Касание Воды (СИ) - Липарк Михаил - Страница 18

Она присела рядом с гномом и откинулась назад, найдя на противоположной стене ту же точку, в которую бессмысленно уставился возмущенный проявленным к себе недоверием гном.

— Никто не сможет открыть эту дверь. Чтобы снять последнюю печать, нужны маги всех стихий. Одновременное воздействие помогло бы тебе попасть внутрь, но, даже если ты найдешь всех волшебников такой силы, они не смогут создать здесь ничего магического, потому что вся гора состоит из трита. — Она бросила под ноги Гровину Баггзу горстку камушков. — Чтобы использовать тут чары, нужен неимоверно сильный источник энергии… А значит, тот, кто хотел скрыть от нас то, что находится в самых недрах этой горы, выбрал лучшее место. Не знаю, стоило ли нам вообще заглядывать в эти глубины…

— Как не сможем использовать чары? Ты же каким-то образом убила голема!

— Магия и староэльфийские заклинания — разные вещи. Заклинать может любой выучивший их, а магия — это способность, с которой можно только родиться. Проще говоря, ты никогда не сможешь пройти дальше… Прости.

Спустя время гном коснулся плеча чародейки, слегка напугав забывшуюся волшебницу.

— Пойдем, — сказал он, помогая ей подняться.

Ноэми послушалась, встала на ноги и теперь уже сама вела своего спутника к выходу. Далеко впереди сквозь стену воды просвечивал дневной свет.

***

На берегу озера Антакриэль смеркалось. Погребальный костер, сложенный у самой воды, был невысок и едва достигал Ноэми до пояса. Вокруг него стояли гномы, опустив свои двуручные молоты и топоры на землю перед собой и склонив головы. Факел горел в руках Гровина Баггза.

— Ты отдал свою жизнь за великое дело, Торк. Ты был послан показать нам место, в котором наш народ наконец найдет Священный Камень… — Он многозначительно посмотрел на чародейку. — Твоя миссия оказалась величайшей в истории нашего народа, и ты выполнил ее. Мы — твои братья, будем тосковать по тебе и твоим ядреным остротам, Торк. Ты всегда говорил: лучше выпейте за мои подвиги на моих похоронах, чем рыдать как последние бабы. Отправляясь в Обратный Путь, знай, что мы не рыдаем. Мы поднимаем кубки за твое возвращение в этот мир со следующей миссией.

Гровин Баггз поджег костер со всех сторон, и гномы вместе с чародейкой дождались, когда огонь разгорится, а сам Торк станет объят пламенем.

На следующее утро все покинули озеро до тех пор, пока некоторые из них не найдут способ открыть последнюю дверь и добыть своему народу такой желанный Священный Камень.

Глава 4

Конвой двигался в сторону Девичьей Горы, огибая дорогу, заваленную упавшими с горы булыжниками, и протаптывая новый путь к отрезанной от остального мира Башне Стихий.

Паладины молча миновали ставшие могилой для их братьев обломки скал. Ни один рыцарь не проронил ни слова за все то время, что они шагали от моста, ведущего через Петлю Гнома, выражая тем самым траур и свое почтение погибшим не так давно собратьям.

Заточенный в клетку из трита странник старался не смотреть на воинов, но когда невзначай бросал на кого-нибудь из них свой взгляд, то непременно ловил печальное настроение. Если бы кто-то из защитников не был верен клятве, он тут же достал бы медведя из движущейся тюрьмы и приговорил бы к смерти ровно так же, как когда-то это сделал сам медведь.

Когда конвой добрался до подножья горы, солнце уже стояло высоко и пряталось за заснеженными вершинами. Хранитель Легионов, что вел отряд за собой, остановился.

— Бр-р. — Он снял шлем и поглядел высоко наверх.

— Что прикажете, хранитель?.. — Паладин, который все это время шел следом, поравнялся с командиром.

— Ты чаще здесь бывал, Орегх. Как считаешь, остановимся на привал или успеем взойти к башне до захода солнца?

— До заката не успеем.

— Тогда разбиваем лагерь. Привал! — Хранитель Легионов повернулся к шедшим следом и прокричал еще раз: — Привал! До утра!

Рыцари и слуги принялись мельтешить по долине, расставляя палатки и разгружая продовольствие с телег. Недалеко журчала небольшая горная речушка, бегущая с самой вершины Девичьей Горы, а старательный стук молотков и топоров уже разносил глухое эхо по округе.

