Веселый Роджер - Вечная Ольга - Страница 15

– Я бы предложила сварить тебе кофе, но кровь, скорее всего, требуется сдавать натощак.

В машине мы едем в основном молча, недолго обсуждая погоду, заторы на дорогах, музыку по радио.

Клиника не новая, но современная, светлая и просторная, выглядит как международный центр медицины – весьма представительно и пафосно. Что нравится, так это идеальная чистота, приятная атмосфера, небольничные запахи и улыбчивые девушки в регистратуре. Ну а на первом месте, разумеется, отсутствие очередей!

В кабинете врача Вера вдруг бледнеет, едва не синеет. Я беру ее за руку, когда мы сидим в креслах, и говорю сам. Она держится неплохо, но смотрит в пол. Отвечает на вопросы коротко, по сути. Я честно сообщаю, что мы решились на полную проверку потому, что ее бывший недавно нас ошарашил чудным сюрпризом. Кроме того, вероятно, ВИЧ может быть не единственным цветком в букете, так что неплохо бы сдать на все, что можно. Решаю, что информация о том, что мы с Верой не встречаемся и не спим, в данный момент не имеет значения. Пусть все выглядит так, будто мы в одной лодке. Денег эта клиника дерет немало, зато доктора абсолютно тактичны, безукоризненно вежливы.

Следующий час мы не пересекаемся, медсестры водят нас из кабинета в кабинет. Худенькая девушка, которой на вид лет восемнадцать и которая через минуту запихнет мне ватную палочку в мочеиспускательный канал, улыбается и задорно подмигивает, когда я приспускаю трусы. Она никак не выказывает шок, увидев мои шрамы на животе, левом боку и в паховой области, что говорит о высоком профессионализме. Произносит только:

– Старые раны не беспокоят?

– Нет, все функционирует довольно неплохо. На данный момент.

Она серьезно кивает.

– Готово, молодец. Можешь одеваться. Если будут какие-то проблемы, приходи. Обсудим. У нас, кстати, работают очень хорошие психологи.

– Спасибо, буду иметь в виду.

Она говорит без сочувствия в голосе, и мне это нравится. На будущее, на всякий случай, запоминаю ее фамилию и имя, напечатанные на бейдже.

Освобождаемся мы около часа дня. Вера выглядит неплохо, улыбается, хотя и заметно, что нервничает. Некоторые анализы будут готовы уже через пару часов, но большинство – самые важные – только через неделю, поэтому мы договорились с врачом о встрече в следующий понедельник.

– Нужно будет отметить вечером, – говорю я, следя за выражением Вериного лица.

– Хорошая идея.

– Поедешь со мной в студию? Представлю тебя как ученицу, – предлагаю, гадая, как взбодрить и развеселить ее. – Буду фотографировать разврат. Чужие сиськи-письки, как говорит Арина. Обычно на съемки я никого не пускаю, но сделаю исключение. Тебе понравится. Тем более что семьдесят процентов женщин бисексуальны.

– Что-о-о? Иди ты, Белов! – возмущается Вера до глубины души и смеется. Округляет глаза, упирает руки в бока.

– Ну а что? Я не шучу. Как раз проверим, относишься ты к задорному большинству или унылому меньшинству.

Мы садимся в машину.

– Не отношусь я никуда, – буркает она, а щеки пылают огнем.

Кажется, я кого-то случайно раскусил.

– Сегодня у меня Варвара Ради. Она очень хороша. – Подмигиваю. – Просто секс. Ну же, решайся. Больше приглашать не буду.

– Нет, нет и еще раз нет! Тем более у меня работа. Добрось до метро, пожалуйста.

– Я тебя подвезу до ресторана. Как хочешь, – делано тяжело вздыхаю. – Варя любит девочек, кстати. Мм?

– Прекрати!

– Тебе ее фото понравились, я заметил, как долго ты их рассматривала в прошлый раз.

– А тебе она как? – Вера сердится, хмурится, красная как рак.

Да что я такого сказал-то? Смеюсь. Она серьезна, будто даже злится, но заметно, что тоже едва сдерживает улыбку.

– Стояк не мешает работе?

– Я привык, – пожимаю плечами.

– И что, совсем-совсем не возбуждаешься во время съемок? Не встает даже? – Вера входит во вкус, развивает тему. Лучшая оборона – это нападение, ага. Полностью повернулась ко мне, глаза горят.

Такая она мне очень нравится. Пожалуй, слишком сильно.

– Ну-у. Я бы сказал, привстает, – снова смеюсь.

