Беззвездный Венец - Роллинс Джеймс - Страница 2

Несмотря на возраст, рептилия убыстряет бег, приближаясь и не обращая внимания на бесполезный нож. Она несет с собой запах сырого мяса и затхлой воды. Мох на боках и спине тускло сияет в полумраке леса.

Тем не менее мать поднимается на колени, закрывая собой младенца. У нее нет сил, чтобы встать. Рука, сжимающая нож, трясется. Боль продолжает все плотнее сжимать мрак вокруг.

Она готовится ощутить сильный удар, как это столько раз бывало на благоухающем ложе ее господина. Собственное тело никогда ей не принадлежало.

У нее в груди вспыхивает ярость. Даже этот огонь в прошлом был ей запрещен. В это последнее мгновение она согревается этим пламенем и кричит, давая выход остаткам сил. Она закрывает глаза и кричит небесам, кричит на чудовище, на себя саму, на ребенка, который не должен был появляться на свет.

И впервые в жизни ее по-настоящему слышат.

Пронзительный крик отражается от неба. Она слышит его не столько ушами, сколько всем своим телом. Крик вспарывает ей плоть, настолько острый, что проникает до самых костей. От этого усилия у нее на теле волосы встают дыбом. Она открывает глаза и видит, как пресмыкающееся останавливается, замирает в грязи не далее чем на расстоянии вытянутой руки от нее. Охваченное страхом, чудовище выкручивается, разворачивая свое огромное тело, и спешит вернуться под защиту черной воды.

Однако, прежде чем оно успевает скрыться, разрывается полог ветвей над головой. Громадная тень ныряет сквозь листву и падает на рептилию. Похожие на серпы когти вспарывают твердую чешую. Под натиском могучих лап этого существа размером с тележку для сена крушатся кости. Кожистые крылья взметаются вверх, задевая женщину, отбрасывая ее от младенца.

Она далеко отлетает и ударяется об узловатый ствол дерева. Лежа на боку среди переплетающихся корней, она смотрит, как огромные крылья делают взмах, поднимая существо обратно в воздух. Оно уносит прочь хищную рептилию. Острые когти разрывают ее пополам и швыряют древнее тело обратно в черные воды.

После чего крылатое создание садится на землю.

Оно поворачивается к женщине, представая перед ней во всем своем зловещем великолепии. Существо высоко поднимает здоровенные кожистые крылья, настолько тонкие по краям, что сквозь них пробиваются полоски солнечного света. Голову оно держит низко, у самой земли. Покрытые пушком большие уши направляются на женщину. Длинные щели ноздрей раскрываются шире, морщатся, втягивая воздух. Существо шипит, поднимает дыбом шерсть на короткой шее и запрокидывает голову назад.

Женщине знакомо это существо – его знает вся Азантийя: гроза болот, внушающая ужас летучая мышь Миррской трясины, ядовитая обитательница окутанного туманом вулкана Кулак, расположенного в самом сердце затопленных земель. Об этом животном ходят легенды, хотя мало кто после встречи с ним остался в живых, чтобы поведать об этом. Ни один охотник никогда не возвращался с такой неуловимой и опасной добычей. Даже костей гигантской летучей мыши нет в зверинце зáмка.

С застрявшим в горле сердцем женщина изучает сидящее перед ней чудовище.

В ответ на нее смотрят безжалостные немигающие глаза, холодные, словно черные алмазы. Из горла вырывается непрерывное шипение. От этого звука, выходящего за пределы слышимости, у женщины пробегает дрожь. Она чувствует его своими зубами, своим черепом, этот звук разливается по ее мозгу подобно горящему маслу на поверхности воды. От проникающего насквозь взгляда ей становится не по себе.

Чудовище угрожающе растягивает губы, обнажая длинные клыки, на которых блестит тонкая пленка смертельного яда. Опираясь на руки-крылья, оно ковыляет к женщине.

Нет, не к ней – к лежащему на земле младенцу.

Новорожденная машет в воздухе ручонками и ножками, словно подзывая огромное животное.

