Она моя (СИ) - Тодорова Елена - Страница 7

Тогда прихватываю Катин затылок и оттягиваю ее голову от своего члена.

— Открой рот пошире.

Кончать непосредственно в процессе опасаюсь, чтобы не захлебнулась. Кроме того, хочу это видеть. Глядя на ее лицо, зацепляю большим пальцем уголок распухших губ, слегка оттягиваю в сторону и вниз. С громким рычащим стоном кончаю, направляя ей в рот густые струи семени.

Катя от неожиданности вздрагивает, на миг зажмуривается, но не пытается освободиться или как-то увильнуть. Инстинктивно сглатывает и принимает все до последней капли.

Когда все стихает, я, должен признать, нахожусь в не меньшем шоке, чем она. Только у нее все на лице написано, а мне удается в какой-то момент запереть весь этот беспредел под неподвижной маской хладнокровия.

Медленно разжав закостеневшие пальцы, отпускаю Катерину. Банально радуюсь тому, что сижу. Впервые в жизни после оргазма пульсирует не только мой член, все мышцы дрожат — руки, живот, бедра, икры. Высоко и натужно вздымается грудь.

Катя поднимается и, пошатываясь, отходит, чтобы подобрать одежду. Натягивает сорочку молча. Я же не спешу одеваться. Как только в кистях стихает тремор, хватаю со столика сигареты. Подкуриваю на ходу.

— И… Почему ты сделал это сейчас? Что изменилось?

Конечно, она девочка неглупая. Понимает, что свои решения просто так не меняю.

Не собираюсь скрывать, что причины есть. Ведь они очень веские. Совершая несколько глубоких затяжек никотина, удерживаю ее взгляд.

— Если бы был другой путь, я бы никогда не вынудил тебя проходить именно этот, — начинаю издалека, оттягивая момент сурового прозрения. Хочу, чтобы Катя уяснила, что я, несмотря ни на что, всегда буду блюсти ее интересы. — Нам обоим будет проще, если ты примешь это отстраненно, как работу. Не стоит подпускать слишком близко к сердцу.

— Да к чему ты, черт возьми, ведешь?

Вижу, что ее мой сдержанный и ровный тон не только не успокаивает, а заставляет еще больше волноваться.

— Завтра мы пойдем в клуб, где тебе, возможно, придется раздеться и принять участие в сексуальных играх.

— Ты… — в какой-то момент мне кажется, что Катя подбежит и треснет меня по роже. Подвох, конечно, искала, но явно не ожидала чего-то подобного. Глаза буквально выкатываются из орбит. — Ты в своем уме? Решил меня подучить? Поэтому все… Совсем больной, что ли?

— У меня нет ни времени, ни желания препираться с тобой, Катя, — начало не задается, потому как у меня самого нервы натянуты. Трещат и искрят, пока пытаюсь сохранять внешнее хладнокровие. Сделав еще одну затяжку, продолжаю жестче, четко расставляя акценты: — Первое — ты должна безоговорочно доверять мне. Делать все, что я скажу. И я обещаю, что выведу нас из этой ситуации с минимальными потерями. Никому не позволю причинить тебе боль и сделать с тобой что-то неприятное. Помню, что ты девственница, поэтому полного сексуального контакта тоже не допущу. Возможно…

— Да пошел ты в жопу!

— Возможно, — давлю интонациями, игнорируя вспышку ее гнева, — ничего делать не придется. Пока это лишь допущение, что нам нужно будет взаимодействовать с другими парами. Я постараюсь этого избежать. Но… Ты должна быть готова.

— Как к этому можно быть готовой?

— Достаточно просто доверять мне! — даже этот крик на самом деле выдаю с расчетом.

Катя вздрагивает и слегка сдает позиции, чего я и добивался.

— Как я могу доверять, если ты ничего не говоришь? Не доверяю хотя бы потому, что не понимаю, зачем ты это делаешь!

— Я ищу одного человека, — решаю выдать еще часть правды.

— И при чем здесь я?

— Шесть лет назад была инсценирована его смерть. Позже появилась информация, что он жив и находится в Европе. Сейчас мы точно знаем, что здесь, в Берлине. Завсегдатай того самого клуба, в который мы завтра отправимся. Только опознать внешне его невозможно. Хирург перекроил настолько, что родная мама бы не признала. Поэтому, возможно, нам придется посетить это заведение не один раз.

