Читай меня вслух. Том 1 - Юркина Евгения - Страница 31

– Что-то случилось? – спросила Катя, когда они спустились по крутым ступенькам.

– Пустяки, – пискнула незнакомка, однако за этим словом скрывалось очевидное и простое «да».

Людям иногда сложно признаваться в своих проблемах, особенно если о них спрашивают прямо. Катя чувствовала, как девушка замыкается в себе, поэтому не стала докучать вопросами. Прошло несколько мгновений, которые понадобились незнакомке, чтобы рассмотреть Катю и оценить ее как собеседницу. Очевидно, Катя произвела положительное впечатление, потому что незнакомка коротко сказала:

– Меня уволили.

Слова сорвались с губ, подобно слезам: в них была и печаль, и боль, и обида, и едва уловимый страх. В воображении Кати эти слова выглядели, как две крупные слезы, оброненные при неосторожном взмахе ресниц. Интересно, как бы звучали эти слова из ее уст? «Меня уволили» – как выдох облегчения, прозрачный воздух, получивший свободу.

– О, так вы четвертый консультант?

– Бывший, – с горечью добавила девушка.

– Да не переживайте, там надолго никто не задерживается!

Катя не нашла более подходящих слов. Это на бумаге она была красноречива, а в общении часто терялась, как будто разучилась составлять предложения. Наверно, поэтому она и не любила разговаривать с людьми.

Бывший консультант недоверчиво покосилась на Катю.

– Вам повезло, что вы меня встретили. Я знаю, что вам поможет!

Брови-домики, придававшие незнакомке и без того удивленный вид, изумленно поползли вверх. Не дожидаясь ответа, Катя потянула ее за рукав драпового пальто.

Вспомнив слова Ника, она решила начать общение со знакомства, чтобы придать разговору должную непринужденность. В ответ девушка представилась Милой, и это имя идеально подходило ее хрупкой натуре. А больше она не произнесла ни слова.

Кондитерская встретилась им так вовремя, словно только что возникла на пустом месте, чтобы спасти этот разговор. Катя затащила новую знакомую в теплое помещение, пропитанное запахом корицы и кофе. Она выбрала «свой» столик в уютном закутке. Иногда, после встреч с матерью, Катя забредала сюда и могла сидеть часами, запивая горячим шоколадом вкус травяных настоев, которые мама подавала к пирожным безе. Это был не просто столик в кондитерской – Кате он казался молчаливым психологом, к которому она ходила изливать душу. Две чашки горячего шоколада оживили стол – салфетки на нем теперь выглядели уместно, а полированная поверхность отражала белую керамику блюдец.

– Горячие напитки обжигают языки, но чаще – развязывают их, – улыбнувшись и обхватив ладонями чашку, сказала Катя.

Снова наступило молчание. Катя заерзала на стуле, теряя терпение.

– Я думаю, этот столик волшебный. Расскажешь ему о своих жизненных трудностях – и станет легче. Ну же, смелее. Что произошло там, в книжном?

Глоток горячего шоколада растопил в Миле внутренний айсберг, о который разбивались все прошлые Катины слова.

– Опять на работу опоздала. – Бывший консультант всхлипнула и тут же затихла. Посидела в молчании, нервно комкая салфетку, а потом добавила: – Мне приходится сидеть с младшей сестрой. Папа работает, мама в больнице, я – единственная, на кого она может положиться.

– А у меня есть младший брат, – Катя попыталась отвлечь новую знакомую от грустных мыслей, но та снова проигнорировала реплику.

– Разве я могу оставить ребенка в такой трудный момент? Окружающие думают, что она маленькая и несмышленая, но Соня все понимает, – снова раздался горестный всхлип. Салфетка в руках Милы превратилась в жалкий смятый клочок, который она перебирала дрожащими пальцами. – Но мне нужна эта работа, потому что маме требуется лечение, а денег не хватает…

Слушая ее, Катя задумалась: о брате и маме, задавшись вопросом, чем они сейчас заняты. В эту секунду отчаянно захотелось оказаться рядом с ними, чтобы просто обнять и убедиться – у них все в порядке: Сенькины динозавры ведут себя прилежно, а мамины дежурства на линии проходят в штатном режиме и любимый чайный сервиз в полном составе… И в их уютном мирке нет места болезням, страхам и отчаянию.

