Беззвездный Венец - Роллинс Джеймс - Страница 30

Принц представил себе горящую на костре Лиррасту.

– Но даже если ваше предостережение не будет сочтено святотатством, – продолжал он, – мой отец всецело повинуется предзнаменованиям. У него десятки вещателей и чтецов по костям, нашептывающих ему на ухо. Он поутру не пойдет в нужник, сперва не посоветовавшись с ними. И вы хотите сказать королю – готовящемуся к войне с Клашем, что боги скоро нас покарают. Предупредить его о грядущем конце света, когда он уже буквально одержим войной, – отец сочтет это не просто кощунством, но предательством. И вам повезет, если он просто убьет вас на месте.

Однако, несмотря на его пылкую тираду, Фрелль оставался непоколебим. Алхимик потер пальцем щетину на подбородке. Очевидно, он принял слова Канте, но искал способ обойти их.

Обреченно вздохнув, Канте попробовал подойти с другого бока, опережая возможные возражения Фрелля.

– Вам известна история Про`клятого Рыцаря.

Фрелль застыл, сбитый с толку резкой переменой темы. И все же он бросил взгляд на скрученное послание из Обители.

«Так, по крайней мере, он знает, чем закончилась эта история».

Нахмурившись, алхимик повернулся к принцу.

– Какое отношение имеет это печальное повествование к…

– Оно поможет вам лучше понять моего отца, – объяснил Канте. – Все знают Грейлина си Мора – рыцаря, чье имя было вычеркнуто из Легиона, кто был навеки проклят. Он нарушил клятву верности и преданности, разделив ложе с одной из самых любимых наложниц моего отца, обладавшей несравненной красотой.

– А после того как та забеременела, рыцарь скрылся вместе с ней в Миррской трясине, – кивнул Фрелль.

– Где она встретила свою смерть. Ее выпотрошенное, разорванное на части тело было покрыто сплошным слоем черных мух. Младенца вырвали из ее чрева. – Принц закрыл глаза, признавая, что родиться Принцем-в-чулане – это еще не самый страшный удел. – Грейлина схватили, распяли на колесе и выслали из королевства, навеки запретив владеть оружием и даже махать кулаками. Но поговаривают, что он отказался забыть свою любовь к этой женщине даже под пыткой. В конце концов Грейлин умер в ссылке – не от травм, а от разбитого сердца.

Скрестив руки на груди, алхимик отвернулся.

– Так оно и было. Это суровый урок, повествующий о разбитых сердцах и нарушенных клятвах.

– Но это еще не вся история, – продолжал Канте, привлекая к себе внимание Фрелля. – Известно ли вам, во что верил мой отец? Почему он так упорно преследовал рыцаря и наложницу, отправив за ними почти весь Легион?

Алхимик ответил молчанием.

– Сказать по правде, отцу не было никакого дела до наложницы. В рассказах она даже не упоминается по имени. На самом деле король щедро открывал свой дворец наслаждений для других мужчин, как для рыцарей Легиона, так и для членов своего ближнего совета.

«И для своего возлюбленного старшего сына».

– И уж точно моему отцу не было никакого дела до того, течет в жилах младенца его кровь или кровь рыцаря. На протяжении столетий матроны дворца наслаждений прекрасно разбирались с незаконнорожденными королевскими отпрысками, время от времени появлявшимися, несмотря на специальный отвар травы бесплодия, препятствующий зачатию.

Фрелль сглотнул комок в горле.

– В таком случае почему король с таким рвением преследовал рыцаря и наложницу?

– Из-за слов чтеца по костям, которого он очень высоко ценил. Не простого ворожея, а такого, который обводит черной лентой глаза и носит серую мантию.

– Одного из Исповедников… – широко раскрыл глаза алхимик.

– Но только этот святой человек целует изображение рогатой гадюки и, по словам моего отца, общается напрямую с черным богом Дрейком.

– То есть он Ифлелен… – Казалось, алхимик готов был сплюнуть от отвращения.

