Гуль. Харизма +20. Том 1 (СИ) - Крымов Илья - Страница 6

Итак, у Единого Человечества появляется всё больше проблем. Некоторые системы скатываются в техноварварство и трубят о своём желании отложиться от Единства и самостоятельно контролировать рождаемость, всё смелее вступают в конфликты с метрополией. Разумеется, их регулярно подавляют, а правда по мере сил замалчивается, но запретить людям думать не также легко, как подавить бунтующую планету. Это и многое другое порождает неудобных индивидов, — тех, чей социальный рейтинг уходит в глубокий минус, и кого нужно изолировать от общества, чтобы не распространялись опасные идеи.

Как правило «минусами» становились военные преступники из числа бунтовщиков; сексуальные девианты, неспособные держать свои кинки (отклонение от сексуальной нормы, сиречь, фетиш) в узде; редкие умалишённые и, разумеется, так называемые инфо-террористы. Этот термин Анкрец придумал сам и нарёк им таких как я, — людей, любыми путями добывавших правду о настоящем положении дел. Свобода слова приравнена к терроризму в нашем просвещённом настоящем.

Как бы то ни было, число преступных элементов растёт и с ними надо что-то делать. Идеалы гуманизма, помогшие создать во времена расцвета человечества совершенное общество, теперь играют против лидеров этого самого общества. Они запрещают смертную казнь или пытки, оставляя две законные меры воздействия: ссылку на дальние рубежи, или заключение на тюремном мире. Пятьсот лет назад эти варианты были применимы в той или иной мере, но сегодня даже они мало соответствуют реалиям.

Нет больше труднодоступных и незаселённых планет для ссылки, а из всех тюремных миров продолжает функционировать лишь Ион. Да и тот служи больше памятником успехам правительства, не тюрьма, — агитационный проект, почти музей. Ион открыт для наблюдения всех желающих, и, если количество признанных преступников начнёт бесконтрольно расти, на это сразу же обратят внимание. Анкрец может сколько угодно хранить невозмутимость, отвечая на вопросы о бунтах, моральной деградации, ложном целеполагании, но люди видят, люди думают. А потому, если Правительство не может дать Единству новую цель существования, то нужно придумать новый способ карать.

В своё время проект «Новый Мир» стал решением многих проблем. Создатели предоставили триллионам сограждан новое пространство для исследования и покорения. Одна за другой системы получали автономные технические парки и уходили из настоящего мира в выдуманный, а пока они забавлялись там, — не могли быть проблемой здесь. Теперь же Анкрец разрабатывал способ использовать виртуальный мир в качестве тюрьмы. Он даже не нарушал буквы каких-либо законов, потому что правовая база не проработана достаточно глубоко. Только права свободного волеизъявления личности страдали.

И вот я здесь, загружен в мир фантазий Ледо Нифтара, заперт внутри какого-то безмозглого некрофага, вынужден следить за тем, как он крадётся впотьмах от могилы к могиле, прячась и задерживая дыхание. Браво, Анкрец, надеюсь, ты ликуешь.

Наконец источник трупной вони был найден; тело залегло под каким-то кустарником и тихо следило за тем, как меж надгробий двигался гуманоид. Он напоминал того, что встретился в прошлый раз, но не вполне. Этот был крупнее, хотя и казался тощим; мертвенно бледный, сутулый, с выпирающими рёбрами и позвонками. У него была узкая вытянутая голова, через темя проступал сагиттальный гребень, изо рта выпирало множество острых зубов, а ещё были когти, — настоящие, острые, крючковатые когти, которыми он крепко вцепился в добычу. Бледный гуманоид тащил почти половину человеческого трупа, уже несвежего, на солидной стадии разложения, но до чего же аппетитно воняла эта падаль.

В желудке громко заурчало. Бледный замер, прислушиваясь, пригнулся, потом бросил добычу и унёсся на всех четырёх за дальние надгробья. Несколько минут тело беспокойно сопело, глядя на труп с вожделением. Я брезгливо прикоснулся к разуму, управлявшему нами, закричал, что это уловка, что он не вправе быть таким субстанцем, но всё оказалось тщетно. Ведомое желудком, тело подобралось к добыче. Не успело оно вонзить зубы в мясо, как бледный выступил из-за ближайшего надгробия.