– Совсем чуть-чуть?

– Ага. Совсем слегка.

Я стискиваю ладонью ее колено, она тут же опускает руку на мою, но быстро отдергивает ее, кладет рядом.

– Фу, как непрофессионально, – тычет в меня пальцем.

– Только не сдавай никому.

Эту тему мы еще некоторое время мусолим, затем я высаживаю Веру у «Веранды», а сам направляюсь в студию.

Но на этот раз у меня не встает и даже не привстает. Съемка получается отвратной. Вряд ли удастся выбрать и пару фотографий спустя два часа каторжной работы. Нет, Варя прекрасна как обычно, каждое ее движение, взгляд идеальны и фанатично отрепетированы. Беда во мне.

Чем больше я думаю о предстоящей встрече с Артёмом, тем сильнее злюсь. На подъезде к студии я едва не отменил съемку вовсе, потому что от нетерпения увидеть брата дрожали руки. Но следовало это сделать раньше, так как Марина к двум часам уже убила на модель кучу времени, готовя образ. Впрочем, к концу фотосессии понимаю, что стоило все же перенести планы. Ладно, наконец я в машине. Честно, я себя контролирую. Понятия не имею, почему нарушаю скоростной режим.

«Ауди А5» Кустова брошена на служебной парковке у ресторана «Восток и Запад». Это очень дорогое и элитное место, поверьте на слово. Я знаю, кто делал дизайн: приглашенный француз с псевдонимом RoseF, весьма известная личность в определенных кругах. Его работы, которые попадались мне во время учебы, повергали в трепет и восторг. А когда «Восток и Запад» только открыли, я ходил туда как в музей на экскурсию, чтобы набраться вдохновения и почувствовать себя бездарностью.

Ладно, я веду этот мысленный монолог только для того, чтобы немного отвлечься от предстоящей встречи. Обстановка заведения сейчас не имеет никакого значения, я приехал с другой целью.

Выхожу из машины, включаю сигнализацию и иду к парадному, богато отделанному входу.

После армии Артём поступил на какого-то там менеджера, а потом резко свернул в сторону ресторанного дела. Учился на повара вместе с Верой, даже поработал по специальности какое-то время, но в нем быстро распознали нетривиальные организаторские способности, которые намного выше, чем кулинарные. Уж поверьте мне, я рос с этим парнем в одной семье и точно знаю: готовить он не умеет. Зато уже три года справляется с ролью управляющего в жутко дорогих заведениях.

Мой брат именно сейчас, в данную минуту, возможно, медленно умирает. И хоть он мне не кровный родственник и мы редко общаемся, да и раньше не особенно дружили, точнее, продрались все детство так, что у каждого имеется пара шрамов от стычек, но я действительно его люблю.

Артём полная скотина, которая не уважает женщин и менее успешных, чем он, мужчин. Самонадеянный жестокий придурок, который печется только о собственной заднице, прилично помотал нервы маме, принявшей его как своего и даже усыновившей. А занять место рядом с отцом шестилетнего ребенка ой как непросто. Я был слишком мал, чтобы что-то помнить о времени, когда мама ушла от отца к дяде Коле, но по обрывкам рассказов родственников кое о чем в курсе…

Захожу в просторный, искусно убранный зал, за столиками которого ведут неспешные беседы состоятельные люди. Ищу взглядом Артёма.

…Так вот, я люблю его как брата, несмотря на все косяки, и прямо сейчас продам все, что имею, если понадобятся деньги для спасения его шкуры. Не задумываясь. И мое сердце кровоточит от понимания того, через что Артёму предстоит пройти. Я не слишком хорошо осведомлен в вопросах борьбы с вирусом иммунодефицита, доктор сказал, что расскажет нам обо всем в следующий понедельник. Если будет необходимо. Но предполагаю, что дело это непростое. И полного излечения не существует.

Я бы отдал все, что только мог, если бы было возможно спасти этого любвеобильного идиота, через которого баб прошло столько, что, ручаюсь, сам он лиц и половины не вспомнит.

Но вместо этого я, обнаружив его выходящим из туалета в дальнем, огороженном конце зала, – нас здесь не видно ни работникам, ни гостям – подхожу близко и замахиваюсь. Артём улыбается (в кои-то веки рад меня видеть), но, прежде чем успевает открыть рот, получает по морде. Со всей силы. Я вкладываю в удар всю злость от его безалаберности, бездумности, глупости, поставившей под удар его жизнь, а также судьбу ни в чем не повинной хорошей девушки.