Перворожденный (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 7

— Будь по-вашему, — согласилась Катрина. — Приступим? — Дождалась кивка. — Тогда дайте мне ваши ладони.

Эффективнее было бы прикоснуться к вискам, но она не смогла себя заставить, не с ним. К тому же, когда человек готов сотрудничать, должно хватить и рук.

Нэйтан практически уперся грудью в решетку и просунул между прутьев руки ладонями вверх. Он смотрел на нее с высоты своего роста и опыта и четко знал, почему она выбрала такой способ контакта.

Катрина выдохнула и потянулась навстречу. Их ладони соприкоснулись, а потом ее закружил водоворот образов, чувств, мыслей, звуков и запахов.

О таком невозможно солгать…

Ночь. Темную маленькую комнату тускло освещает лишь огонек одинокой свечи, установленной на деревянном покосившемся столе.

Темно и холодно, несмотря на лето. Сквозь тонкие стены доносится стрекот кузнечиков. Этот звук еще больше пугает маленького мальчика, забившегося под лавку, на которой взгромоздили банки с соленьями на зиму. Он сидит и дрожит всем телом, согнувшись в три погибели и обхватив руками тощие коленки. Видения, они снова пришли.

Скрипит входная дверь, затем порог.

Мальчик не думает, инстинктивно вскидывает руку. Во мгле его только что казавшиеся темными глаза разгораются серебром. С пальцев летит пламя, врезаясь в стену возле двери. Развешанные под потолком на тонких нитях травы вспыхивают и занимаются огнем.

Становится светлее, и теперь мальчик видит, что натворил. Вошедшая, худая невысокая женщина в простом длинном платье и платке поверх головы, испуганно охает, хватает ковш из ведра с водой, поставленного у порога, и плещет на пламя.

Снова темно.

Он это сделал. Опять.

Женщина приоткрывает дверь, выглядывает на улицу, чтобы убедиться, что то, что устроил ее сын, осталось никем незамеченным. Затем задвигает щеколду и делает шаг навстречу.

— Мамочка, прости! — кричит мальчик. Мать никогда его не била, зато отец в прошлый раз обещал спустить шкуру живьем, если подобное повторится. — Мама, я не хотел!

— Ну что ты, Нэйт. — Теплая рука ложится на голову, гладит по волосам. — Я знаю, малыш, знаю. Папа еще в Голубинке, никто ничего не видел. Все обойдется.

Мальчик уже не верит. Он не хочет использовать то-что-живет-внутри-него, но оно с каждым днем все сильнее и рвется наружу.

— Успокойся, успокойся, — шепчет мать, обхватив сухими ладонями его лицо, и отпускает только тогда, когда из глаз сына исчезает так пугающий ее серебряный свет. — Нэйт, постарайся, пожалуйста. Нельзя, чтобы кто-то узнал о твоих способностях, понимаешь? Тогда сюда придет Инквизиция, и нам всем будет плохо.

Мальчик все еще дрожит. Мать отнимает руки, и только теперь в тусклом свете свечи он видит свежий ожог на тыльной стороне ее ладони. Ему хватило бы мгновения, чтобы накрыть ее руку своей, после чего ее кожа бы вновь стала здоровой, а боль ушла. Но нельзя. Когда Нэйт исцелил Белку, соседскую собаку, которую почти насмерть затоптала лошадь, отец избил его так, что он трое суток не мог подняться с кровати.

Но это же мама, и ей больно. В какой-то момент он забывает о собственных страхе и боли и тянется дрожащими пальцами к ожогу. В глазах вновь разгорается серебро.

— Не смей! — вскрикивает мать, силой вытаскивает его из-под лавки и трясет за плечи. — Я тысячу раз говорила: не смей!

Голова мальчика качается из стороны в сторону, он снова плачет. Одновременно с ним плачет мать. О загубленной жизни. О единственном сыне, в котором в пять лет открылось то, что не могло и не должно было появиться в их семье. О запившем с тех пор муже, начавшем от отчаяния избивать малыша и ее саму.

Нэйтан не понимает, почему слышит все это, как может воспринимать не озвученные мысли матери. А она вспоминает момент, когда ее муж узнал о странных способностях сына.

— Изменила! — ревет он, как разъяренный медведь. — Легла под какого-нибудь заезжего мага!

— Не было никого, клянусь! Не было!

