Две Дианы - Дюма Александр - Страница 45
- Предыдущая
- 45/142
- Следующая
– А вы не боитесь, монсеньор, что мать настоятельница…
– Она, вероятно, в другой палате. И, кроме того, не приходится выбирать перед лицом необходимости, которая может нас навеки разлучить.
Мартену пришлось лишь смириться, и он ушел, бормоча про себя проклятия.
А Габриэль, приблизившись к Диане и стараясь говорить как можно тише, позвал вполголоса:
– Диана, Диана!
Она вздрогнула, но, не освоившись еще с темнотой, так и не разглядела Габриэля.
– Меня зовут? – спросила она. – И кто меня так зовет?
– Я, – ответил Габриэль, будто достаточно было одного этого слова, чтобы она узнала его.
И в самом деле, он не ошибся, ибо Диана заговорила уже дрожащим от волнения голосом:
– Виконт д’Эксмес? В самом деле? Что же вы от меня хотите в этом месте и в этот час? Если вы привезли поклон от моего отца, как я слышала, то вы слишком медлили и плохо выбрали время и место встречи. А если не привезли, то я не желаю вас слушать… Почему вы молчите, виконт д’Эксмес? Вы не поняли меня? Что означает это молчание, Габриэль?
– Габриэль? Ну, в добрый час! – воскликнул он. – Я не отвечал, Диана, потому что заледенел от ваших слов и не нашел в себе сил назвать вас герцогиней, как вы меня называли виконтом. Достаточно уж и того, что мы с вами на «вы».
– Не называйте меня больше ни герцогиней, ни Дианой. Госпожи де Кастро здесь больше нет. Перед вами сестра Бени. Называйте меня сестрой, а я буду называть вас братом.
– Как?.. Что вы хотите сказать? – в ужасе отпрянул от нее Габриэль. – Мне называть вас сестрой? О боже, отчего вы хотите, чтоб я вас называл сестрой?
– Но теперь все меня так зовут. Разве это страшное имя?
– Ах да, да… Конечно… Или, вернее, нет… Простите меня, я безумец… Я к нему привыкну, Диана, привыкну… сестра моя.
– Вот видите, – грустно улыбнулась Диана. – И хотя я еще не принесла обета, я ношу это истинно христианское имя потому, что сердцем я уже монахиня, а вскоре стану ею и в самом деле, лишь только получу на это разрешение от короля. Не привезли ли вы такого разрешения, брат мой?
– О! – с болью в сердце воскликнул Габриэль.
– Боже мой, в моих словах, уверяю вас, нет никакой горечи. Последнее время я так страдала среди людей, что, естественно, ищу прибежища.
В ее тоне действительно слышались только страдание и печаль. Но к этой печали уже примешивалась невольная радость, которую она не смогла подавить при виде Габриэля. Ведь не так давно она считала, что потеряла его, я теперь он стоит перед нею бодрый, сильный и, быть может, любящий. Поэтому она бессознательно спустилась по ступеням крыльца и, словно притягиваемая магнитом, оказалась рядом с Габриэлем.
– Слушайте, – сказал он, – пусть будет наконец устранено жестокое недоразумение, от которого разрываются наши сердца. Для меня нестерпима мысль, что вы меня не понимаете, считаете равнодушным к вам или – как знать? – даже своим врагом. Эта страшная мысль смущает меня при исполнении священной, трудной задачи, лежащей на мне. Но отойдем немного в сторону… сестра моя, ведь вы еще немного доверяете мне, верно же? Отойдем, пожалуйста, от этого здания, пусть никто не увидит и не услышит нас…
Диана уже не колебалась. Она только взбежала на крыльцо, заглянула в палату, убедилась, что там все спокойно, и, тотчас же спустившись к Габриэлю, доверчиво оперлась на честную руку своего «рыцаря».
– Спасибо, – сказал Габриэль, – нам дорога каждая минута. Знаете, чего я боюсь? Чтобы настоятельница не помешала нам объясниться. Ей теперь известно, что я вас люблю.
– Так вот почему, – протянула Диана, – добрая мать Моника сперва мне сообщила, что вы прибыли и желаете говорить со мной, а потом, узнав, очевидно, от кого-то о нашей любви, не позволила мне последние три дня выходить из обители и даже сегодня вечером хотела удержать меня дома. Но пришла моя очередь дежурить ночью в лазарете, и я пожелала непременно исполнить свой горестный долг. О, Габриэль, с моей стороны нехорошо обманывать такого доброго и любящего друга, правда?
