Не отступать и не сдаваться. Том 1. Том 2 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 49

Лицо же соперника впервые обрело живые черты. Лысый череп блестел, как шар, перебитый нос почуял добычу. Он посмотрел на мою руку и все понял. А затем торжествующе улыбнулся.

Это была катастрофа. Противник понял, что у меня травма руки. И не собирался давать мне спуску. Я тут же ощутил последствия.

Весь остаток раунда Мазуров гонял меня по рингу. У него только кнута в руках не было, для того, чтобы все выглядело убедительнее. Вместо этого он работал перчатками.

Мне пришлось поменять стойку на правостороннюю, потому что он старался нет-нет, да задеть мою кисть. Причем делал это незаметно, на грани, чтобы не причинить мне совсем сильную боль.

Я же вертелся, как уж в кипящей воде, чтобы уйти от его ударов. Пару раз мне удалось сделать это только благодаря удаче. Худяков в моем углу охрип от криков.

— Двигайся, что ты стоишь на месте? — орал он на весь дворец. — Ты заснул, что ли, Рубцов?

От окончательного поражения меня спас удар гонга. Тяжело дыша, я вернулся в свой угол. На ликующего Мазурова смотреть не хотелось. Вместо этого я поглядел на Лену.

Девушка сидела расстроенная. Губы поджала, щеки пылали. Ей явно не по душе происходящее на ринге.

— Если ты хочешь, я выброшу полотенце, — прошептал Худяков. — Ты можешь остаться без руки, неужели не понимаешь?

Я покачал головой. К нам подошел один из судей и врач.

— У вас все в порядке, Рубцов? — спросил судья. — Такое впечатление, что вы травмированы.

Худяков промолчал, а я сказал:

— Все в порядке, товарищ. Мое поведение это часть нашего тактического плана.

Судья, высокий смуглый мужчина, нахмурился.

— Вы специально вводите соперника в заблуждение? Это не совсем спортивно. Деритесь достойно или мы будем вынуждены снять вас с турнира. Пока что вам предупреждение.

Они с врачом отошли, а Худяков покачал головой.

— Мы эдак еще и с турнира вылетим. Ты вовлекаешь меня в дурацкие авантюры. Если этот раунд пройдет также, я выброшу полотенце.

Я посмотрел в сторону Мазурова и тут же отвел взгляд. Противник не отрывал от меня глаз, будто пытался загипнотизировать. Уверен, что победа у него в кармане.

Когда объявили о начале третьего раунда, я схватил Худякова за руку.

— Не надо сдаваться. Это для меня неприемлемо. Вот увидите, этот раунд пройдет по-другому.

Худяков нахмурился.

— Довольно уже я слушался тебя. В этот раз я сам могу принять решение. Повторяю, если все будет плохо, то я…

— Все будет отлично, — заверил я и сунул капу в рот.

Мы встали в центр ринга и рефери объявил о начале поединка. Мазуров улыбался краешком рта. Толстые ноздри хищно раздувались. Он представлял себя гончей, загнавшей кролика.

И как только рефери отошел, я тут же ударил его левой рукой. Длинный прямой в голову, почти не защищенную. Мазуров совсем не ожидал этого и джеб прошел на отлично.

Развивая успех, я добавил боковой в голову, уклонился от его контратакующего удара и снова ударил левой, на этот раз в корпус. В районе печени. Туда, где он опять не ждал.

Причем ударил жестко и резко. От души, со всей силы. Не жалея себя.

Мазуров охнул и согнулся от боли. Я продолжил атаку и послал добивающий в голову. Своим правым хуком, почти что моей «визиткой».

Последующее падение противника на настил заставило зрителей задохнуться от счастья. Мои болельщики радостно закричали. Я улыбнулся им и отошел в угол. Рефери начал отсчет.

Я ждал в углу, стараясь не выть от боли. Ни в коем случае нельзя показывать, что у меня дико болит рука. Что ее разрывает жесточайшая боль.

Если бы я был в одиночестве, а не на ринге, под взглядами толпы, то просто свалился бы наземь, скорчившись от адской пытки. Но нет, все, что я мог себе позволить, это только слегка прижать кисть к себе и приветливо улыбаться людям.

Мол, смотрите, все отлично! Это часть задуманного плана. И стоять, стоять на месте, не падать, не валиться. Лена отчаянно хлопала мне в ладоши. За это я готов простить все ее капризы.