В ушах Кати раздавался монотонный голос Милы, который был лишь фоном ее собственных размышлений. Она то выныривала из них, чтобы уловить суть монолога, то снова возвращалась к своим мыслям. Катя не знала, какие фразы способны утешить Милу. Она не могла подобрать нужных, а потому предпочла молчать, задумчиво потягивая горячий шоколад. Мила тоже затихла и стала размешивать содержимое своей чашки, ритмично постукивая чайной ложкой.

Катя отставила напиток в сторону. Слишком сладко. Каждый раз она оставляла половину и запивала шоколад стаканом холодной воды. Но сейчас нарушила эту традицию, чтобы не бросать собеседницу. В попытках заглушить приторное послевкусие Катя вытащила из подставки зубочистку и стала жевать ее мятный краешек. Свежесть мяты пробудила в ней желание заговорить:

– Все равно, что я скажу тебе, мои слова никак не изменят ситуацию. Важнее то, что ты сама скажешь себе, чтобы пережить этот момент.

– Возможно, ты права. – Мила пожала плечами и заправила за уши прядь темно-русых волос.

– Я точно знаю, что говорю, – со вздохом произнесла Катя, переламывая в руках пожеванную зубочистку. В эту секунду она ощутила себя слабым ребенком, чьих сил хватает лишь на то, чтобы сломать щепку. – И все-таки я скажу тебе, что все будет хорошо, потому что искренне в это верю.

Она перевела взгляд на Милу и подбадривающе улыбнулась. Губы-ниточки изогнулись, отвечая Кате.

В следующую минуту ей в голову пришла безумная идея. Подчиняясь внезапному душевному порыву, Катя пододвинула к Миле чистую салфетку и в приказном тоне, копируя манеру Дарьи, заявила:

– Пиши!

Катя устало опустилась на стул. Мелкая дрожь – то ли от озноба, то ли от усталости, – не унималась. Катя закрыла глаза, пытаясь расслабиться, но картинки и образы минувшего вечера не давали покоя.

По привычке она открыла текстовый редактор и вгляделась в курсор, надеясь с его помощью распознать присутствие Ника. Возможно, она была единственным человеком на планете, которого могло заинтересовать поведение курсора. Однако сегодня его пульсация была размеренной и самой что ни на есть обыкновенной. Она решила удостовериться, что Ника здесь нет, и написала: «Я нашла подсказки. Каков твой план?» Курсор выдал строчку символов и, с чувством выполненного долга, вернулся к своему беззаботному подмигиванию.

Ник отмалчивался. Отчего-то Катя представила его в образе ребенка, который, играя в прятки, притаился в шкафу и хихикает в ладошку. Она подумала о брате – настоящем профи в этой игре: прятался он всегда надежно и со шпионской изобретательностью. Но главное – он умел ждать. Когда любой, кто заскучал сидеть в своем укрытии, выбирался бы к водящему, Сеня усердно ждал – даже если прятался под кроватью, где слой пыли противно щекотал ноздри. Именно такого упрямого, изобретательного мальчишку и представляла себе Катя, наблюдая за тонкой линией курсора.

Игра, которую затеял Ник, оказалась сложнее, чем обычные прятки. Катя не знала ни правил, ни финала этой игры. Что ей нужно делать? Что она получит в случае победы? Задать эти вопросы было некому. Обидная вещь. Прежде, сталкиваясь с отсутствием собеседника, Катя высказывала свои мысли блокноту. Сегодня же ей не хотелось прикасаться к нему – там тоже Ник, и поделиться откровениями с блокнотом – все равно что пожаловаться на Ника ему же. Катя шумно выдохнула, словно вместе с воздухом выпуская несказанные слова. Удивительно, но помогло. Может, если лечь на диван – станет еще легче? Проверила: устало рухнула на спину и раскинула руки в стороны, изображая то ли звезду, то ли кленовый лист. Выскочившая из дивана пружина больно впилась в левую лопатку; Катя лишь ойкнула – у филологов не принято изъясняться нецензурно, даже наедине с диванной пружиной.