– Нужно ли мне говорить, – с грустью ответил Габриэль, – что со мной вы должны себя чувствовать как с братом? Но вы должны знать, что я, ваш преданный друг, готовый ради вас пойти на смерть, решился отныне внимать не голосу любви, а скорбному голосу долга.
– Так говорите же, брат мой, – сказала Диана.
«Брат мой»! Это обращение, и страшное и чарующее, все время напоминало Габриэлю о том странном распутье, на которое его привела судьба. Это магическое слово подавляло собой тот страстный, неудержимый порыв, который готов был уже вспыхнуть в сердце молодого человека.
– Сестра моя, – довольно твердо заговорил он, – мне непременно надо было вас повидать и поговорить с вами, чтоб обратиться к вам с двумя просьбами. Одна относится к прошлому, другая – к будущему. Вы добры и великодушны, Диана, и вы не откажете в них другу, который, быть может, уже не встретит вас на своем пути.
– Ах, не говорите так, не говорите! – в отчаянии воскликнула Диана.
– Я говорю вам это, сестра моя, не для того, чтобы встревожить вас, а для того, чтобы вы не отказали мне в прощении, а также в одной милости. Прощения прошу за тот испуг, за то огорчение, которые вам причинил, вероятно, мой бред в день последней нашей парижской встречи. Увы, сестра моя, тогда говорил с вами не я, а горячка. Я поистине не знал, что говорил. Сделанное мною в тот самый день страшное открытие, которое я с трудом таил от вас, сводило меня с ума и ввергало в отчаяние. Вы помните, должно быть, что долгая и мучительная болезнь, чуть было не стоившая мне жизни, настигла меня тотчас же после нашего неудачного свидания.
– Мне ли это не понять, Габриэль?
– Не зовите меня Габриэлем, бога ради! Продолжайте называть меня братом…
– Как вам угодно… брат мой, – ответила удивленная Диана.
Но в этот момент неподалеку от них раздалась мерная поступь идущих людей, и Диана робко прижалась к Габриэлю.
– Кто это? Боже! Нас увидят! – шепнула она.
– Это наш дозор, – с досадой поморщился Габриэль.
И, увлекая за собой испуганную Диану, он взбежал по лестнице, которая упиралась в каменную балюстраду. Там, между пустой караульной будкой и зубцами стены, они и остановились.
Патруль прошел в двадцати шагах, не заметив их.
«Совершенно незащищенный пункт», – подумал Габриэль. Но тут же заговорил с Дианой, все еще не оправившейся от страха:
– Успокойтесь, сестра моя, опасность миновала. Но выслушайте меня, а то время уходит… Вы еще не сказали мне, что простили мое безумие…
– Разве горячка и отчаяние нуждаются в прощении? – сказала Диана. – Нет, только в сочувствии, в утешении, брат мой. Я на вас не сердилась, я только плакала.
– Спасибо! – воскликнул Габриэль. – Но вы должны избавить меня и от тревоги за наше будущее. Поймите меня: вы – одна из лучезарных целей моей жизни. Шагая к этой цели, я должен быть спокоен и думать только об опасностях пути. Я должен быть уверен, что в конце его меня ждете вы… Ждете с улыбкой скорби, если я приду, потерпев неудачу, или с улыбкой радости, если я приду с победой! Для этого между нами не должно быть никаких недомолвок. Между тем, сестра моя, вам необходимо будет поверить мне на слово… Ибо тайна, лежащая в основе моих поступков, принадлежит не мне. Я поклялся хранить ее… Ждите же меня! Спустя некоторое время я вернусь, чтобы сказать вам одно из двух: «Диана, я люблю тебя, ты должна быть моей, и нам надо сделать все для того, чтобы король согласился на наш брак». Либо я скажу вам: «Сестра моя, неодолимый рок воспротивился нашей любви и не желает, чтобы мы были счастливы. Ничего здесь от нас не зависит… Я возвращаю вам ваше слово. Вы свободны… Молча склоним головы и примиримся с неизбежным нашим жребием».
– Что за странная и страшная загадка! – невольно вырвалось у Дианы.
– Разгадку я смогу сообщить вам только по возвращении, – продолжал Габриэль. – До тех пор вы тщетно ломали бы себе голову над нею. А поэтому ждите и молитесь. Обещаете ли вы, во-первых, верить в меня, во-вторых, не носиться со скорбной мыслью уйти от мира и похоронить себя в монастыре? Обещаете ли вы верить мне?
- Предыдущая
- 45/142
- Следующая
