На широкий простор - Колас Якуб Михайлович - Страница 53

Были моменты, когда Савка останавливался и готов был вернуться назад, чтоб рассказать Тимоху всю правду. Однако он еще не чувствовал себя глубоко погрязшим в своем злодеянии. Ведь он пока не донес войту на деда Талаша. Это обстоятельство немного успокаивало Савку, и он размышлял, что делать дальше. Но ни к чему определенному прийти не мог. «Там видно будет», — говорил себе Савка.

Была уже глубокая ночь, когда он пришел в Примаки. По хатам еще кое-где светились огни. В хате Василя Бусыги огня не было. Савка немного постоял, хотел было постучать в окно, а потом махнул рукой и пошел дальше. Но все же ему не терпелось поскорее увидеть войта и его приятелей. Надо было как-то выпутываться из неприятного положения, в котором он очутился. Тут он увидел свет в окнах Бирки. Этот свет привлек его к себе, как огонь привлекает ночную бабочку. Кроме всего прочего, Савка был голоден. И он зашел к Бирке.

Хозяин отворил ему дверь. Савка переступил порог и остановился. Стол был накрыт скатертью. На столе стояла бутыль самогона, уже наполовину опорожненная, и закуска: шкварки, кислая капуста. За столом сидел войт, мрачный и черный, как ночь. Увидев Савку, он немного оживился. Рассудительный Бруй с шумом вылез из-за стола.

— Ну, вот я вам и Савку привел, — торжественно объявил Бирка.

— Садись с нами!

В хате было тепло. Савка повесил шапку на крюк. Кожушка он не снял, а только расстегнулся. Не с руки ему было раздеваться. Савка считал, что раздеваться можно только в компании равных людей, — разве мог он сравняться с ними, кулаками-богатеями? Что такое Савка? Вор, конокрад, человек, которого можно подкупать и посылать на разные темные дела. И если его пустили в хату и посадили рядом с собой за стол, так только потому, что нуждаются в нем. Мысль об этом тенью промелькнула в голове Савки, и он почувствовал себя униженным.

Приступать сразу к делу, начать расспрашивать, с чем пришел Савка, никто первым не решался. Перебрасывались малозначительными словами и фразами, не имевшими ничего общего с миссией Савки.

— Выпей, Савка, закуси, ты, верно, голодный с дороги.

Бруй налил ему стакан самогону. Савка бросил жадный, нетерпеливый взгляд на закуску. Залпом выпил самогон и со стуком поставил стакан. Хмель разлился по его телу, ударил в голову. Как волк, глотал он шкварки и запихивал в рот кислую капусту. Капуста хрустела у него на зубах, а челюсти двигались, как жернова.

Войт и приятели, наблюдая за Савкой, видели, что он пришел не с пустыми руками. Но Савка молчал, ожидая, когда ему начнут задавать вопросы. Как он будет отвечать, он еще и сам не знал. Как и всегда, у Савки не было никакого обдуманного плана действий. Он поступал по настроению, под влиянием минуты…

— А мы тебя, Савка, ожидали, думали о тебе, беспокоились за тебя, — вкрадчиво заговорил войт. — Ну, как же ты сходил? Что видел, слышал? Расскажи.

Савка вытер губы и, нагнувшись, громко высморкался под стол.

— Ожидали меня? Думали про меня? Беспокоились за меня? Эх, Савка, чувствуешь, в каком ты почете, какая честь тебе… Ничего, ходил ногами, глядел глазами, слушал ушами, — с горькой иронией заговорил Савка.

Войт и его приятели, поклевав носами, почти положили головы на стол.

Наступила неловкая пауза, некоторое замешательство.

— Это все правильно. Но ведь мы сами знаем, что ходил ты ногами, а не головой, — в тон Савке попытался пошутить Бруй.

— А на кой черт Савке голова? — в том же тоне продолжал Савка. — Зачем она ему? За Савку поумней головы подумают. А Савкино дело — ногами топать.

— Ты, Савка, чем-то расстроен. Не в духе ты. Выпей еще.

Хозяин налил ему самогону. Но Савка оттолкнул руку Бирки, протянувшего ему стакан.

— Не хочу! — категорически заявил он.

Поведение Савки вызвало общее недоумение.

— Что ты, Савка, бунтуешь? — строго обратился к нему войт. — Отвечай толком, когда с тобой люди разговаривают!