Женщина хочет встать на защиту своей дочери, однако она потеряла нож. Впрочем, это все равно не имело бы значения. У нее не осталось сил даже ползти. Тело ее такое же холодное, как земля под ним. Теплыми остаются только слезы, неудержимо текущие по щекам. Признавая то, что она больше ничего не может сделать, женщина бессильно опускается на корни дерева.

Ее поглощает мрак.

Но в самое последнее мгновение она еще раз смотрит на своего ребенка. Хотя ей не удалось дать малышке жизнь, она преподнесла ей почти такой же бесценный дар.

Свободу – пусть и такую недолгую.

Женщина находит в этом утешение, чувствуя, как тени стирают окружающий мир.

Однако удовлетворить новорожденную не так-то просто.

Проваливаясь в небытие, женщина слышит первый крик младенца, жадный и гневный. Она ничем не может унять этот голос жизни, обрывающейся до того, как начаться. Она лишь дает на прощание совет, урок, полученный собственным горьким опытом.

«Лучше умереть свободной, доченька!»

Никс пыталась понять звезды пальцами.

Почти полностью слепая, она была вынуждена склониться над низким столиком, чтобы дотянуться до сердца механической модели солнечной системы, до тепла бронзового солнца в самом центре сложного астрономического прибора. Она знала, что перед утренним занятием сферу размером с котел наполнили горячими углями, призванными изображать животворное тепло Отца Сверху, что избрал солнце Своим домом. Никс приложила ладонь к теплу, затем осторожно отсчитала в обратном порядке медленно вращающиеся кольца, обозначающие пути внутренних планет вокруг Отца. Ее пальцы остановились на третьем. Прижав палец к кольцу, Никс ощутила вибрацию шестеренок, приводивших его в движение, услышала пощелкивание колеса на противоположном конце модели, которое вращала учительница, подводя их мир к ее ждущей руке.

– Осторожнее, дитя мое, – предупредила учительница.

Механическая модель, насчитывающая четыреста лет, была одним из самых ценных приборов в школе. Поговаривали, что мать-настоятельница, основательница Обители Брайк, похитила ее у короля Азантийи. Другие возражали, что прибор не был украден: мать-настоятельница лично изготовила его, опираясь на знания, которые были давным-давно утеряны живущими на земле и теперь преподавались здесь.

В любом случае…

– Постарайся ничего не сломать, недотепа, – выпалил Бэрд. Его замечание вызвало смешки у других учеников, сидевших вдоль стен куполообразного зала астроникума.

Учительница сестра Рид, молодая послушница обители, заворчала, призывая всех к тишине.

У Никс загорелись щеки. В то время как остальные ученики могли без труда наблюдать сложный танец сфер вокруг бронзового солнца, она была лишена такой возможности. Для нее окружающий мир был постоянно окутан туманной дымкой, где движение определялось лишь по перемещению теней, а предметы вырисовывались нечеткими силуэтами только в самых ярких лучах солнечного света. Даже краски для ее пораженных глаз были приглушенными и размытыми. Что самое худшее, когда Никс находилась в помещении, как сейчас, все вокруг погружалось в полный мрак.

Чтобы понять, ей требовалось прикосновение.

Собравшись с духом, Никс сделала над собой усилие, унимая дрожь в пальцах. Маленькая сфера, обозначающая их мир, плавно легла ей на ладонь. Бронзовое кольцо, на котором она была закреплена, продолжало вращаться, подчиняясь движению шестеренок. Чтобы удерживать пальцы на поверхности шара размером с кулак, Никс пришлось идти вокруг стола. К этому времени бронзовое солнце уже слегка нагрело одну сторону сферы, в то время как напротив оставался холодный металл, навечно отвернувшийся от Отца.

– Теперь ты лучше понимаешь, как Матерь Снизу всегда подставляет лицо Отцу Сверху? – спросила сестра Рид. – И эта сторона постоянно горит под Его строгим, но любящим вниманием.

Никс кивнула, продолжая идти вдоль стола, отслеживая путь сферы вокруг солнца.