— За дурака меня держишь?! Все знают, что маги не рождаются у простых людей. Такого не бывает! Не бы-ва-ет! Шлюха! — И бьет жену по лицу в первый раз.

Нэйт не присутствовал при этом, но теперь воспоминания и боль матери врезаются в него сильнее, чем кулак отца.

— Не надо, — умоляет он, схватившись за голову руками и падая на колени, — не надо, не думай так громко!

Мать отшатывается от него. С увеличением расстояния между ними сила видений и чужих чувств ослабевает, мальчику легче дышать.

Женщина смотрит на сына в ужасе, пятится назад, прижав ладонь к груди, губы шепчут беззвучную молитву тем, кто в наказание за неведомую провинность наградил ее вместо ребенка чудовищем…

Катрина вынырнула из видения с громким вздохом. Она будто тонула и никак не могла выплыть, как вдруг оказалась на поверхности. Годы работы, сотни людей, в воспоминания и мысли которых Катрина без труда погружалась, но никогда она еще не чувствовала ничего подобного. Нэйтан был прав, это не одно и то же, как собирать чужие мыслеобразы по осколкам.

— Ты в порядке? — участливо задал вопрос мужской голос над головой.

Катрина вздрогнула и окончательно пришла в себя. Она обнаружила себя на полу тюремного коридора, сидящей, опершись плечом о толстые прутья решетки. А по другую сторону, в камере, был он, мужчина в черном плаще, со странной длиной волос и каре-зелеными глазами, в которых сейчас Катрина не увидела льда.

Нэйтан тоже был на коленях, а их пальцы все еще оставались переплетены.

Катрина выдернула руку, нервно потерла занемевшую ладонь. Потом торопливо встала с пола.

— Что это было? — потребовала она. — Объясните немедленно!

Нэйтан тоже поднялся, медленно, осторожно, будто боясь напугать ее резким движением. Показал раскрытые ладони.

— Успокойся, — теперь он еще и обращался к ней на «ты», как к старой знакомой. — Я просто показал тебе то, на что ты способна. У тебя очень сильный дар, тебе не нужно собирать крупицы чужого сознания, ты можешь входить в него, сливаться с другим человеком, видеть и чувствовать вместе с ним.

— Я… — Катрина хотела выкрикнуть: «Я не хочу!». Но она осеклась. Первое потрясение проходило, и почти получалось мыслить трезво. — Я не знала, что такое возможно.

Нэйтан покачал головой.

— Не для всех. Так могут всего несколько человек. Ты можешь.

— Тогда почему этому не учили в Магуниверситете?! — получилось громче, чем хотелось. Ей было слишком обидно. Столько сил потрачены на поступление и учебу, а оказалось…

— Слепой не может научить зрячего различать цвета, — спокойно ответил Нэйтан.

Катрина замолчала, обхватила себя руками и отвернулась. Не зря ей захотелось сбежать, едва она узнала, кого именно король поручает ей считать.

Нэйтан стоял напротив и не торопил. Чего ждал? Какой реакции хотел?

Катрина шагнула к решетке, желая видеть его глаза, прежде чем задаст свой главный вопрос.

— Зачем? — твердо произнесла. — Зачем именно это воспоминание? Мне нужна информация о заговоре.

Он не отвел взгляд.

— Хочу, чтобы ты поняла, с чего все началось. До заговора мы дойдем, обещаю.

Обещаю… Это обещание звучало так, что не давало ни единого шанса не поверить. А вдруг это не ее мысли? Вдруг этот человек заставил ее верить? Она больше не взялась бы судить о его возможностях, даже в антимагических браслетах.

И он снова словно прочел ее мысли, хотя без магии совершенно точно не мог.

— Я только покажу. Выводы сделаешь свои.

Катрина кивнула, отошла.

— Я, пожалуй, пойду, — решила она. — Скажу его величеству, что процедура затянется, и мне необходимо задержаться в замке дольше, чем планировалось.

— До встречи, — Нэйтан не стал ее ни благодарить, ни удерживать.

В полном смятении мыслей и чувств Катрина сделала уже несколько шагов по направлению к выходу, как вдруг наконец осознала, ЧТО ИМЕННО только что видела.

— Перворожденный! — почти выкрикнула она, быстро вернувшись и обхватив пальцами холодные прутья решетки. — Так это правда?