— Люди? Какие люди? Кто люди — вы? Сволочи вы, а не люди. Я лодырь, вор, конокрад, пропащий человек… Я совсем не человек… Но вы, вы пятки моей не стоите! Я крал и торговал лошадьми, а вы торгуете людьми и своей совестью. Вы дрянь, погань, дерьмо. На вас плюнуть и растереть!

— Савка, распустил ты язык! Ой, смотри у меня! — пригрозил войт.

С Савкой что-то случилось. Туманные его речи начинали серьезно беспокоить войта и его бражку. Они еще не теряли надежды узнать причину столь странного поведения своего агента.

Но Савка уперся: он был непоколебим, словно камень. Он бранился, поносил подвыпившую компанию и глумился над ней, как только мог.

Наконец войт потерял терпение:

— Довольно задаваться, Савка! Довольно паясничать! Я найду способ заставить тебя говорить то, что надо!

— Ты заставишь меня говорить то, что вам надо? Про старого Талаша, про Мартына Рыля, где и как найти их? Дудки! Ступайте сами да поищите. А я вам больше не слуга.

Савка поднялся и уперся кулаками в бока, опрокинув на столе стакан и бутыль с недопитым самогоном. Он презрительно поворачивал то в одну, то в другую сторону свою кудлатую голову с шапкой черных волос. Горделивая поза Савки Мильгуна крайне не понравилась войту. Сердито поглядывали на Савку и собутыльники войта.

Войт круто повернулся к Савке, крикнул:

— Ты чего ломаешься тут? Садись!

В ту же минуту он схватил его за плечи и с силой сжал их, пытаясь посадить Савку на скамью. Сопротивляясь, Савка вскинул руками и локтем смазал войта по носу.

— Прочь, панский холуй!

Войт не снес этого оскорбления, размахнулся и стукнул Савку по зубам. Поднялся шум, крик. Войт и Савка сцепились, яростно колотя друг друга. Бирка, Бруй бросились помогать войту. Тогда Савка схватил со стола нож и пырнул войта в бок. Войт побледнел и зашатался, схватившись за бок, а Савка изо всей силы толкнул стол. Стол с грохотом опрокинулся. Савка, как тигр, перепрыгнул через него, рванул с крюка шапку и кинулся к двери. Бирка и Бруй — за ним.

— Держи, держи его! Караул! — кричали они, преследуя Савку, и этот крик воплем отчаяния дрожал во тьме глухой полесской ночи, тревожа заснувших собак.

Савке, верно, удалось бы убежать, если бы вместе с хозяевами не погнались за ним и собаки. Его догнали и оглушили ударом кола, свалили с ног, били и топтали, а потом чуть живого приволокли в хату, где в это время войту промывали и завязывали рану. Рана оказалась неглубокой и не очень опасной, хотя нож и задел край печени. Войт распорядился отправить Савку куда нужно и передать там, что Савка имеет связь с повстанцами. Пускай снимут с него допрос: Савка знает, где прячутся повстанцы.

Для белопольской контрразведки Савка Мильгун был просто находкой. Как только стало известно, кто такой Савка, куда и зачем он ходил и для какой роли был предназначен, руководители контрразведки устроили экстренное совещание. На совещании решили немедленно учинить Савке допрос, пустив в ход все средства, для того чтобы добиться от него нужных показаний. На Савку надели наручники и в сопровождении сильного конвоя повели в камеру, где допрашивали арестованных.

Когда Савка бегло осмотрел камеру с ее странной обстановкой и какими-то непонятными приспособлениями, о назначении которых можно только догадываться, он почувствовал, как мороз подирает по коже. Сердце у него упало, и, хотя Савка на своем веку прошел через десятки следственных камер, ему стало страшно.

Камера была довольно просторной. За столом сидело трое. Один из них, рыжий толстомордый тип, особенно выделялся жестоким видом и тупым равнодушием ко всему на свете. Другой был коротенький и шустрый, с гладко выбритым подбородком и немного искривленным носом. Сладенькая улыбочка то и дело пробегала по его лицу, он все время ерзал, извивался, готовый, казалось, пролезть в самую узкую щель. Третий, долговязый, худой и мрачный, с лицом землистого цвета, сидел, углубившись в чтение какой-то бумаги; время от времени он делал на бумаге пометки. Сбоку в стене виднелась еще одна дверь, узкая и низкая. Почему-то она пугала Савку и наводила его на невеселые размышления.