мой. На ближайшее время – точно.

Он остался обнаженным – и сейчас в нем не было никакой беззащитности. Или трогательности. В движении, которым он раскатал латекс, была уверенность. А в том, как он дернул меня за бедра, притягивая к себе, - хищная жадность. Я зажмурилась. Я, конечно, знала, что будет больно. И вот сейчас, сейчас…

Но ничего не происходило. Совсем. Лишь шумное дыхание, его, наверное. И все. Мне пришлось открыть глаза.

Ничего не поменялось. Он по-прежнему нависал надо мной. Русая челка падала на высокий лоб. Потолок почти закрывали его широкие плечи, мои бедра были разведены и зафиксированы его ладонями, мышцы на его груди и руках стали еще больше и объемней. И он снова на меня смотрел. Только теперь я была без единого клочка одежды. Меня украшали только многочисленные и частично расчесанные комариные укусы да порядочно запущенная эпиляция зоны бикини.

На что ты смотришь, Даня?!

Я снова дёрнула руками, чтобы прикрыться – прекрасно понимая всю бесперспективность этого занятия. Но снова ничего не успела сделать. Бедра мои развели еще шире, руки завели за голову и…

Тут оно и случилось – то, чего я ждала и на что себя настраивала.

«Не ссы, Плик, это не так больно, как принято считать. Да и больно-то всего первые несколько секунд. А потом притрется», - вспомнилось мне авторитетное Ксюшино мнение.

Ну что… Соврала мне лучшая подруга.

Было больно. Очень сразу. И не меньше потом. И все никак не проходило. И оказалось, что Даня очень тяжелый. И что под его тяжестью и под давлением его рук я сейчас изображу поперечный шпагат в лучших традициях Волочковой. Если до этого не умру от гипоксии – потому что вдохнуть толком не получалось никак.

- Даня… - неужели этот хриплый полушепот принадлежит мне?! – Даня, пожалуйста…

Но Данил никак не отреагировал на мои слова. Он продолжал двигаться. Меня продолжала терзать боль. О том, что притереться, речи не шло – хотя между нами было влажно.

Кровать оказалась скрипучей, и я пыталась отвлечься хотя бы на этот звук. Не получалось. Я чувствовала, что в глазах начинает щипать. Господи, как же это все… не так.

- Даня… - я вынуждена пошлёпать его плечу. Потом еще, потом сильнее. Потом со всей силы.

Он замер. Приподнялся на локтях. Я никогда не видела его таким лохматым. И глаза… совершенно чужие.

- Даня… - я не сдержалась и шмыгнула носом. – Мне больно. Пожалуйста…

Шли секунды. Я ждала, когда он покинет мое тело, и можно будет свести ноги.

- Первый раз всегда больно - сквозь зубы процедил Данил. – Потерпишь, не сахарная.

Больше я не сказала ни слова. Я слушала скрип кровати, хриплое мужское дыхание и давала себе обещание – не заплакать. Данное себе слово я сдержала. Ну, почти. Мой всхлип в конце потонул в его стоне. А спустя несколько секунд меня все-таки отпустили. И в этот момент мне уже не хотелось ничего – даже свести вместе ноги. Только умереть.

В мою жизнь снова вернулся гребаный пафос. Вместе с Данилом Доценко.

Первый шевельнулся Данил. Встал, натянул джинсы и, взяв со столика сигареты, вышел на балкон. В темноте зажегся огонек сигареты.

Надеюсь, его там сожрут комары.

Однако, пока он там с сигаретой и на балконе, мне предоставляется возможность встать и одеться. При нем это делать будет гораздо неудобнее. Спуская ступни на пол и затем поднимаясь на ноги, я зажмурилась. Я ожидала боли, но ее не последовало. То, что заставило меня плакать несколько минут назад, исчезло – кажется, что бесследно. А, может, плакала я не из-за этого. Я тряхнула головой и потянулась за валяющимися на полу джинсами. Обо всем этом у меня еще будет время подумать – если будет чем и желание. А сейчас – одеваться. Пока горит сигарета.

Я искала второй носок, когда щелкнул замок балконной двери. Даня застал меня на коленях перед кроватью.

- Что ты там делаешь? – раздалось у меня за спиной невозмутимое. Вернулся тот самый светский тон, что так изумлял меня поначалу там, в беседке. Боже мой, это было какие-то три часа назад. А мне кажется, что это было в другой жизни. Или вообще не со мной.

- Носок, - я старалась не пыхтеть. И продемонстрировала Данилу бледно-розовый носок. – Каждый уважающий себя носок стремится при первой же возможности забиться под кровать.

Или его туда кто-то зашвырнул, когда стаскивал с меня. По крайней мере, я не помнила, чтобы снимала носки.

Данил ничего не ответил мне. Стоял и молча смотрел, как я неловко поднимаюсь на ноги, как еще более неловко натягиваю второй носок на ногу, как обуваюсь, все так же скорчившись. Как разгибаюсь окончательно.

Ну вот, теперь моя очередь смотреть на него. Что творилось в моих чувствах в тот момент, сказать я не возьмусь – не понимала. Но вот на Даню почему-то любовалась. Потому что невозможно не любоваться на красиво сложенного мужчину в одних джинсах. И я стояла, как дура, и пялилась – на голые широкие плечи, на дорожку неожиданно темных волос на животе… не, не туда… на почему-то очень яркие сейчас губы… нет, снова не туда… на лохматые русые волосы.

- Куда собралась?

- Я? – от неожиданности я моргнула.

- Ну не я же? – он пожал плечами. - Я никуда не собираюсь уходить.

- А я… ну… обратно…в лагерь…

- Зачем? Что тебе там до утра делать?

- А что делать здесь?

Это вопрос подразумевал в ответе такую прямоту, что, задав его, я ужаснулась. Ой, не отвечай, я лучше быстренько уйду, а потом делай, что хочешь!