Леди исправляет прошлое (СИ) - Черная Мстислава - Страница 16

Скелет медленно поднимает голову. Я отступаю на шаг и утешаю себя тем, что скелет явно ручной, без позволения госпожи меня не тронет. Но всё равно я пячусь.

В глазницах пусто, но скелет, как и девушка, прекрасно ориентируется в пространстве. По крайней мере госпожу он опознаёт сходу и мягко перетекает из положения сидя на колени, склоняет голову. Да, уже не череп, но ещё и не лицо. Скорее мешок из грубой кожи с прорезями для глаз. Брр.

Зато ни запаха, ни гнили. Всё чистенько. Я бы могла коснуться без омерзения.

— Эм… А куда ножики деть?

— Я слишком люблю его игру, чтобы отпустить, — невпопад отвечает тёмная госпожа, она так и не представилась, не предложила, как к ней обращаться, если не называть “госпожой”. — Ножики… брось. Или забирай, если хочешь.

Хм… Я аккуратно кладу их в угол, потому что мне они, наверное, не нужны. Что я с ними буду делать? Или…

Поколебавшись, я прячу клинки в зеркало.

Тёмная хихикает, она явно заметила мою уловку.

Она усаживается на шёлковый ковёр, не беспокоясь об истлевших тряпках, подбирает под себя ноги и приглашающе хлопает рядом с собой. Менестрель тотчас садится и, словно, получив команду вольно, тянется, осторожно поднимает инструмент, прижимает к себе.

Я окончательно перестаю бояться. Подумаешь, нежить. И что? Менестрель обнимает лютню как любимого питомца, и это его жест слишком человечен, чтобы продолжать воспринимать мага от музыки инаковым.

В конце концов, разве я не мёртвая, вернувшаяся из-за грани? Чем я отличаюсь от него? Вот-вот.

— Госпожа? — окликаю я молчащую тёмную.

— Ты сказала, что ищешь безопасности, но это неправильные слова, Юджин. Безопасно в Вечных Чертогах, но разве ты хочешь уйти за Грань? Ты жизнелюбива, Юджин, ты из тех, кто цепляется за жизнь до конца. Так чего же ты хочешь, девочка, уцелевшая над Бездной? Чего ты на самом деле хочешь? Защита, деньги? Моё пробуждение стоит гораздо дороже, Юджин. Забудь страхи, сомнения. Представь, что враги исчезли, что никто не ищет тебя, не преследует. Тебе открыты все дороги мира. На какую из тропок ты хочешь ступить?

Веки опущены, но я чувствую на себе её пытливый взгляд.

И я теряюсь.

Чего я хочу?

Я не задумывалась. Потеряв ребёнка, разочаровавшись в Лоуренсе, осознав, что заперта в клетку, я… думала, что смерть станет для меня выходом, но тёмная госпожа права, я жизнелюбива. Я цеплялась за возможность выйти ранним утром в парк или пройтись по дому, когда и Гельдерны, и слуги спят. Я отыскала библиотеку, и начала читать, потом — учиться, думать, планировать.

Только вот… как говорится, гладко было на бумаге, но забыли про буераки. Мой продуманный план не прошёл проверку реальностью.

Я верила, что порвать отношения с Лоуренсом достаточно, но…

— Я хочу свободы. Я не про истинную свободу, которую дарует Бездна, а свободу в житейском понимании.

— Так ты хочешь власти, девочка?

— Почему… власти?

— А как иначе? Ты стала компаньонкой младшей дочери герцога властью родителей, а женой старого Гельдерна — властью герцогини.

— Н-нет. То есть да, я подчинилась воле старших. Но разве у простых людей не иначе? В резиденции Гельдернов я видела, как лакей с первого взгляда влюбился в новую горничную, и через месяц они счастливо поженились.

Как я им завидовала…

К чему цепляться за титул, за положение в обществе? Без них проще. Нет, стирка и уборка меня не привлекают, но я уверена, что найду себе занятие по душе.

— Уверена? — хмыкает тёмная госпожа. — Эта горничная из твоей истории, случаем, не родила здорового малыша раньше срока?

— Да…

Не похоже, что тёмная заглядывала в мои воспоминания настолько глубоко, что видела встречу двух влюблённых.

Что такого она поняла, о чём не догадываюсь я?

Её лукавая усмешка нервирует.