— Как тогда ты сам собираешься его узнать?

— У меня свои методы.

— Но при чем здесь я? — повторяет вопрос, на который я пока не могу ответить. Не думаю, что ей понравится, если скажу, что, будучи копией своей матери, она является живой приманкой. — Бери свою Элизу. Она точно не будет против!

— Мне нужна именно ты. И ты пойдешь. Так что все твои психи сейчас бесполезны. Пойдешь, и точка, — ставлю перед фактом, потому как времени на поиски других вариантов у меня действительно не осталось.

Уловив, что дело принимает неизбежный оборот, Катя всем телом содрогается, обхватывает себя руками и на мгновение неподвижно застывает. Смотрит мне в глаза в очередной попытке что-то там откопать. А я просто стою и невозмутимо держу эту штормовую волну, хотя внутри с не меньшей силой все бушует.

— Так, значит? — выдыхает убитым голосом. Я на это реагировать не собираюсь. Скользнув по ее лицу равнодушным взглядом, отворачиваюсь к окну. Только курю слишком часто, не скроешь этого. — А как ты сам на это смотришь? Готов, чтобы другой мужчина меня касался? Позволишь? Хочешь, чтобы я его трогала и делала то, что только для тебя… Хочешь?

Бьет неожиданно, и я пропускаю. Предельно точно прилетает в одну уязвимую точку, а трескается вся броня. Рассыпается, подрывая пластами крепкую сталь.

Весь вечер и всю ночь я держал мысли далеко от разрушительной визуализации. Все это время… После этих вопросов прогрузилось полное осознание, и вырвались чувства, которые я попросту не могу остановить на полпути. Звериным ревом они кричат внутри меня одно-единственное слово, которое меня же самого и оглушает.

МОЯ.

Незнакомое, сумасшедшее, собственническое, абсолютно бесконтрольное, чужеродное чувство. Оно вытесняет рассудительность и лишает всякого равновесия. Вместо них вытаскивает за собой несвойственную мне ревность. А за ней еще и еще… Нечто такое, что я, здоровенный стокилограммовый мужик, не понимаю и в тот миг попросту опасаюсь идентифицировать.

Как это запереть обратно?

Я уже видел Катерину в руках другого мужчины, когда ее пытались изнасиловать. Тогда прилетело нечто похожее. Но я ведь списал все на гнев, адекватное беспокойство, жалость и привычное желание защищать. Думал, что по большей части из-за сестры этот триггер сработал. В несколько приходов удалось все перекрыть и усмирить.

А сейчас как?

Когда смотрю на Катю, все внутри чернотой затягивает. Я, блядь, ревную ее одуряющими авансами и никак, мать вашу, не могу это остановить.

— Если готов, тогда отлично, — отзывается с дрожью и горечью. — Нет проблем! Я с удовольствием исполню твой долбаный приказ. Надеюсь, у тебя разорвётся сердце!

— Почему оно должно у меня разорваться, Катя? Это ведь ты меня любишь. Не я тебя.

Из ее глаз выкатываются слезы, но она быстро их сметает ладонями.

— Я от тебя бесконечно устала, Тарский… Сделаю это, только чтобы навсегда избавиться от твоего отравляющего общества! И… Я тебя ненавижу больше, чем люблю! Больше, чем это в принципе возможно! Больше, чем все на свете! Понятно тебе??? Знай это! Еще увидим, кто кого… Хотя я предпочла бы… Просто никогда-никогда тебя не знать… Никогда…

Убегает со слезами, а я испытываю облегчение только от того, что мне не нужно больше стоять перед ней и делать вид, что все это меня не задевает.

Задевает ли? Раскатывает, вашу мать.

— Постарайся расслабиться, — произносит Таир, заглушив мотор перед старинным двухэтажным особняком.

Это не просьба. Скорее совет.

Чувствую, что смотрит на меня. Но сама к нему не поворачиваюсь. Нет сил смотреть в глаза. Едва собрала себя после вчерашнего. Боюсь, что любой контакт может спровоцировать новый эмоциональный взрыв.

Направляю взгляд на величественное здание с огромными асимметричными окнами. Никаких вывесок и прямых указателей на то, что здесь предаются каким-то порокам, не обнаруживаю. Стараюсь не воображать то, что меня ждет за этими стенами. Не думаю, что могу почувствовать себя хуже, чем есть сейчас.