Обман (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 40

Я сделала еще глоток.

Я не могла думать о смерти отца. Вместо этого мне нужно было сосредоточиться на том, что он сделал в течение своей жизни, о дополнении. С тех пор как я покинула кабинет Ральфа, у меня возникало все больше и больше вопросов. Я планировала навестить Стивена, как только Алтон снова покинет город. Я хотела знать, кто и когда, на протяжении всех этих многих лет, просматривал завещание. Во всех наших со Стивеном исследованиях я забыла хорошенько взглянуть на учетный журнал. Я также хотела знать, у какого судьи в Саванне хватило мужества отказать моему мужу в просьбе аннулировать дополнение. Я бы хотела, чтобы этот судья был на моей стороне.

Еще один вопрос, который не выходил у меня из головы: как доказать причастность Алтона к срыву свадьбы? Я была убеждена, что Александрию намеренно уговорили посетить «Дель-Мар» на той же неделе, что и Леннокса Деметрия.

Моя теория вращалась вокруг Орена.

Со временем Алтон стал делать намеки, обвиняя меня в неверности. Хотя я была уверена, что его подозрения вызвала собственная распущенность, он не раз упоминал Орена Деметрия. К счастью, у Алтона никогда не было доказательств. Наш роман был единственной попыткой, которую мне удалось успешно скрыть от Алтона. Наши встречи были хорошо спланированы и организованы. Всякий раз, когда эта тема поднимала свою уродливую голову, моей очевидной защитой была реакция Алтона на ночь в Нью-Йорке после того, как мы с Ореном только поговорили. Зачем мне после этого рисковать гневом мужа?

Насколько Алтону было известно, я никогда ему не лгала. Во многих отношениях он считал себя выше моего обмана. Великий Алтон Фицджеральд не понимал, что я училась обману у лучших.

Когда я, наконец, разорвала отношения с Ореном, это было по одной причине: я хотела от него большего — его общества, его обожания, его любви. Я хотела жизни, не похожей ни на что, что когда-либо знала. Я хотела этого больше всего на свете.

Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждая встреча были всего лишь песчинкой, заполняющей песочные часы моей жизни. С ним я больше не была пустой. Когда отдельные зерна начали накапливаться, потребность быть с ним стала всепоглощающей.

Когда мы были в разлуке, я думала о нем и о том, как его голубые глаза сканировали мою душу. То, как он смотрел на меня, было чем-то большим, чем сканирование моего тела. Орен Деметрий видел меня изнутри. Он знал мои сокровенные мысли, иногда даже раньше меня. От его голоса у меня по спине бежали мурашки. Даже при воспоминании о его теноре у меня начинало покалывать кожу. Его прикосновения не были похожи ни на одно из тех, что я когда-либо испытывала. Мастер своего дела, Орен никогда не брал, но отдавал так, что я жаждала большего.

Я почти согласилась на просьбу Орена, оставить Алтона, поместье Монтегю и все, к чему я стремилась в своей жизни. Он предложил мне дом и жизнь — не только мне, но и Александрии тоже. В объятиях Орена я больше не заботилась о своем наследии и обязанностях. В его объятиях я была просто женщиной, влюбленной, любимой.

Такая простая концепция и в то же время такая чуждая.

Я больше не могла сопротивляться. Это должно было прекратиться.

Если бы я провела еще одну секунду в его объятиях, или еще одна песчинка упала бы в кучу на дне моих песочных часов, чаша весов бы безвозвратно накренилась.

Это толкнуло бы меня через край.

Я не могла этого сделать. Мои обязанности кричали на меня из могилы голосом отца. Поколения Монтегю нуждались во мне, чтобы не сбиться с курса. Мы все слишком многим пожертвовали, чтобы поддаваться эмоциям.

И все же в течение этих лет обмана я чувствовала, что Алтон знает. Не сознательно — он бы избил меня еще сильнее, чем раньше — а интуитивно. Вот почему я полагала, что он рассуждал так, будто Александрию может привлечь Леннокс. На мой взгляд, это была последняя попытка с его стороны, но, поскольку часы продолжали тикать, отчаянные времена требовали отчаянных мер.

Мои теории основывались на вере Алтона в старую пословицу: «Яблоко от яблони недалеко падает».

Его ставка выиграла.