Чуда не состоялось. Несокрушимый Мазуров поднялся, не дожидаясь конца отсчета. Кивнул рефери, поднял перчатки к подбородку, встал в стойку.

Кинул на меня полный ненависти взгляд. Теперь он думает, что все это я сделал специально. Заманил его в ловушку. Ну, давай, по крайней мере, ты теперь будешь опасаться моей левой.

Мы снова сошлись в схватке. Я снова поменял тактику. Я работаю на ближней дистанции, но двигаю корпусом.

Руки наносят боковые удары. Левая обычно промахивается. Правая бьет. При этом я кое-как ухожу от ударов Мазурова. Все выглядит так, будто мы вошли в самое жестокое соприкосновение на этом турнире. В самый быстрый обмен ударами.

Зрители в восторге, они кричат и улюлюкают. Свистят, как в цирке. Как в Колизее, две тысячи лет назад. Не хватает еще, чтобы они опустили большой палец вниз, приказывая нам убить друг друга, как гладиаторы.

Меня спасает то, что обычно Мазуров работает на средней дистанции. Ему не хватает времени, чтобы замахнуться и вонзить в меня свои ужасные свинги.

Мои удары чаще достигают цели. Его реже, но зато они мощнее. Я понимаю, что если пропущу хоть один, то…

Бац! — меня как будто лягает конь. Копытом, в голову, в район лба. Я едва успел ударить сам в ответ. Попал противнику в лицо, очень сильно, но недостаточно для нокаута или даже нокдауна. Мазуров отходит чуть назад.

Но поздно. Теперь я потерян, откидываюсь назад и с трудом удерживаюсь на ногах. Еле-еле удерживаю равновесие. Перед глазами взрываются фейерверки.

Что такое, почему он не продолжает атаку? Ведь я беспомощен, как перевернутая на спину черепаха.

Передо мной происходит какая-то суматоха. Тряхнув головой, я вижу, что рефери стоит рядом с Мазуровым, а еще на ринг лезет медик в белом халате. Лицо соперника: глаза, перебитый нос, толстые губы, все залила кровь.

Я окончательно прихожу в сознание и вижу, что зрители перестали кричать, бой приостановлен, а медик осматривает лицо Мазурова. Смывает кровь, но она течет снова и снова.

Ага, ясно. У моего противника сильнейшее рассечение брови. Кровь льется рекой. Врач напряженно осматривает его, потом что-то говорит рефери. Тот машет руками, подходит к судьям.

Я стою и жду окончания их совещания. Наконец, судья объявляет исход боя. Это все. Мазурова снимают с поединка из-за рассечения брови. Как я понял, по существующим правилам, я единственный, кто остался в строю и поэтому я выиграл соревнования.

Рефери поднимает мою руку, а взбешенный Мазуров что-то кричит из своего угла. У него отняли победу и присудили мне.

Первым делом, среди кричащих зрителей, в глаза мне бросается директор нашего техникума. Он стоит на месте и беззвучно аплодирует мне. Надо же, я все-таки победил.

Согласен, победа получилась жидкая. Несправедливая. Недаром Мазуров чуть ли не набросился на судей с кулаками. Его понять можно. Он ведь должен был взять этот приз, а не я.

Однако, если учесть, что у меня была травма, результаты вполне неплохие. Сначала судьи тоже смотрели на меня прохладно, но когда мое увечье все-таки выявилось, я вынужден был придумать, что сломал руку прямо там, во время боя. И после этого судьи значительно подобрели.

Ну, а как же. Теперь меня окутывал ореол мученика. Я сражался стойко и несокрушимо, несмотря на травму. Правда, памятуя о том, что рано или поздно может всплыть мой визит в травматологию, я придумал дополнительную небылицу:

— Я еще вчера повредил руку на тренировке. Сходил к врачу, не обратил внимания на диагноз. Рука не болела. А сегодня во время боя вдруг почувствовал сильную боль. Но решил не прерывать поединка, а продолжил его.

Один из судей, тот самый, что подходил ко мне во время перерыва вместе с врачом, строго спросил:

— Почему вы не сообщили об этом факте? Вы понимаете, что поставили под угрозу соревнования? Мы могли понести наказание, вполне заслуженное, за то, что не доглядели за вашей травмой.