— Спорим, — улыбается тёмная, — её перевели в родовую резиденцию, потому что кто-то из Гельдернов её обесчестил, а лакею приказали “влюбиться”, чтобы прикрыть беременноть и рождение бастарда?

Переливы смеха звучат журчанием весеннего ручья, и созвучия добавляет мелодия — это менестрель коснулся лютни, струны запели. А я почувствовала себя дурой. Меня не хватило даже на то, чтобы понять такую очевидную вещь?

Ах, забудем про горничную, судьбу которой решили её господа, несчастной она не выглядела. Скорее наоборот, я ловила в её глазах тщательно скрываемую насмешку. Так отец её ребёнка Лоуренс?! Ха…

Слепая гусеница! Жевала книжные листы и верила, что умнею.

Но о прошлом можно подумать в другой раз. Тёмная госпожа всё ещё ждёт моего ответа.

— Я хочу свободы и счастья, — повторяю я.

— Про счастье сразу забудь, Юджин. Какое я тебе счастье дам? Питьевое? — она ловко проводит пальцами сверху вниз, будто пространство раздвигает, и под её рукой образуется настоящий провал.

Из щели вьётся дым, сочится тьма. Тёмная погружает руку в дым по локоть и вынимает из теней подкопённый кувшин, закупоренный чем-то похожим на воск, и начинает плавно раскачивать под мелодию, ещё недавно спокойную, а теперь заунывную. Я слышу плеск о стенки кувшина, и тихий напев рождает историю гибели города Вейса, жители которого один за другим под действием проклятия становились нежитью. О чём-то подобном и должны, наверное, петь тёмные, но мелодия снова меняется, и в тёмной легенде появляются те, о ком я точно не ожидала услышать. Жрецы светлого Дейрина, прибывшие на зов о помощи, отказались исцелять и, чтобы не выпустить проклятье из города, обрушили священный огонь и на заразившихся, и на ещё здоровых. Я будто воочию вижу оплавленные дома, черноту пожарищ и серые былинки пробивающихся то тут, то там трав. Неясная тень, очертаниями напоминающая человеческую фигуру, серпом, рассыпающим солненые зайчики, срезает стебельки. А госпожа замолкает, и нарисованная её пением картина тает, оставляя после себя вкус горечи и знание, что в кувшине настойка из семи трав, выросших на руинах проклятого Вейса.

Госпожа пальцем пробивает восковую пробку, и я морщусь от ударившего в нос удушающе-сладкого запаха.

— Всего один глоток сделает тебя абсолютно счастливым пускающим слюни овощем. М-м-м?

— Спасибо, воздержусь.

— Другого счастья у меня нет, — и она залпом опустошает кувшин.

Я вздрагиваю. Оказаться наедине с “поплывшей” неслабой тёмной мне совершенно не хочется.

Не замечая моей настороженности, она слизывает с губ последние капли травяной настойки. Мелькает ярко-розовый язычок. Раздвоенный, как у змеи. Госпожа отбрасывает кувшин. Мне кажется, или она порозовела? На щеках появляется нежный румянец. Что для меня отрава, то для неё питательный компот?

Улыбнувшись, она впервые демонстрирует мне зубы-иглы.

— Хочешь стать тёмной? — предлагает она.

— Нет, госпожа.

Это путь в подполье.

— Тогда почему бы тебе не вернуться в резиденцию?

— Что?!

— Как только я уйду отсюда, контур схлопнется, и Гельдерны узнают о моём пробуждении. Ты действительно хочешь, чтобы твоё исчезновение связали с моим возвращением? Поверь, не стоит. Сегодня им будет не до тебя, Юджин.

Хм…

Отправляться в неизвестность откровенно боязно. В какой ломбард я пойду? Обманут — полбеды. Наведут ворьё — вот, что страшно. Потому что деньги украдут вместе со мной — про кварталы красных фонарей я слышала в том числе и от Лоуренса, однажды рассказавшего мне, что далеко не все девочки в подобных заведениях работают добровольно, многих принуждают, а особо строптивых отдают самым жестоким любителям кровавых забав.

Вернуться — это умно или малодушно?

Я, проведшая годы взаперти, не готоваа к жизни, тем более к жизни в большом городе.

— Возвращайся, Юджин. Я обещаю, что присмотрю за тобой.

Ох…

В одном она права — мне не нужно, чтобы моё исчезновение совпало с её пробуждением, а от тёмной тропы меня отделяет цепочка рун и расстояние в один шаг. Проще говоря — сбежать успею.