Теперь все, что мне нужно сделать, — это доказать его причастность. Мой следующий визит к Гамильтону и Портеру включал приватную беседу с Натали, секретаршей, которая упомянула «Дель-Мар» Александрии.

Следующий глоток шардоне застрял у меня в горле, цитрусовый аромат больше не был гладким, скорее грубым, он отказывался опускаться, сопровождаемый ревом голоса мужа.

— Аделаида! — Он повторил мое имя, сначала тише, потом громче, приближаясь к библиотеке.

Сознательно я заставила себя проглотить жидкость, пытаясь выключить фотографии на телефоне и обрести голос.

— Я здесь.

— Какого черта ты сидишь здесь в гребаной темноте?

Комната наполнилась светом, когда он нажал на выключатель. Моргнув от яркого света, я сунула телефон под плед и встала, чтобы встретиться с ним. Я понятия не имела, что случилось, но когда он вошел, библиотека наполнилась облаком ярости, которое сопровождало его.

Поставив бокал на ближайший столик, я обхватила свои внезапно похолодевшие руки, пытаясь скрыть, что дрожь возобновилась. По тому, как встали дыбом волосы у меня на руках, я сделала вывод об одном — он знал о моем визите к адвокатам. Я вызывающе вздернула подбородок и попыталась вспомнить опровержение, которое планировала в качестве оправдания. Однако мысли покинули меня, когда он продолжил свою тираду.

— Я послал эту чертову горничную найти тебя, а она вернулась ни с чем. Где тебя черти носили?

Все еще борясь со своей защитой, я пробормотала:

— Я… я была здесь. Наслаждалась видом. Еще достаточно тепло, чтобы открыть окна…

— Все это чертовски поражает!

Я смотрела ему в лицо, его грудь была так близко от моей, что я чувствовала тепло от него. Его обычный багровый цвет, видимый румянец его гнева, просачивался от воротника вверх по шее и щекам.

— Все? О чем ты говоришь?

— Спускайся в мой кабинет. Ты должна знать, что случилось.

Моя рука затрепетала у шеи, когда я сделала шаг назад. Колени ослабли, я опустилась на кушетку.

— Александрия? Что случилось?

Глаза Алтона сузились.

— Нет, Аделаида, на этот раз не твоя дочь пытается все разрушить.

У меня пересохло в горле. Я должна была знать, что меня ждет.

— Я…

Он не дал мне закончить.

— Не все дело в тебе! — Он окинул взглядом мой наряд. — Спускайся в мой кабинет. Не беспокойся о том, чтобы одеться. Только Сьюзи и Брайс. Нужна семейная конференция.

Облегчение и замешательство сменили мою первоначальную тревогу.

Я покачала головой. Было уже больше десяти. Какого черта Сьюзи и Брайс оказались в его кабинете?

— Что случилось?

Он резко обернулся.

— Просто заткнись и слушай. Ты все узнаешь через минуту. Мы должны положить конец этому цирку.

Я приросла к полу библиотеки, яркий свет теперь скрывал мирный вид. В больших свинцовых окнах я видела только свое отражение. Какое — то мгновение я наблюдала, как женщина в зеркале расправила плечи и завязала пояс халата.

Это мой дом. Я давно решила не позволять присутствию моей лучшей подруги в любой ситуации, даже когда мы относились к категории семьи, запугивать меня. Если бы Алтону понадобилось провести семейное совещание, я бы заняла место миссис Фицджеральд за этим чертовым столом и самодовольно улыбнулась шлюхе, которая охотно облегчила мне жизнь. Может, когда все закончится, он найдет причину поехать в город — может, поработает — и я хорошо высплюсь.

— Аделаида, сейчас же!

Я снова наполнила бокал, опустошив бутылку и последовала за недовольным Алтоном.

Глава 23

Аделаида

Всего на несколько шагов позади я вошла в кабинет Алтона и оказалась в облаке его недовольства. Обшарила глазами царственную комнату. За большими окнами была только темнота, контрастирующая с резким освещением внутри. Книжные шкафы, заполненные сокровищами, которые принадлежали моему отцу и его отцу до него, создавали красочное дополнение к темноте деревянной отделки. Всего несколько мгновений назад воздух был легким и свободно вливался в мои легкие. Теперь он был тяжелым, отягощенным чем-то, чего я не понимала. Он больше не давал жизнь: он душил, эффективно уничтожая то, что раньше подпитывал.