Вестник (СИ) - "Greyser" - Страница 21

— Почему?

— Живучих людей среди гражданских мало. Да и умирая передо мной никто не улыбался. Ну, если их ждёт смерть в первый раз.

— Это был ангел?!

— Да, что б их. А так как они любят кучковаться в пределах одного города, вариантов не оставалось. Мне нужно было узнать, где остальные.

— И?

— Я не хочу описывать детали, вывернешься прямо тут. Единственное, что я дополню: хренов Бенини признался, куда идти. Правда, признавался так долго, что единственным, что оставляло его жизнь висеть на волоске буквально и не только — был его…

— Я понял.

— Подвесил его, как свинью. Мне было начхать, куда та скотина попадет, её отсутствие здесь было намного важнее. Мне был сказан адрес. Бани. Температура всего на пару градусов ниже, а им уже слишком холодно на бренной земле, вот и суются в места, где можно погреться. Охранники не стояли на пути, они лежали с пробитыми головами, потому что пытались в меня выстрелить. А внутри…

— Всё так плохо?

— Притчу о Содоме и Гоморре придумывали, отталкиваясь от своих больных фантазий. Я стал тем, кто вычистил эту грязь. Иронично, не правда ли?

— То есть, девушек просто привозили туда?

— Когда последние трое выживших на моём пути шли ко мне, бесформенная масса из останков лежащих вокруг, словно веревки, обвязала их ноги, и втянула тела в пол так, что выбраться они не могли. Одному я вломил челюсть глубоко в череп, другому пробил глаза и сорвал его виновную голову, а третий… Третий заскулил, пока я бил его этим «крепким» орешком. Рядом стояли пойманные девушки. Около семи, если память мне не изменяет. Я их выгнал, а сам обыскал несколько тел. У парочки были записные книжки. Список пропавших сходился на последних. Они воровали их, чтобы сделать своими рабынями.

— У этой истории же был хоть какой-то конец?

— Да. Был. Дело закрыли за ненадобностью.

— Почему?

— Вроде бы 6-го… Да, 6-го числа в полицию пришла стопка писем, адресованных неким монастырём. Отправителями оказались похищенные. Пол сотни разнопочерковых посланий, что должны были успокоить. «Нам хорошо, пусть также будет и вам.».

— Это же хорошо?

Стефан засмеялся. Его смех был пропитан отчаянием.

— Конечно, это хорошо. Когда в письмах не бывает ошибок. Три из них неправильно написали свою фамилию, одна ошиблась адресом. А у тех, что нашел я, у каждой исчезли воспоминания за последний месяц. На все вопросы они отвечали про отпуск в честь праздника Святой Марии.

— А как же потасовка в бане? Куча трупов никого не побеспокоила?

— Доказать мою правоту удалось. Я оборонялся. Разбросанные кишки приняли за результат перестрелки. Зачинщиков никто не приписал к делу о пропаже. Книжки доказывали, что девушек хотели выкрасть и только.

— Значит, лавку никто не закрыл?

— Именно.

— Боже…

— И ты всё ещё считаешь, что это лучший момент для такого слова?

— Нет. Т-то есть, прости. Я понимаю тебя, это страшно.

— Да если бы вы хоть на долю меня понимали, то объяснять бы вам этого не пришлось.

— Так ты решил бросить это дело?

— Никогда. Я бросил искать пропавших котов, но это… Это нельзя бросать. Я ищу их. И нахожу. Это моя цель. Докун, когда мы с ним встретились, позволил мне вернуться сюда, дабы координировать его действия. Он думал, что путешествия ему даются гораздо быстрее, чем «вспыльчивому немцу».

— Говоря насчет Докуна. Он говорил, что ты знаешь, что делать со всем этим. Как это решить.

— Я тоже так думал. Пока вы не принесли пулю.

— Она что-то меняет?

— Извини, что приходится читать вам лекции…

— Ничего, я хочу понимать, что происходит.

— Людям известно о нашем существовании. Было, по крайней мере, ещё с незапамятных времен. О нас рассказывали наши начальники. Клевета это или клеймо, считайте как хотите. Но в итоге, люди хотели нас уничтожить.

— Не думаю, что у них получится.

— Вам известно о первых, Всадниках?

— Да, мне проводили легкий ликбез.

