Ярмарка невест (СИ) - "shellina" - Страница 16

— Хм, дайте-ка вспомнить, — я демонстративно задумался. — О, кажется, что-то припоминается. Некая карета и якобы забытое манто… А еще какой-то инфантильный неудачник, всего лишь один раз в своей никчемной жизни осмелившийся на поступок, достойный мужчины, и то, умудрившийся так сильно все испортить.

— Вы его совершенно не знаете, чтобы так говорить, — Луиза покачала головой.

— Мне и не надо его знать, благодарю покорно. Хватило того времени, что я вынужден был терпеть его присутствие, — я говорил тихо, стоя рядом с ней, насколько позволяли пышные юбки и неотрывно смотрел на дверь. Если честно, не представляю Екатерину, точнее Софию, будет ли она Екатериной — это еще большой вопрос, юной девушкой. Сколько видел ее портретов, впечатлен я не был. Но, стоит признаться, что видел я ее на этих портретах лишь в зрелом возрасте. Луиза попыталась что-то ответить, но тут дверь начала открываться, и она замолчала, слегка подавшись вперед.

Мело на улице прилично. Офицер, который сопровождал гостей от последнего придорожного трактира до Петербурга, с трудом удерживал тяжелую дверь, которую у него из рук вырывал ветер, пытаясь одновременно удержать на голове шляпу. Не дожидаясь, когда дверь полноценно распахнется, в холл проскользнули две женские фигурки в обязательных, подаренных Елизаветой всем прибывшим женщинам, соболях.

— Какая жуткая погода, просто жуткая, — по-немецки воскликнула одна из женщин, скидывая с головы капюшон. Она еще была не старая, но и четырнадцатилетней девочкой не выглядела. Вероятно, это и есть мои дальняя родственница, урождённая Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская, а ныне герцогиня Ангальт-Цербская. Определив, кто есть кто, я устремил взгляд на тоненькую фигурку, девичей стройности которой не могла скрыть богатая соболиная шуба. Видя, что я на нее смотрю, девушка так же, как и мать откинула капюшон, и сделав шаг в мою сторону, присела в глубоком реверансе. Старательно проговаривая каждое слово, она медленно проговорила по-русски.

— Доброго утра, ваше высочество.

— Добро пожаловать в Петербург. Надеюсь, ваше пребывание здесь будет ярким и запоминающимся, — на автомате я произнес в ответ, а София внезапно нахмурилась, откидывая со лба непослушные светлые кудряшки.

У меня же перед глазами в это время проносилось воспоминание.

— Bonjour, мonsieur… на улице погода была ничуть не лучше, чем сейчас, и мы ждали, когда разъедутся наши кареты. Светлые кудряшки, выбивающиеся из-под капора и искренняя улыбка… — J’apprends le français et j’ai besoin de pratiquer… — она изучала французский язык и была рада, что может попрактиковаться, пусть даже в компании случайного незнакомца…

Я подарил ей солдатиков, и, пребывая в прострации от того, что только-только начал осознавать, что конкретно попал, то есть, стал попаданцем, потому что та девчушка, Фике, ее называли тогда Фике, никак не хотела ассоциировать с образом бездушной интриганки, который я нарисовал в своем мозге. Господи, и как мне быть, что теперь делать?

Луиза, видя, что я завис, и по какой-то непонятной причине выпал из реальности, решительно вышла вперед, предварительно ткнув меня острым локотком между ребер, прошипев при этом нечто нецензурное. Я охнул и пришел в себя, в то время, как Луиза приветствовала Иоганну. И чего я так разволновался? Какая разница, что собой представляет на самом деле София? Пока ни одна из прибывших девушек, включая и ее, не вызывали у меня желание утащить их куда-нибудь в закрытую нишу, чтобы потискать. Я потряс головой, прогоняя странные мысли, которые постоянно лезли в это утро в мою многострадальную голову. Это от недосыпа, я уверен. Нужно сосредоточиться, сегодня меня ждет весьма интересный вечер. Сквозь силу улыбнувшись, я еще раз поприветствовал дам, отмечая про себя, что сама София, кажется, меня не узнала, во всяком случае вида не подала, и просто влилась в поток тех девушек, которые уже гостили во дворце.

— Ваше высочество, ваше высочество, — тяжелая рука опустилась мне на плечо, и я, вырванный из сна таким варварским методом, подскочил, вертя головой и пытаясь сообразить, в какой вселенной нахожусь.