Он наступал, широко разведя длинные руки, рот неестественно широко открылся, так что слюна стекает по подбородку. Тело испугалось до полусмерти, рвануло в сторону, однако, бледный был намного быстрее, когти вонзились в спину, а потом, сразу же, на шее сошлись десятки острых зубов. Я беззвучно кричал, пока моя передвижная тюрьма пыталась вырваться.

///

И вновь я в молочной дымке. То тут, то там возникают неясные фигуры, о чём-то говорят, приглушённое эхо метается из стороны в сторону. Среди всего этого я уловил необычно чёткий голос:

— Эй! Есть тут кто-нибудь?

Я поспешил к нему, прошёл достаточно далеко, пока за молочной дымкой не появился чёткий силуэт. Женщина стояла в тумане, высокая, изящная, но лучше рассмотреть не удалось.

— Эй?

Она повернулась ко мне, повторила:

— Эй?

— Вы меня слышите?

— Не уверена. Возможно ты — ещё один голос в голове. Ты голос в моей голове? Какой-то незнакомый.

— Я по обмену, из другой головы.

— Правда?!

— Нет. Вы знаете, где мы находимся?

Она молчала некоторое время.

— Я попадаю сюда, когда умираю, — сообщила незнакомка, — каждый раз.

— Вы понимаете, что находитесь внутри «Нового Мира»?

— Да, разумеется! Меня сюда засунули… те люди. Я недавно выбралась из пирамиды… Ты точно не голос в моей голове?

— Послушайте… как вас зовут?

— Лиззи. Но ты можешь звать меня Лиззи.

— Очень… приятно? Лиззи, где вы находитесь?

— В этой странной белой штуке, как и ты. Ой! В смысле, где я нахожусь, когда не мертва?

— Да.

— Он держит меня в клетке, ставит какие-то опыты, и я раз за разом у…

Дымка сгустилась и всё пропало.

Обоняние, осязание, слух. Я открыл глаза и почувствовал прохладу земли под телом. Тусклый свет, серый туман, поросшие какой-то зеленью надгробные плиты. Анкрец выбрал мне весьма унылое место обитания. Как мелочно с его стороны.

Я приподнялся осторожно, замер, приготовился. Примитивный разум вырвался откуда-то из глубин, но на этот раз я был готов и вцепился в «панель управления» всем своим естеством. Нет, достаточно тебе, субстанц, бездарно подыхать! Если я обязан чувствовать боль, то я же и буду принимать решения! Пошёл вон, я смогу защитить и обеспечить нас лучше, чем ты когда-либо мечтал!

Это было тяжело, сгусток примитивных инстинктов рвался снова всё изгадить, снова сделать из меня зрителя, который мог лишь безмолвно страдать. Не согласен!

Хозяин тела, хватавшийся за меня, вывший, визжавший, душивший, получил удар под дых. Мы сцепились внутри дрожащей оболочки, которую мотало по земле, это была борьба воль, но чувствовалось будто я сам стал примитивным животным, и отстаивал своё право на существование. Я был зол и голоден, вероятно, впервые в жизни голоден по-настоящему, и это прибавило злобы. Я кусал и рвал этот комок поведенческих паттернов, загоняя на глубину, туда, где раньше сидел сам. Я заставил его отступить, но продолжал терзать и вдавливать, пока сопротивление не сломалось полностью.

Внезапно по голове ударило как при взрыве гиперзвуковой боеголовки, я схватился за уши, не помогло.

«Внимание! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА!!! Внимание! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА!!!

Нарушено Правило Семидесяти! Протокол «Пенитенциарий» переходит на ограниченное функционирование!

Внимание! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА!!! Внимание! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА!!!»

Как только боль прошла я осмотрелся иным взглядом. На периферии зрения появились небольшие иконки, пиктограммы, разноцветные полоски в аккуратных рамках. Интерфейс. О вселенский генератор случайных чисел, я никогда не думал, что буду так рад видеть игровой интерфейс!

Он занимал немного места, оставляя самый широкий обзор, иконки становились ярче и чётче, когда на них сосредотачивалось внимание. Я выбрал ту, что имела пиктограмму схематичного человеческого силуэта — «Персонаж» — и обзор заняла своего рода допотопная раскрытая книга. На одной её странице, в высокой рамке было изображено уродливое гуманоидное существо, подпись гласила: «тощий гуль, 1 уровень». На соседней странице была разлинована таблица, в которой столбцом перечислялись так называемые Характеристики: