Инферно - Браун Дэн - Страница 1

© Dan Brown, 2013

© Перевод. В.В. Антонов, 2018

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

Все произведения искусства и литературы, а также исторические события, упоминаемые в этом романе, реальны.

Консорциум – частная организация с отделениями в семи странах. Ее название изменено из соображений безопасности и конфиденциальности.

Инферно – преисподняя, изображенная в эпической поэме Данте Алигьери «Божественная Комедия» в виде сложно организованного загробного мира, населенного бестелесными душами, заключенными между жизнью и смертью.

Я – Призрак.

За мной – мир слез, страданий и мучений,

За мною – скорбь без грани, без конца,

За мной – мир падших душ и привидений[1].

Я бегу, задыхаясь, по берегу реки Арно… поворачиваю налево на улицу Кастеллани и направляюсь на север, держась в тени галереи Уффици.

Но они по-прежнему не отстают.

Они гонятся за мной с дьявольским упорством, и их шаги звучат все ближе.

Они преследовали меня долгие годы.

Своим упорством они загнали меня в подполье… заставили жить в чистилище… мучиться под землей подобно хтоническому зверю.

Я – Призрак.

Здесь, на поверхности, я обращаю взгляд на север, но не могу найти прямого пути к спасению… ибо первые проблески зари закрывают Апеннинские горы.

Я прохожу позади дворца с его зубчатой башней и часами с одной стрелкой… осторожно проскальзываю между первыми уличными торговцами на площади Сан-Фиренце с их хриплыми голосами и дыханием, наполняющим воздух запахом сычуга и жареных маслин. Не доходя до замка Барджелло, я сворачиваю на запад к башне Бадия, и, наконец, передо мной дверь из железных прутьев у основания лестницы.

Здесь места страху нет!

Я поворачиваю ручку и вступаю в проход, понимая, что возврата оттуда уже не будет. Я с трудом заставляю себя переставлять налившиеся свинцом ноги по закрученным спиралью узким и стертым от времени мраморным ступеням.

Снизу доносятся голоса. Они взывают ко мне.

Они уже совсем близко и вот-вот меня настигнут.

Они не понимают, что грядет… не понимают, что я для них сделал!

Неблагодарная земля!

По мере того как я поднимаюсь, меня обступают видения… тела распутников, корчащихся под огненными струями, души чревоугодников, тонущие в нечистотах, вероломные злодеи, застывшие в ледяных объятиях Сатаны.

Я поднимаюсь по последним ступенькам и, обессиленный, оказываюсь на верхней площадке, чувствуя, как влажен и прохладен утренний воздух. Я устремляюсь к стене в человеческий рост и смотрю сквозь проемы в ней на раскинувшийся далеко внизу благословенный город, служивший мне убежищем от тех, для кого я стал изгоем.

Голоса приближаются и становятся все громче.

– То, что ты сделал, безумие!

Безумие порождает безумие.

– Ради всего святого! – молят они. – Скажи, где ты его спрятал!

Но именно ради всего святого я этого не сделаю.

Я стою в углу, прижимаясь спиной к холодному камню. Они вглядываются в мои ясные зеленые глаза, и их лица мрачнеют – теперь от уговоров они переходят к угрозам.

– Ты знаешь, что у нас есть разные методы. Мы можем заставить тебя сказать, где это.

Вот поэтому я и забрался на такую высоту.

Не говоря ни слова, я поворачиваюсь, хватаюсь за край стены и залезаю наверх – там выпрямляюсь и стою, пошатываясь, над пропастью. Веди меня, Виргилий, путей не разбирая… С тобой мне не страшна пучина зол…

Не веря своим глазам, они бросаются ко мне, хотят схватить за ноги, но боятся, что я потеряю равновесие и сорвусь вниз. В отчаянии они снова переходят к уговорам, но я отворачиваюсь. Я знаю, что должен сделать.

Подо мной, в головокружительной дали, красные черепичные крыши похожи на языки пламени, освещающего эту чудесную страну, по которой некогда бродили гиганты… Джотто, Донателло, Брунеллески, Микеланджело, Боттичелли.

Я подвигаюсь к самому краю.

– Слезай! – кричат они. – Еще не поздно!

Упрямые невежды! Неужели вы не видите будущего? Неужели не понимаете всей красоты моего творения? Его необходимости?

Я с радостью принесу эту жертву… и тем самым лишу вас последней надежды найти то, что вы ищете.

Вам ни за что не отыскать его вовремя.

Мощенная булыжником площадь в сотнях футов подо мной манит, словно райский оазис. Как же мне хочется еще пожить… но время нельзя купить даже на все мои несметные богатства.

В эти последние секунды я смотрю на площадь и вдруг вижу пугающий образ.

Я вижу твое лицо.

Ты смотришь на меня из теней. Твои глаза полны скорби, и все же я вижу в них уважение к моим свершениям. Ты понимаешь, что я лишен выбора. Ради любви к человечеству я должен защитить свой шедевр.

Он набирает силу даже сейчас… ждет… бурлит под водами кровавыми лагуны, которые вовек не отражают звезд.

И вот я отрываю от тебя взгляд и устремляю его на горизонт. Высоко над этим истерзанным миром я возношу свою последнюю молитву.

Боже милостивый, молю, чтобы мир считал меня не чудовищным грешником, а чудесным спасителем, которым, Ты знаешь, я являюсь на самом деле. Я молюсь, чтобы человечество поняло, какой дар я ему оставляю.

Мой дар – будущее.

Мой дар – спасение.

Мой дар – Инферно.

Я шепотом произношу «аминь»… и делаю последний шаг – в небытие.

Воспоминания всплывали медленно… как пузыри из глубин бездонного колодца.

Женщина с вуалью.

Роберт Лэнгдон смотрел на нее через реку, чьи воды бурлили кровью. Женщина неподвижно стояла на другом берегу, повернувшись к нему, но ее лицо скрывала вуаль. В руке она держала узкую головную повязку из синей ткани, которую затем подняла, отдавая дань уважения морю мертвецов у своих ног. В воздухе витал запах смерти.

Ищите, прошептала женщина. И обрящете.

Лэнгдон услышал слова, будто они прозвучали у него в голове.

– Кто вы? – крикнул он, но не услышал своего голоса.

Время уже на исходе, прошептала она. Ищите и обрящете.

Лэнгдон шагнул к реке, но увидел, что перейти ее вброд не сможет – кроваво-красные воды были слишком глубокими. Когда он снова поднял взгляд на женщину с вуалью, тел у ее ног стало гораздо больше. Их было уже сотни, а может, и тысячи; некоторые, еще живые, корчились в агонии и, умирая в жутких муках… поглощались огнем, захлебывались в испражнениях, пожирали друг друга. По воде разносились скорбные крики и вопли людских страданий.

Женщина двинулась к нему, протягивая тонкие руки, словно взывая о помощи.

– Кто вы?! – снова закричал Лэнгдон.

В ответ женщина медленно убрала с лица вуаль. Она была поразительно красива, но старше, чем сначала показалось Лэнгдону – наверное, лет шестидесяти с небольшим, – при этом величественная и статная, словно неподвластная течению времени скульптура. Волевой подбородок, глубокий проникновенный взгляд, длинные серебристые волосы спадают на плечи локонами. На шее амулет из лазурита – змея, обвившая посох.

Лэнгдон чувствовал, что знает ее… доверяет ей. Но как такое возможно? Почему?

Она показала на дергавшуюся перед ней пару ног, которые, судя по всему, принадлежали какому-то несчастному, закопанному в землю по пояс вниз головой. На бледном бедре мужчины виднелась написанная грязью буква «R».