Высокое Искусство (СИ) - Николаев Игорь Игоревич - Страница 1

Категорическая и всемерная благодарность:

Моему дорогому отцу, ценой здоровья протащившему семью через «святые годы».

Михаилу Денисову, за неоценимую и незаменимую помощь в проработке мира, религии, деталей быта и других вопросов.

Флику, за отличные иллюстрации

«Котикам или смерть!» — они знают, за что

Вадиму Сеничеву и Александру Зелендинову за видео-уроки и полезные заметки по теории и практике фехтования.

Илье Мостовых и Андабатту за поддержку в труднейшие дни.

Михаилу Рагимову, за вычитку и советы по оружию.

Моим читателям и комментаторам на АТ, которые регулярно напоминали мне о том, что мир Ойкумены для них важен и ценен.

О.А., которой больше нет с нами…

Песок арены всегда источает смрад. Бретер повидал немало ристалищ на своем веку, не сказать, чтобы длинном, однако весьма продолжительном для такой профессии. Большие и малые, круглые, прямоугольные, добротные каменные постройки, деревянные срубы на скорую руку и просто огороженные веревкой площадки. Все они — за исключением только что возведенных — смердели.

Немудрено, когда месяц за месяцем, год за годом на песок проливается кровь и валится требуха. Песок согласно стародавним обычаям положено менять, но это дорого, так что слуги ограничиваются подсыпкой нового, с ближайшей речки. Проходит месяц, затем другой, третий — и новенькая арена пропитывается особым запахом. Он почти неощутим для публики, разве что в самые жаркие дни лета, когда солнце прожаривает землю до самых глубоких корней. А вот бойцам известен хорошо.

Этот запах, трудноуловимый, неописуемый, ни на что не похожий — первое, что встречает поединщика, когда он ступает за невидимую завесу, отделяющую мир живых от арены, где властвуют сталь и смерть. Зачастую он же — последнее, что боец ощущает в жизни. Бретеры не слишком часто гибнут на аренах, обычно их жизнь заканчивается в городских переулках, где вместо песка истертый камень мостовых. Но случается разное.

Дуэлянту[1] не хотелось, чтобы его жизнь закончилась сегодня, именно здесь, но для этого требовалось очень сильно постараться. Можно сказать, вывернуться наизнанку, и все равно требовалась помощь Пантократора. Боец машинально осенил себя священным знаком, прошептал одними губами короткую молитву, обращаясь к Атрибуту войны. Быстро перебрал в уме святых, выбирая, кого можно было бы попросить о заступничестве перед божественным ликом в подобной ситуации. Не нашел и подумал, что божеству в конце концов виднее, каким образом помочь нерадивому бойцу.

Без привычной тяжести кольчуги или хотя бы кожаного жилета тело казалось голым, это было неприятно и нервировало. Мелкая дрожь пробежала вдоль позвоночника, перескочила на плечи, заставила приподняться волоски на руках. Бретер провел левой рукой вдоль обтянутой кожей рукояти сабли. Повинуясь наитию, зажал клинок под мышкой и, помогая зубами, быстро стянул плотно обтягивающие перчатки. Немного проиграл в защите, немного выиграл в управляемости оружия. Второе сейчас нужнее. Бретер сунул, было, перчатки за пояс, затем просто кинул на землю, утоптанную до состояния камня. Если все закончится хорошо, после можно будет поднять. Если нет … тогда ему точно не понадобятся перчатки, пусть даже самые новые, из лучшей кожи.

Быстрый взгляд на противоположный конец восьмиугольной арены, где вальяжно прохаживался, время от времени эффектно помахивая клинком, противник. Несмотря на давнюю традицию оставлять поединщиков наедине друг с другом и ареной, молодого бонома окружило не меньше десятка слуг и клиентов. Ободряющие, восторженные, обещающие быструю и легкую победу. Сулящие почет, уважение и славу после боя. Готовые передать романтическую записку и принести ответ (или в обратном порядке), потому что женщины любят победителей, а на трехярусных ложах нынче собралось немало девиц из хороших семей. Которые (девицы, не семьи) были бы рады пообщаться с торжествующим победителем. Не сейчас, а ближе к вечеру, когда факелы и свечи бросят на сумрачные стены замка романтические тени, скрывая то, чему лучше быть скрытым от сторонних взоров.

Убийство и смерть пьянят, разогревают кровь лучше любого вина, лучше самых экзотических наркотиков с Острова и Пустошей.

Бретера, разумеется, никто не окружал. А если кто-нибудь и желал ему победы, то в самой глубине души. Не сказать, чтобы это как-то особенно мешало, боец привык драться без условностей и одобрения, ради победы и результата. И все равно … сейчас он не отказался бы увидеть хоть один ободряющий взгляд.

Было тихо, неестественно тихо. Лишь поднимался над ложами тихий говор, почти незаметный, как шелест ковыля под утренним ветерком. Публика слишком степенная, слишком высокородная, здесь каждый с детства воспитывался в осознании, что настоящая человечность подразумевает ледяную выдержку, умение сдержать в узде любое чувство, хотя бы внешне. Открытое, публичное проявление страстей — удел низов, которые никогда не поднимутся выше свой полуживотной природы. Холодные лица, похожие на восковые маски, плоские невыразительные глаза, элегантные позы и скупые движения, каждое из которых рассчитано на стороннего зрителя и самого пристрастного критика. И слуги под стать хозяевам. Забавно, почему именно прислужники обычно имеют рожи еще более надменные, чем у хозяев?

Театр кукол.

Бретер позволил себе скупую ухмылку, подумав, что аристократическая сволочь, собравшаяся поглазеть на его убийство, имеет за плечами от силы три-четыре столетия высокородства. Ведь почти вся настоящая аристократия не пережила Катаклизм. Будучи плотью от плоти Старой Империи, она оказалась погребена осколками погибшего мира. Насколько мог судить мастер клинка, в богато украшенных ложах не имелось ни единого полнокровного члена двадцати двух семей приматоров, истинных правителей мира.

А еще там наверняка сидит она и смотрит. Смотрит, как все, сохраняя на лице выражение легкой скуки, негромко переговариваясь со спутниками о погоде, светских новостях и сплетнях, которые достаточно безобидны, чтобы обсуждать при свидетелях. Прячет глубоко в сердце истинные чувства и намерения. Интересно, желает ли она ему победы? Или надеется, что родственник отправит наглого выскочку в ад, к Эрдегу?

Бретер ухмыльнулся еще шире — и согнал с лица кривой оскал. Нельзя терять концентрацию, ни на мгновение. Он многое знал, многое умел, дрался против одного и со многими, в одиночку и плечом к плечу, бился с бездоспешными воинами и настоящими «бронелобами». У бретера за плечами осталось неплохое личное кладбище, где каждая могила могла бы поведать горестную историю о скоропостижной смерти от руки бойца, которого некоторые уже называли лучшим воином в своем поколении, вторым после великого Венсана Монгайяр, Лунного Жнеца. Но этот бой обещал стать особенным и первым. Хотя бы потому, что бретер не мог убить соперника.