Она моя (СИ) - Тодорова Елена - Страница 14

Когда Гордей вновь поднимает взгляд и заставляет меня инстинктивно сделать то же самое, трясти начинает и внутри.

Зачем-то вспоминаю о том, каким живым и требовательным он бывает в моменты плотской близости. Теряет самообладание. Горит. Обжигает эмоциями. Сокрушает страстью.

Тарский не просто хочет меня. Иногда он как будто полностью теряет над собой контроль. Это понимание усиливает мои собственные ощущения, как ни торможу себя. Это окрыляет. Это сводит с ума.

Ломаю голову над тем, что произошло бы, если бы я его не оттолкнула. Изменилось бы что-то? Как бы это было? Каким бы он был? Что бы я чувствовала?

Не могу не думать об этом. Не могу не фантазировать. Не могу.

Ощущая сгущающееся напряжение, невольно стискиваю бедра, что не укрывается от Гордея. Хочу его там… И, кажется, он это сейчас отчетливо понимает.

Януш с Элизой сегодня снова в «Комнате желаний». И, к сожалению, они выбирают абсолютно не подходящий момент, чтобы подсесть к нам за столик и прервать волнующую близость. А за пару минут до начала привычной секс-вакханалии приваливает еще и Нора. Позавчера она принимала участие в одной из групповых оргий прямо в зале, и сейчас кажется мне еще более неприятной, чем при первом знакомстве.

Выдернув свою руку из ладони Тарского, отодвигаюсь подальше, так как эта девушка занимает свободное место по другую сторону от него. Одновременно с моим перемещением двигается Януш. Подсаживается вплотную и вдруг закидывает руку на спинку дивана позади меня.

— Брачный период приматов начинается, — иронизирует он, и я, едва ли не впервые, готова его поддержать.

Элиза сидит прямее датской королевы на троне, но белеет точно мраморная статуя в Летнем саду. Мне же гнев придает сил. Слушая характерные шлепки и громкие стоны, с каким-то злорадством думаю, что справляюсь лучше железной леди.

До тех пор, пока не смелеет Нора.

Когда ее маленькая изящная кисть ложится Тарскому на колено и целенаправленно движется вверх по бедру, невольно подаюсь вперед. Только вот Януш, сгружая мне на плечо руку, не дает оторваться от спинки.

— Тихо сиди, — шелестит в ухо.

Понимаю, зачем он умостился так близко ко мне, и прекращаю дышать.

Тарский поползновениям Норы никак не препятствует. Сохраняет ту же уверенную и расслабленную позу, что и всегда. Равнодушно и даже как-то лениво наблюдает за тем, как девушка, полностью развернувшись, трется грудью о его рубашку.

Судорожно вдыхаю, когда она тянется к нему губами.

Если поцелует, я этого не переживу…

Нет, мне должно быть все равно!

Пусть целует!

Нет, я не вынесу!

Может, этот мучительный урок отвадит меня от него. Избавит от этой больной любви. Может… Но сначала мне придется умереть.

Яркие губы Норы оказываются в нескольких миллиметрах от губ Тарского.

Мое сердце берет болезненную паузу. Стынет и тотчас вспыхивает, когда он от нее отворачивается. Не успеваю полноценно вдохнуть, как Таир сталкивает девушку на пол между своих широко расставленных коленей.

Нора, конечно же, в отличие от меня, не тормозит. Без каких-либо уточнений и подсказок быстро соображает, что от нее требуется. Уверенно кладет руки на ремень и, соблазнительно улыбаясь, проворно высвобождает его из петель.

Чувствуя, как начинают дрожать губы, поднимаю взгляд к лицу Гордея.

Немым криком требую, чтобы посмотрел на меня. Призываю. Молю.

Как ты можешь? Не делай! Остановись! Я здесь! Взгляни же на меня!

И он смотрит. Стальные глаза мерцают темнотой. Таир зол. Или… крайне сильно возбужден.

В груди тотчас заламывает и ноет с такой силой, едва удается сдержать реальный стон. Все внутренности переворачиваются и как будто разваливаются, теряя силу, свойства и форму.

Опускаю веки. Сейчас не хочу, чтобы он меня затягивал. Если позволит ей… Я в этом участвовать не буду. Пусть хоть приставляет к виску пистолет и стреляет.

Как ни абстрагируюсь, слышу и из-под опущенных ресниц вижу, что Тарский подается ближе к краю дивана. Нора, качнувшись ему навстречу, довольно скребет наманикюренными пальчиками по его боксерам. А затем… Поддевает широкую резинку, являя всем присутствующим эрегированный член.