– Так вот, тот Исповедник шепнул отцу на ухо, что младенец, которого носила в своем чреве наложница – неважно, королевский бастард или ребенок рыцаря, – принесет конец света. После такого предостережения король бросился в погоню за Грейлином, которого считал самым преданным своим рыцарем, чьей дружбой дорожил. И все ради того, чтобы убить невинного младенца, объявленного вестником конца света.

В прищурившихся глазах алхимика принц прочитал понимание. Тем не менее он продолжал:

– А вы хотите преклонить колено перед моим отцом и разбередить этот старый страх. Вы полагаете, он будет рад такому совету сейчас, когда надвигается война?

– Я намереваюсь доложить королю не про узор из брошенных костей и не про содержимое желудка жертвенного животного, а про настоящую алхимию, отрицать которую невозможно.

У Канте снова начался стук в голове. Принц потер виски, стараясь прогнать его прочь.

– У меня самого веры в пророчества вещателей не больше, чем у вас. Я думаю, проклятый Исповедник нашептал моему отцу то, что тот сам хотел услышать, чтобы получить оправдание за избавление мира от возможного претендента на престол. А может быть, Исповедник своим предостережением преследовал какие-то собственные цели – например, оговорить благородного рыцаря, к слову которого прислушивался король, и тем самым устранить соперника. Однако с тех пор отец все больше и больше прислушивается к подобным пророчествам, в первую очередь того самого Исповедника. – Канте посмотрел алхимику в лицо. – И ваш голос не будет услышан за всеми этими нашептываниями. Но даже если вам поверят, ваши слова будут обращены против вас самих. Я это знаю. И чего вы этим добьетесь? По вашему же собственному признанию, вы не предлагаете никакого решения, никаких действий, способных предотвратить грядущий конец света, который вы собираетесь преподнести к стопам моего отца.

Фрелль медленно кивнул.

– Ты меня убедил.

Принц вроде бы должен был испытать облегчение, однако от него не укрылась твердая решимость в глазах алхимика.

– Для того чтобы убедить короля наверняка, – сказал Фрелль, – потребуется еще большее святотатство.

– Нет, я имел в виду совсем другое…

Алхимик потрепал принца по руке.

– Нет смысла идти в бой, вынув меч из ножен лишь наполовину. – Он пожал плечами. – Предать меня смерти можно только один раз, ведь так?

– Что вы намереваетесь делать? – простонал Канте.

– Ты только что сказал истинную правду. Я не могу просто рассказать королю про невзгоды; я должен также предложить решение. – Фрелль обернулся к разложенным на столе пергаментам. – Для этого мне нужно докопаться до причины. И, подозреваю, я знаю, с чего начать.

– И с чего?

– Есть один запретный текст, по слухам, написанный самой Лиррастой. Говорят, он посвящен отношениям между луной и Уртом, между Сыном и Дочерью и их Матерью Снизу. В нем говорится о тех невидимых силах, которые связывают всех их вместе в вечном танце. Но в этом фолианте, по слухам, также содержится величайшее на свете святотатство.

– Какое же?

– Лирраста полагала, что давным-давно, до того как были написаны первые хроники, Матерь Снизу не была всегда обращена ликом к Отцу Сверху – в прошлом она сама тоже вращалась, подставляя солнцу всю свою поверхность.

Канте презрительно фыркнул. Подобная мысль не просто кощунственна – это немыслимая чепуха. Принц попытался представить себе непрерывно вращающийся мир, солнце, попеременно пекущее то с одной стороны, то с другой. Мир согревается, затем снова остывает. От одной этой мысли у него голова пошла крýгом. Как можно выжить в подобном безумии?

– Я должен раздобыть этот текст, – продолжал Фрелль. – Уверен, в нем можно найти все ответы.

– Но где вы надеетесь найти эту книгу?

– В Черной библиотеке Анафемы.

Принцу показалось, будто под ним разверзлась земля. Он даже посмотрел себе под ноги, зная, где погребена проклятая библиотека. Она хранилась в самых потаенных глубинах Цитадели Исповедников.

– Я должен отправиться туда. – Алхимик решительно шагнул к двери. – Пока еще не слишком поздно.

«Что я делаю?»