Когда начало смеркаться, лагерь уже стоял, а с разных сторон к небу вместе с запахом жареного мяса взлетали тонкие струйки дыма от множества разведенных костров.

Сарвилл сидел прикованный к стволу дерева и видел перед собой два начищенных до блеска панциря, чьи владельцы, облачившись в них, были оставлены на его страже.

Лагерь Ордена Защитников отличался от любого другого лагеря, в котором Сарвиллу когда-либо приходилось бывать — закованные в сталь воины несли службу даже тогда, когда у всех остальных было принято отдыхать. Рыцари не сновали туда и сюда между палатками, напевая пошлые песни и запивая их крепким алкоголем, как это было принято на привале, когда армия Дордонии отправлялась в путь; не устраивали смертельных поединков в надежде продуктивно скоротать время, заодно выявив того, кто будет командовать частью армии, как это было принято у северян; и, конечно, защитники не устраивали представлений с вылетающим из пасти пламенем, не заставляли змей изгибаться под разные мелодии и не выставляли говорящих птиц на потеху толпе, чем обычно развлекались царские армии из Южных Земель. Нет. На дорожках между палатками царил порядок. Если рыцари не маршировали, значит, они принимали пищу, если не принимали пищу, значит, чистили доспехи, если не чистили доспехи, значит, точили оружие, ну а единственным обстоятельством, переворачивающим привычный уклад, могло быть только внезапное появление старейшины и начало очередной практики по обузданию магии. Вот и сегодня Сарвилл видел Порядок, царящий в разбитом у подножия Девичьей Горы лагере Ордена Защитников.

— Смена караула, — произнес Санли Орегх, силуэт которого неожиданно возник перед двумя рыцарями.

— В одиночку? — удивился один из стражников, громыхнув железом своих доспехов, слишком резко подавшись вперед.

— В одиночку, — ответил Санли.

Стражник хотел продолжить задавать вопросы, но напарник легко ударил его по плечу, и они, синхронно стукнув себя в грудь, ушли с поста, растворившись в кутерьме расставленных на версту вперед палаток.

Санли Орегх подошел ближе к медведю и сел на ящик, освобожденный от каких-то припасов.

Несколько часов узник и его страж сидели, думая каждый о своем и наблюдая за тем, как на лагерь опускается ночь. Огни у входов в палатки зажигались один за другим, звуки тренировок сменились звуками журчащей неподалеку речки и треском горящего костра, в который время от времени прежний Хранитель Порядка подкидывал сухих веток.

— Воды?.. — Паладин протянул страннику флягу, сперва утолив собственную жажду.

Медведь промолчал, все так же бесцельно глядя перед собой. Санли Орегх разочарованно тряхнул сосуд с водой и, закупорив горлышко, положил на ящик рядом.

— Я рад, что король сохранил тебе жизнь, — спустя некоторое время заговорил он. — Мне следовало винить тебя в смерти отца… Если бы я не понимал, что виновен в ней настолько же, насколько ты.

Узник, казалось, даже не моргал.

— Я знаю, что до того, как все началось, ты не замышлял недоброго. Обстоятельства повернулись против тебя, и вот Сарвилл Кхолд, медведь из Дастгарда, обычная жертва, коих много, — Санли Орегх словно просто рассуждал сам с собой, неторопливо проговаривая каждое слово. — Как-то это неправильно, правда? Никто не делает выбор в пользу преступлений, пока что-то не загонит его в угол и он не будет вынужден поддаться этим самым обстоятельствам. Воры, бандиты, разбойники — все они преследуют одну цель — разжиться золотом и спустить его на женщин и вино. Я всегда задавался вопросом: если бы у каждого преступника было столько золота, сколько он пожелает, был ли он тем, кто он есть? Утолилось бы чувство жажды крови от избытка золота? Или все эти лишения — лишь отговорка для кровожадных убийц и клептоманов? Или все зависит от того, на чьей ты стороне? Стороне признанного людьми добра или общепринятого зла. Я убил своего отца, служа королю, король правит на благо государства, соответственно, я на стороне добра и убил во благо. Я герой. Все считают тебя отступником, и, какое бы убийство ни совершил ты: защищал ли безоружного или отстаивал честь леди, все будут считать тебя преступником априори. Где справедливость? Похоже, что ее не существует.