— Что? Где пожар? Надо бежать? — я наконец-то узнал Федотова, который стоял возле моей кровати, и упал на подушки, интенсивно растирая при этом лицо. — Чтоб тебя. Который час?

— Девять утра, ваше высочество, — ответил мой теперь уже адъютант, подошел к окну и резким движением открыл шторы.

— Боже, ну и гад же ты, — простонал я, закрывая глаза. — Я же только в шесть лег. Неужели нельзя было дать мне еще хотя бы пару часов поспать? — полежав так с минуту и не дождавшись ответа, я раздраженно отбросил в сторону одеяло и сел, глядя на Федотова, который с невозмутимым видом смотрел в этот момент на то, как Румберг готовит для меня одежду и одновременно устанавливает умывальные принадлежности. К тому, что я каждое утро умываюсь и зубы чищу, вроде бы все уже привыкли, а некоторые и переняли эту привычку. Я никого не заставлял, просто на вопрос, зачем я этим занимаюсь, ответил, что подобные процедуры меня бодрят.

— Вы будете сегодня надевать камзол, ваше высочество? — спросил Румберг. Спрашивать, что я буду надевать, тоже вошло уже у него в привычку, потому что лучше один раз спросить, чем быть посланным. Однако в последнее время мне не нравилось его настроение. Казалось, что все в Петербурге раздражает Румберга и многие мои поручения он выполняет через силу. Нет, до открытого демарша пока не доходило, но все чаще и чаще я задумывался над тем, чтобы заменить слугу, а Румберга вместе с Крамером отправить в Киль. Пусть они там займутся… ну, к примеру… О, они там займутся охраной лесов от браконьеров. Поручу им создать специальную службу, с выделением определенной сумму из дохода герцогства. И периодически буду запрашивать аудиторские проверки, чтобы жизнь медом не казалась. Все, решено. Как только найду подходящего слугу, сразу же и напишу указ. Слава Богу, на него мне никаких разрешений ни от кого не требуется, потому что я все еще герцог, а герцогство все еще якобы независимо от воли других стран. — Ваше высочество, — я вздрогнул и уставился на Румберга. Надо же, настолько задумался, что не заметил, как задремал.

— Нет, не буду. Точнее, я одену камзол только на ужин. К счастью, сегодня никто вроде бы не приезжает, встречать никого не надо и присутствовать на обеде в честь новой гостьи тоже не требуется, — я снова протер лицо, пытаясь таким образом заставить открыться постоянно закрывающиеся глаза. Посмотрел на подушку, затем перевел взгляд на Федотова. — И что у нас случилось плохого, Василий Макарыч? Наверняка нечто из ряда вон выходящее, что ты поднял меня, не дав отдохнуть как следует, — я даже не скрывал сарказм, сползая с постели и направляясь в уборную. Когда я вышел из комнаты раздумий, то увидел, как девица из дворовых, ловко меняет на постели белье, которое я приказал менять ежедневно, и заправляет кровать, набрасывая сверху бархатное покрывало. — Подозреваю, что скоро менять белье будут независимо от того, нахожусь я в постели, или уже нет.

— Ваш день должен был начаться уже два часа назад, ваше высочество, — спокойно ответил Федотов. — Девка всего лишь пришла в обычное для этой своей работы время. Она же не виновата, что вы уже две ночи подряд не спите, а занимаетесь черт знает чем. Иди, милая, его высочество не выспался и оттого не в духе. На самом деле он на тебя не сердится, он кивнул девушке, которая стояла, прижав к груди охапку белья и испуганно смотрела на меня голубыми глазищами. После слов Федотова, она стремительно сорвалась с места и унеслась прочь, выскользнув из комнаты через такую узкую щелку в дверях, что мне захотелось протереть глаза, чтобы проверить, может она мне привиделась? С трудом оторвав взгляд от двери, я повернулся к Федотову.

— Так что произошло? — задав вопрос, я направился к тазу, возле которого уже стоял Румберг, держащий здоровенный чайник с теплой водой, чтобы лить из него воду мне в руки, в то время как я буду умываться. Еще Наумов, оставленный в Киле следить за порядком, распорядился, чтобы этот чайник приносили в голой, ничем не защищенной руке, дабы избежать неприятностей в виде кипятка мне на голову. Не могу сказать, что данная мера помогла бы мне избежать покушения, если бы, например, Румберг, захотел меня укокошить, но вот от разгильдяйства она вполне могла защитить, так что я был за это ему премного благодарен.