— Каждый имел безграничные возможности и силу. Если вы думаете, что мы или наши крылатые соперники непобедимы, то лучше вам сейчас изменить своё мнение. Также, каждый из Всадников имел знак своей силы, своё оружие. Мифы слагали и до, и после появления их, поэтому совпадения находятся в рукописях до сих пор. И если известнейшим среди Всадников был Сиз, жнец нашей общей знакомой, то Ровос был самым жестоким. Под его началом бились тысячи тысяч и столько же умирали. Меч приносил смерть его врагам, который тот никогда не отдавал. Дестралир. Уничтожитель. Упоминания о нем есть, но источники пропали давным-давно.

— Хочешь сказать, что его нашли? Но как?

— Мир меняется, Роджер Тревис. Всадники успели натворить дел, отчего сгинули, оставив свои тела здесь. Дестралир, как и оружия других, остались тут. И найти его возможно.

— Но причем здесь пуля?

— Никто не будет носить здесь меч. Поэтому, видимо, его раскололи, а осколки поместили в боеприпасы.

— Значит, нас теперь можно просто расстрелять?

— Да, но это же меч, при том небольшой. Был бы я на их месте, экономил их как только можно.

— Как хорошо, что ты не за них.

— Но из-за этого… Я вынужден отказаться от задумки.

— Почему?

— Мы собирались пнуть под задницу Брина. В их иерархии есть тот, кто в отличие от других поддерживает с ним связь. Апостол. Он мог бы помочь нам связаться с остальными.

— И что мешает это сделать?

— Теперь нас могут просто зачистить. В лоб пройти не удастся. Попытаемся, просто потеряем своих, а мы и так в меньшинстве. Оставшись здесь будет хоть небольшой шанс удержать их.

— Шанс? Ты думаешь, что сдавшись, у нас будет шанс? Перед нами стоит зло невиданных масштабов, а ты просто хочешь отвернуться? Я думал, что добро тебе так же важно, как и мне.

— Хорошее вы слово вспомнили. Зло. Добро. Вот выйдите на улицу. Спросите любого, что такое зло и что такое добро. Все такие умные, рассказывают о том, что нет определенно хороших или плохих, мир сер и тому подобное. А вы пройдите дальше по улице. В более тёмные её углы. Когда заточка какого-нибудь бомжа будет в ваших кишках, будете ли вы думать о том, какой он добрый?

— Серый, значит? Ты говоришь, что это слово везде причитается? Но ты не понимаешь его сути. Мир серый не потому, что в этой кутерьме барахтается слишком много и хороших, и плохих. А добро и зло есть, как бы кто не считал. Эту меру ты чувствуешь только насчёт одного человека.

— Ну уж извините, но среди тех преступников, убийц и уёбков, которым чужда личная свобода, я находил только крылатых.

— А что если есть другие?

— Да какое мне вообще должно быть дело до них? — ожесточенно возгласил Стефан:

— Посмотри вокруг! Девушек насилуют ангелы налево и направо, промывают им мозги и отправляют хрен знает куда. Пичкают их пылью. А хреновы дельцы пыли всегда скрываются от полицейских. Не удивительно, пыль-то ангельская!

Немецкая речь стала ниже, накапливая в себе страдания:

— Ты воешь об нависшей угрозе, хочешь ринуться в бой, но неужели ты не видишь этих проблем? Их нельзя просто так оставить. Мы здесь благодаря мудиле в белых простынях, который хочет уничтожить весь грёбанный мир, но разве он понимает, к чему это приведет? Я понимаю. И смерть столь большой гнили вряд ли есть что-то плохое.

— Разве это решение? — спокойно, словно отстранённо спросил Роджер:

— Ты хочешь съесть весь сыр, чтобы крысе нечего было воровать? Послушай, мир не изменить такими действиями. Допустим, всё пойдет по твоему плану, но, думаешь, что в Седалисе всё наладится? Мы как были изгоями, так и останемся ими, помяни моё слово.

Стефан невольно хмыкнул.

— Мы посланы сюда не по решению грёбанного Сентинеля, а вопреки ему. Так что сделав его дело за него вряд ли сделаешь что-то к лучшему, — Тревис встал с дивана и направился к выходу:

— Я не собираюсь тебя звать с собой, если ты против. Я хотел просить у тебя помощи, а не требовать её. Докун отдал жизнь, чтобы мы встретились. Похоже, его жертва была напрасной.