— Ого… М-м-м, какой большой мальчик… — пошло смеется эта сучка.

Таир никак на это не реагирует. Он с ней вообще не разговаривает. Наверное, потому, что ей не нужно рассказывать, что делать.

Я задыхаюсь. Мне кажется, что все происходящее просто страшный сон и даже не мой. Я не здесь. Не с ними.

Господи, ну неужели Тарскому все равно, с кем, где, и сколько человек за этим наблюдает?

Мое истерзанное сердце переживает очередную остановку, чтобы спустя мучительное мгновение броситься в бешеную скачку. Мечется, как одержимое, по всей грудной клетке. Отбивает одуряющие ритмы, к которым я не готова ни физически, ни эмоционально.

Закусываю изнутри губы, но полностью закрыть глаза не могу. Вижу, как Нора наклоняется и вбирает член в рот. Преданно выкатывая глаза, заглатывает практически до основания.

Я же шумно выдыхаю и, наконец, зажмуриваюсь. Рот заполняется кровью, так сильно вгрызаюсь в губы. Пальцы бессильно загребают воздух и сворачивают ладони в кулаки. Как могу, отчаянно давлю душевную боль, переключаясь на любую другую физическую.

Только от звуков отключиться невозможно. Отслеживаю помимо своей воли. Сопение, мычание, гудение, стоны и еще какую-то возню Норы. Гордея не слышу и тешу себя мыслями, что ему это тоже не нравится. Со мной ведь он не держится так тихо. Думаю об этом и тут же сама себя ругаю.

Ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!

Мне не хватает элементарной концентрации, чтобы оглядеться и оценить реакцию остальных. Я вязну в своих эмоциях и ощущениях. Стараюсь вовремя вдыхать и выдыхать. Просто оставаться в сознании.

Но самое ужасное происходит дальше. Дыхание Тарского постепенно утяжеляется, и я понимаю, что он приближается к разрядке.

Мое тело становится ледяным и одновременно влажным от выступившей перед этим испарины. В голову ударяет кровь, распирая болью череп. Особенно в висках давит, словно в попытке разнести черепушку в щепки. К горлу подкатывает тошнота. И глаза, отказываясь выполнять команды горящего сознания, словно сами собой открываются.

Боже… Ничего хуже со мной никогда не происходило.

Нора глотает сперму Тарского. Со смехом собирает то, что в процессе пролилось из ее распухшего и покрасневшего рта. Смачно облизывает губы.

— Ты вкусный, — говорит с придыханием.

А во мне что-то умирает.

Тарский останавливается у выхода, чтобы придержать для меня дверь, и я, так и не подняв на него взгляда, шагаю через порог адовой «Комнаты желаний». Ледяной порыв ветра обдает мои горячие щеки холодом, но отнюдь не остужает их. Вызывает лишь жгучее покалывание кожи.

В каком-то коматозном оцепенении двигаюсь в сторону машины, а добравшись, понимаю, что не вынесу этой поездки.

Не хочу находиться с Гордеем наедине. Не хочу смотреть на него. Не хочу ощущать запах. Кажется, любая близость с ним меня сейчас способна убить.

— Отпусти меня сегодня с Элизой, — выпаливаю первое, что приходит в голову. — Она давно приглашала погостить.

Глаз не поднимаю, но периферийно улавливаю, что родня Тарского замирает вместе с ним, так и не дойдя до машин. Рискую взглянуть на блондинку, отношения с которой, если не враждебными, то лишь нейтральными можно назвать. Никак не дружескими. Она в этой чертовой «Комнате желаний» тоже пострадала. Читаю в треснувшей маске ее обычно невозмутимого лица боль, огорчение и жалость. Последняя адресована мне, Екатерине Волковой — какая дикость. Только внутри все уже переломано, чтобы как-то реагировать еще и на это.

В другой раз Элиза бы наверняка отвергла мою ложь. Сейчас же молчит, позволяя несуразной выдумке окрепнуть и превратиться в правду. Я же окончательно убеждаю себя, что мне плевать на то, как именно она ко мне относится. Лишь бы свалить подальше от Таира. И когда Элиза переводит взгляд на него, мое сердце в ожидании ответа колотится с такой силой, словно озадачилось выработать энергию для электроснабжения всей Европы. Каждый уголок тела этим стуком забивает. Каждый миллиметр кожи электризует.