Танкист-1 (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 30

Опять же, есть и обширные участки где траву подъели стада животных. Тут скотоводство развито хорошо. А тогда уж видно и на километры. Как раз на такой участок они сейчас и выехали, перейдя на шаг. Лошадь не может все время бежать. Рысь нужно постоянно чередовать с шагом.

— Батя, а чего мы не дождались ночи? — спросил Виктор.

На рысях особо не поговоришь, а вот теперь можно. Опять же, чувство вины перед отцом, за крамольные мысли, за блуждающие в душе чувства и за пробегающий по телу холодным ознобом страх.

— Так ить сегодня же в ночь спецназ пойдет на эту сторону. А чего ребятам за зря рисковать. Опять же, если повстречаем их, то может статься и так, что пленника у нас отожмут, и поставят его пленение себе в заслугу. Я ить рассчитывал, что с них получится взять весь потребный тебе опыт. Но вот, не вышло. А значит нужно будет добирать. А для того, вся заслуга должна оказаться только нашей. Тогда уж Трифонович расстарается, — словоохотливо объяснил отец.

До этого мгновения мрачный как туча, он тут же преобразился. Явно тяготился отстраненностью Виктора, и резко изменившимся к нему отношением. Любил он сына. Всех детей любил. И в жене души не чаял. Через них ушел со службы и осел на земле. Через них ни разу не помыслил о том, чтобы отправиться искать счастья на Колыме, хотя и ни раз ловил себя на такой мысли. Тесно было его душе в домашней клетке. Но любовь к своим оказалась сильнее.

Одна у него была отдушина. В зиму уходил на промысел пушного зверя. Выслеживал медвежьи берлоги и брал косолапых в одиночку. Не убивая спящими, а выманивая их наружу. Охотился за кабанами, и отстреливал волков. Но все это не то. Со вчерашнего вечера его буквально трясло от нетерпения. Сегодня же он всем своим существом ощутил столь желанный огонь струящийся по жилам. Пусть и продлилось это недолго.

Вот только этим самым он оттолкнул сына. И в полной мере сознавал это, боясь как бы тот не отрекся от отца, увидев другую его сущность. Звериную. Ту, которую он всегда прятал от близких. А потому когда сын заговорил с ним, для Антипа это явилось светлым лучиком, пробившимся сквозь мрачную тучу. И он тут же ухватился за него, как утопающий за соломинку.

— Сынок, ты опыт свой пока еще не трогал?

— Нет.

— Вот и не трож, пока не выберемся на свою сторону. Я конечно постараюсь выбить из Трифоновича все недостающее. Но кто ведает, что из этого получится. Да и трофеев наших не достанет, чтобы прикупить в банке. А там глядишь сгодится и на что более стоящее. Ить сам сказываешь, что помощь от тех надбавок выходит серьезная.

— Ну как сказать, серьезная. Вчера, когда бежали, я думал помру.

— Ну так, тяжко было, чего уж. Сколько ты отдохнул за минувшие сутки. Часа три? И ничего. Эвон каким молодцом. Об этом ты думал?

— Нет, не думал, — тряхнув головой вынужден был признать парень.

— Вот то-то и оно, — хмыкнул Антип. — Так что, работают надбавки, что ты в Выносливость вложил. Еще как работают.

— А ты как же? Ты ведь без них справляешься. И выглядишь куда бодрее меня.

— Со мной все просто. С одной стороны, у меня за плечами такая школа, что мама не горюй. А с другой, я еще на заставе выпил «балтийский чаек». Кокаин смешанный со спиртом. Бодрит так, что я еще дня два буду свежим огурцом. Оно и сон разгоняет, и усталость не так одолевает. Только потом сомлею непременно. Ну да, к тому времени мы уж выберемся. А нет, выпью еще. Вот и выходит, что ты на надбавках, а я на «чаечке», только от него вред приключится, если увлекаться. А так-то, ничего страшного. Эй, обезьяна, ты эти места знаешь, как нам не по дороге выйти к Уссури? — обратился Антип к ехавшему рядом пленнику.

Придерживаться и дальше наезженных путей довольно опасно. Соваться в степь, не зная местности, глупо. Это только кажется, что по ней можно ехать в любом направлении. Если пешком, то еще ладно, хотя лучше бы не надо. А на лошади достаточно глубокая промоина или речушка с отвесными берегами может стать серьезным препятствием, и тянутся они зачастую на многие километры.

— Я не знаю, — глядя в сторону, ответил тот.

— Это плохо. Зато я знаю, что если мы нарвемся на засаду, то ты умрешь первым. Жизней в запасе у тебя больше нет, а значит умрешь ты вконец. Чего глядишь на меня? Думаешь не сделаю этого? Решил, что если мы тебя подлечили, то ты такой важный? Ошибаешься. У меня приказ, либо доставить тебя живым, либо убить, чтобы ты не достался никому другому. Ну? Вспомнил другую дорогу?

— Туда, — кивнул пленник вправо, указывая в сторону от дороги.

— Вот и ладно, — сворачивая, произнес Антип.

И тут же перешли на рысь, уводя с собой остальных лошадей увязанных к хвостам в две вереницы. Скачка длилась минут десять, после чего вновь сменилась шагом.

— Витя, а ты чего трофейного «Барсука» под руку взял? — поинтересовался Антип.

Оно бы раньше. Но решил погодить, пока меж ними была напряженность. Теперь же вроде попустило.

— Так ложе у него привычно в руку ложится, вес схожий с «Соболем», отдачи практически нет, ну и бой у него лучше чем у «горки». Прицельная дальность триста метров, значит пуля на такой дистанции среднюю дичь взять сможет. А тогда и человеку достанет.

— «Горку» ты знаешь. А этот карабин тебе не знаком. Запомни, сынок, никогда не иди в бой с непривычным оружием. Только если выхода иного нет. А что до точности боя, то при прямых руках из «горки» и на трехстах метрах можно попасть в голову.

— Я понял, батя, — меняя небольшой и ладный охотничий карабин, на армейскую винтовку, произнес Виктор.

— Вот и ладно.

Вскоре разговор опять оборвался, так как они перешли на рысь. Вот только на этот раз скачка продлилась недолго.

— Назад! — выкрикнул Антип, осаживая и разворачивая лошадь.

Они как раз на рысях выметнулись на взгорок, и перед их взглядом предстал обратный скат. Метрах в четырехстах вилась дорога, по которой катил грузовик с солдатами в открытом кузове. Всадники уже практически скрылись за обратным скатом, когда обернувшийся Антип рассмотрел, что автомобиль свернул с дороги и покатил в их сторону.

— Спешиться! — останавливая коня, приказал Нестеров старший. — Пленного на землю и свяжи, — распорядился он, бросая повод под ноги лошади, чтобы далеко не ушла.

— Батя, уходить надо! — выкрикнул Виктор.

— Не уйдем. Тут все открыто. Нагонят на машине и постреляют, — сдергивая с луки седла пулемет, и направляясь обратно на возвышенность, ответил Антип.

Виктор выдернул нож, и полоснул по веревке удерживавшей пленника в седле. После чего не особо церемонясь с ним сдернул с седла, и начал вязать ноги. В этот момент загрохотал пулемет отца. Парень поспешил наложить путы, и подхватив винтовку побежал вверх по склону.

— Не липни ко мне! В сторону! — велел отец, когда парень залег в метре от него.

Тот молча выполнил приказ, переместившись подальше вправо, а заодно оценивая обстановку.

Метрах в ста пятидесяти от них стоял паривший грузовик. С двигателем у него явные проблемы. Через деревянный борт свисают двое убитых солдат. Еще один из распахнутой водительской двери, где нарисовано восходящее солнце на белом поле. Пассажирская тоже открыта, только там никого не видно. Может еще кто побитый есть, но так сходу не разобрать.

С полдюжины солдат рассыпались цепью. Ведут огонь по Антипу. Правда особыми успехами похвастать не могут, так как расположились по достаточно узкому фронту, чтобы он мог их качественно прижать к земле. Но достать у него их получается плохо. То и дело замирающие японцы возобновляют стрельбу.

А это что? Похоже под прикрытием машины расчет устанавливает свой пулемет. Вот уж что лишнее, так это наличие у противника столь серьезного аргумента. Виктор выставил целик на две сотни метров, приложился к винтовке, сдвинул флажок предохранителя и наложил безымянный палец на изгиб спускового крючка. Десять патронов в магазине, одиннадцатый в стволе. Вообще-то батя такое запрещает. Но Виктор всякий раз улучал момент и своевольничал.